Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

контракт на выступления в этом театре, у него начинались неприятности. Самые разные, от мелких, вроде потерянного багажа, до серьёзных, когда он простудился, и долгих четыре дня было неизвестно, вернётся ли к нему голос. Вы понимаете, два или три случая можно было считать совпадением, но их было восемь! И господин Оттоленги решил, что больше ноги его не будет в «Ла Фениче».

– Печально, – заключила леди Камилла и встала. – Ну что же, значит, мы встречаемся здесь через час?

Полине показалось, что грустная история, рассказанная Майлзом Вернером, Камиллу не заинтересовала. Сама же Полина же не удержалась и спросила у аккомпаниатора:

– Может, это происки каких-то… конкурентов?

– У Карла Оттоленги нет конкурентов, – маленький человечек в ярком жилете напыжился и задрал подбородок. – Все знают, что у него самый широкий диапазон, самый глубокий голос и самое блистательное исполнение сложнейших партий! Мы прекрасно обойдёмся без «Ла Фениче», а уж как они будут обходиться без нас – это их дело!

Пафос этого заявления был несколько сбит вернувшимся гидом Джакомо, который сообщил:

– Вы были совершенно правы, синьор Вернер! Заболел Йотам Гвидау, исполнитель партии Лепорелло. Ну, вы знаете, этот молодой бас, который так уверенно идёт к вершине…

Полина заподозрила, что Джакомо был совсем не так прост, как показался поначалу, и жёсткий смешок Майлза Вернера подтвердил это.

– Юноша слишком торопится! – Вернер брезгливо оттопырил губу. – А оперная карьера рассчитана на годы, не на месяцы. Посмотрим на результаты ближайших конкурсов, например.

Гид пожал плечами и повернулся к леди Камилле.

– Экселенца, через… – он посмотрел на часы. – Через пятьдесят шесть минут я жду вас здесь, в этом прекрасном холле!

***

Вернер на экскурсию тоже не поехал, так что на бархатных малиновых скамейках гондолы оказались только леди Камилла и Полина. Каналы и узенькие рио, дворцы и дома, стрельчатые окна, мрамор и облупившаяся штукатурка, перевёрнутое деревянное тело будущей гондолы на старинной небольшой верфи и десятки белых, нераскрашенных ещё масок в мастерской возле моста Риальто – всё это склеилось в памяти в один яркий, небывалый, фантастический ком. Разве что лестница палаццо Контарини дель Боволо запомнилась совершенно отдельно, и потом, слушая речи гида, Полина всё думала о том, каково жить в таком дворце и ходить каждый день по такой лестнице? Может ли обыкновенный, нормальный человек это вынести?

Гондола остановилась у причала, и Джакомо объявил:

– Это причал ресторана вашего отеля, экселенца, – поклон в сторону леди Камиллы. – Синьора! – поклон Полине. – Здесь для вас сервирован обед, столик на террасе, с отличным видом. Через полтора часа нас ждут в храме Единого на площади святого Марка, для вас даже откроют крипту! Гондола подойдёт сюда же, и я буду счастлив сопроводить вас.

Он изящно поклонился и исчез, словно театральный персонаж, какой-нибудь Панталоне, провалившийся в люк на сцене.

– Ой! – только и смогла выдавить Полина.

Леди Камилла усмехнулась, милостиво кивнула метрдотелю в дивного покроя фраке, отодвигавшему для неё кресло, и уселась. Полина заняла место напротив.

Им принесли просекко. Леди Камилла посмотрела сквозь золотистые пузырьки на здание напротив – серый мрамор, стрельчатые окна, тёмно-красные шторы, – и спросила:

– Вы разве не были раньше тут, в Венеции?

– Была, – Полина вздохнула довольно уныло. – А что?

– Ну, вы так живо реагируете, что мне стыдно становится: я-то уже видела здешние чудеса и слышала болтливых гидов.

– Я была здесь… лет пять или шесть назад, – прикрыв глаза, Полина пригубила просекко. – В декабре проводилась большая всемирная конференция по математическому моделированию магических процессов, и меня пригласили прочесть доклад по исчислению ковариантной производной вектора в магическом поле… Да, простите. В общем, по моей теме. Со мной поехал коллега из Новосибирского университета, нам даже оплатили портальный переход. А потом всё пошло как-то наперекосяк…

Она замолчала, потому что два торжественных официанта под командованием метрдотеля принесли блюда под серебряными крышками-клош и синхронно эти крышки сняли. Полина ощутила запах еды и поняла, что голодна просто ужасно, так, словно не ела уже три дня, да и до этого питалась в основном акридами безо всякого мёда.13

За столом воцарилось молчание. Леди Камилла, в общем-то, тоже проголодалась, так что от подруги не отставала. Только тогда, когда пустые тарелки были окончательно убраны, и перед ними поставили вазу с пирожными и рюмки с тягучим сладким вином, она спросила:

– Так что же пошло не так в прошлый ваш приезд сюда?

– А! – Полина махнула рукой. – Почему-то нас всех поселили на Лидо ди Венеция. Там вообще-то в декабре всё закрыто, это же курортное место, но для математиков открыли пару гостиниц. В зал, где проводился конгресс, должны были возить катерами каждое утро, по строгому расписанию. А как ещё можно перевезти две сотни участников лодочками, в которые влезает по шестнадцать пассажиров? Вот только расписание тут же перепутали, кому-то надо было что-то обсудить с коллегами, кто-то с кем-то враждовал… – она помолчала и спросила. – А почему Оттоленги не поёт в театре «Ла Фениче»?

Леди Камилла аккуратно сняла с колен и сложила салфетку из узорчатой ткани, разгладила получившийся квадратик, вздохнула и всё-таки ответила.

– Потому что у Карла Оттоленги есть один большой недостаток.

– Какой?

– Он сам. К сожалению, великий бас в то же время мелкий завистник, для которого любой соперник – это нож острый. Подробностей конкретно этой истории я не знаю…14

– Тогда, может быть, он не так и плох? – с трудом выговорила Полина.

У неё защемило сердце. Ну как же так, ей ведь не показалось, что Оттоленги смотрел именно на неё, и ей улыбался, и вёл под руку, ведь это было на самом деле?

– Может быть, – пожала плечами леди Камилла. – Думаю, если не подпускать его слишком близко, он будет замечательным курортным спутником. Просто… взвешивайте каждый шаг, хорошо?

– Тогда уж лучше сказать не «взвешивайте», а «рассчитывайте»! – Полина улыбнулась. – Всё-таки я математик по профессии!

***

Ложа, в которой их разместили, находилась на уровне бельэтажа и словно нависала над сценой и зрительным залом. Чрезвычайно возбуждённый Майлз Вернер словно стал выше ростом, что не мешало ему беспрерывно болтать, то и дело потирая пухлые ручки.

– Вы знаете, что эта ложа – секретная? – спросил он, блестя глазами. – Её невозможно разглядеть из зала, и на схеме её нет.

– Как это? – лениво переспросила Полина.

За длинный набитый экскурсиями день она так устала, что сейчас могла только растечься в кресле медузой и иногда шевелить пальцами.

– Вот так! Ложу напротив вы видите? Нет! А она есть! – Майлз снова