Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский

Четыре года жизни в Ростове это, конечно, не только познавательный, учебный процесс, но и время нашего возмужания, формирования нас как личностей, расширения жизненного кругозора и накопления житейского опыта.

Из воспитанников нашей 3-й батареи МАПУ в Ростов были распределены человек семь-восемь (Юра Проклов, Юра Тарелкин, Саша Кулаков, Женя Гайван, Виталий Дождев), из которых только я и Виталий попали вместе на один факультет, остальные были распределены по другим факультетам, хотя на первых порах, пока мы жили в казарме, это нас особо не отягощало. Первое время мы старались кучковаться вместе, нас как бы дух и традиции МАПУ оберегали от сложностей и неожиданностей нашей новой жизни. В последующем, по мере втягивания в учебу, стали формироваться уже группки и компании по факультетским интересам. Но это потом. А на первом курсе, когда учебные дисциплины для всех факультетов были практически одинаковыми и при этом первые курсы всех факультетов жили в одной огромной и неуютной казарме, мы частенько собирались и вспоминали с грустинкой о нашем МАПУ, о наших офицерах и преподавателях, о нашей милой, беззаботной школьной жизни. Но и в нашей теперешней ростовской действительности все чаще и чаще появлялись новые аспекты, которые со временем не оставляли места для грусти и воспоминаний о прошлом. Ну действительно, когда же здесь грустить, когда некая загадочная личность ходит по казарме, собирает с каждого из нас по рублю, обещая вечером показать фильм из серии «Взято в качестве трофея…» И верно, где-то уже после отбоя появляется передвижная киноустановка, мы, в нижнем белье и завернутые в одеяла (в казарме жуткий холод!), тесной кучкой рассаживаемся между рядами наших двухъярусных коек в ожидании чего-то прекрасного и волнующего. Как правило, предчувствие нас не обманывало. «Серенада Солнечной долины», «Сестра его дворецкого», «Большой вальс» — вот далеко не полный перечень фильмов, которые мы с восторгом смотрели в холодной казарме после отбоя. Не дремали и политработники. Как уличные зазывалы, они старались нас чем-то увлечь, агитируя за разнообразные кружки и секции. Поддавшись их агитации, а также учитывая, что нас поначалу вообще долго не пускали в увольнение, многие из нас, и я в том числе, решили от нечего делать записаться в хор (мужской, естественно). Руководила этим хором молодая, очень энергичная и увлеченная своим делом девушка. На первые занятия хора мы шли чуть ли не в приказном порядке под контролем курсового офицера. Но потом как-то незаметно и, в общем-то, к нашему всеобщему удивлению, мы не только стали с энтузиазмом посещать спевки, но и задерживались сверх отведенного времени. Эта маленькая девчушка сумела заразить нас своей любовью к музыке, заставила нас учить ноты и даже петь по ним! Когда мы уже достаточно хорошо спелись и выступали как единый музыкальный коллектив, подчиняющийся беспрекословно дирижерской палочке нашего кумира, нас стали выпускать в эфир. Местный, конечно. Вершина нашего мастерства — «Ноченька» Даргомыжского. Достаточно сложное сочинение на несколько голосов. До сих пор испытываю чувство почти профессиональной гордости, вспоминая, как с умилением слушал трансляцию Ростовского радио с записью нашей «Ноченьки». Для многих это было первое приобщение к музыкальной культуре. Но как-то со временем хор почему-то распался, и мы, его участники, демонстрировали свои вокальные возможности уже частным порядком, в основном за праздничным или дружеским застольем. Все последующие годы, когда мне приходилось попадать в общество любителей музыки, я всегда находил возможность небрежно вставить фразу о том, что мне, мол, приходилось исполнять сложные произведения Даргомыжского, а если было к месту, то и демонстрировал пару «ля» все из той же «Ноченьки >. И сразу становился среди музыкантов своим человеком.

В те далекие трудные послевоенные годы театральная жизнь Ростова только еще восстанавливалась. Знаменитый некогда Ростовский драматический театр (огромный макет трактора ЧТЗ — пример советского кубизма) стоял еще в развалинах. Приезжие гастролеры выступали, как правило, в областной филармонии или в окружном Доме офицеров. Кинотеатры — вот основной вид нашего культурного отдыха, когда мы попадали в увольнение. Да еще вечера танцев все в тех же Доме офицеров и филармонии. А еще чаще — на вечерах отдыха в одном из ростовских институтов. На этой территории нам иногда приходилось вступать в схватку с извечными соперниками в борьбе за сердца очаровательных ростовчанок — курсантами мореходного училища. Мне думается, что ростовские студентки, зная о перспективах после выпуска каждой из воюющих сторон, пальму первенства отдавали все же нашему брату.

Помнится, на вечерах училищной самодеятельности мы с удовольствием слушали наших доморощенных артистов, среди которых особо выделялся своими голосом, обаянием и осанкой лейтенант Поцелуев. Как правило, аккомпанировала ему очаровательная женщина — Лилия Александровна. Романсы, песни советских композиторов в исполнении этой симпатичной пары пользовались у всех нас, и особенно молодежи, всеобщей любовью. Мы все любили Сашу Поцелуева. Одна фамилия чего стоит! Среди самых первых выпускников училища были только два золотых медалиста, и один из них — Саша. Пройдет много лет, и начальник кафедры Академии имени Дзержинского доктор технических наук, профессор, генерал-майор Александр Васильевич Поцелуев будет руководить моей диссертационной работой. Как-то так получалось, что наши жизненные пути периодически где-то пересекались, и мне приходилось общаться с приятным для меня семейством Александра Васильевича и Лилии Александровны и в казахских степях, и в Москве, и в хорошие времена, и в трудную годину. Эта семейная пара всегда была для меня примером для подражания и тогда, когда я ходил еще в холостяках, и даже сейчас, когда я сам уже глава большого семейства. Я глубоко убежден, что если в моей семье постоянно присутствуют любовь да согласие, то во многом я обязан этим Александру Васильевичу и его очаровательнейшей супруге. Время берет свое — наши контакты ограничиваются сегодня, к сожалению, лишь телефонными звонками, но они регулярны, длительны и, надеюсь, взаимно интересны.

Спорт — вторая после самодеятельности сфера приложения нашей молодой, кипучей энергии. Бокс, гимнастика, тяжелая и легкая атлетика, борьба — почти каждый из нас занимался в какой-либо секции. Ну а футбольные баталии между факультетами всегда были предметом жарких споров и даже стычек между наиболее ярыми болельщиками. Я выступал за факультетскую футбольную команду и продолжал заниматься своей любимой гимнастикой. Схема почти московская — три раза в неделю, кстати, включая субботу, я с группой таких же энтузиастов вечером, после самоподготовки, собственным ходом, по увольнительной записке отправлялся в спортзал окружного Дома офицеров. Тренировался много, с желанием, отдавая предпочтение тренировкам в ущерб субботним и воскресным свиданиям, дружеским вечеринкам и вечерам отдыха. Мне нравился сам процесс тренировки и все, что с этим связано, — возможность три раза в неделю прокатиться на трамвае по городу, общение с новыми людьми — тренерами, товарищами по команде. В эти времена я уже повадился летом в каникулы загорать на берегу Черного моря. Там уж есть где и кому продемонстрировать результаты моих упорных тренировок в спортзале. Чуть не заделался «моржом». Целый год упорно каждое утро зимой и летом принимал холодный душ с последующим обтиранием. Прекрасная зарядка бодрости на весь день! А зимой договорился с ребятами в очередное увольнение искупаться в проруби Дона. Но что-то не решился. Помню, в феврале, в день моего рождения родители прислали телеграмму: «Поздравляем с днем рождения. Умоляем не купаться в Дону». Я, как послушный сын, выполнил их просьбу.