Трубка снайпера - Сергей Зарубин

Рано утром в густом тумане Номоконов уловил осторожные шаги человека, вышедшего к оврагу. Не дорога привела его сюда –лесная тропинка. Человек нигде не запнулся, не сломал ни одну ветку, не кашлянул. «Этого караулить послали, – подумал Номоко­нов. – Не простой…». На краю оврага человек остановился, а ми­нут через десять осторожно двинулся по направлению к старой сидке стрелка. Шаги затихли, пропали, и Номоконову не удалось разга­дать намерения осторожного фашиста.

Вернулись немцы, зачем-то выходившие на ночь за овраг. Номо­конов их узнал. Стуча оружием, они в разных местах спрыгнули вниз, собрались вместе и, переговариваясь, пошли к своим окопам.

Всходило солнце, рассеивался туман. В вышине неба опять послышался гул моторов. Номоконов хорошо видел местность вок­руг родника и внимательно исследовал ее в бинокль. Повозки с мерт­вым фашистом нет, с завалившегося битюга снята сбруя. «Склад» с трофеями не тронут. Одного водовоза не стало – утащили. Второй немец, осевший под березкой, тот самый, над которым чуть раскачи­вается хугур, – на месте. На тропинке, ведущей к роднику, лежит но­вый фашист. Вроде бы встать намеревается – на локтях затих намертво.

Номоконов перевел бинокль на дерево, кора которого была ободрана солдатскими ботинками, и в густом сплетении ветвей различил серое пятно.

Ждать!

Когда солнце осветило верхушки деревьев, росших напротив, Номоконов увидел человека, подползающего к оврагу. Он был в каске, в маскировочном халате и осторожно выдвигал вперед вин­товку. У корней дерева человек долго лежал не шевелясь, а потом прижался к земле и швырнул на открытое место обгорелую черную палку. Видел Номоконов в бинокль каждое движение врага. Полежав несколько минут, немец надел на ствол винтовки каску и осторожно приподнял ее, направляя в сторону старой сидки.

– Эге, – вытянул шею Номоконов. – Так-так…

Живо вспомнились солдату Даурские степи. Не раз бывал он там с колхозной охотничьей бригадой, жирных тарбаганов бил. Запросто не подберешься: за версту вокруг все видит и слышит хитрый степной зверек. А только чудной он, любопытный. Вот так, как этот немец, обманывал Номоконов тарбаганов. Маши руками, платком, выставляй из-за бугра шапку, бросай в сторону комки земли и ползи потихоньку. Крутится на бутане жирный зверек, тяв­кает, свистит, а не прячется. Тут и попадает на пулю.

– Тарбагана манишь? – насупился Номоконов.

Немец полз по выемке и временами поднимал каску. Он ждал выстрела, удара пули, и Номоконов шевельнул винтовкой: не раз мушка застывала на высовывающейся спине врага. Гитлеровец вдруг вскочил, перебежал к обрыву и упал в яму. Снова появилась, поплыла в сторону железная, поблескивающая на солнце, каска.

Но вот опять привстал фашист, махнул рукой.

Поодаль вышел из кустов другой немецкий солдат. Высокий, с непокрытой головой, с автоматом наготове, он быстро подошел к оврагу, спрыгнул вниз и, направляя оружие по сторонам, осмотрел­ся. Успокоившись, он быстро зашагал по тропинке, проторенной по дну оврага. Номоконов услышал шаги и, глянув вниз, опешил. К роднику направлялся еще один немец – этот зашел откуда-то сзади.

Куда тронулся высокий фашист с автоматом в руках? Искать сидку русского снайпера или отвязывать «кукушку»? Открыть огонь, когда он положит оружие и полезет на дерево? Выстрелить в немца, затаившегося на обрыве? Этот все вынюхивает, команду­ет… Турнуть фашиста, который ползает теперь возле родника и щупает камни? Вот он склонился над убитым, огляделся по сторонам, боязливо потрогал винтовкой пучок волос, свисающих со склоненной березки.

«Сапера послали, – озирался Номоконов. – Начинать али еще подождать? Может, много фашистов за кустами? Притаились, ох­раняют».

Немец, уходивший по ложбине, поравнялся с большой сосной и, круто свернув влево, стал карабкаться по склону. Легонько свистнуло над оврагом. Немец взмахнул руками и, рухнув на спи­ну, покатился вниз.

–Как?

Снова свистнула пуля. В грохочущих звуках войны Номоко­нов уловил далекий винтовочный выстрел и увидел, что из рук немца, лежавшего на обрыве, выпало оружие. И этот был сражен чьим-то далеким молниеносным ударом. Солдат перевел винтовку к роднику, но было поздно. Взвизгнула пуля, отскочившая от валуна, со звоном унеслась в вышину. Немец, уползавший за камни, оста­новился, задергался, выкатился на открытое место и затих.

Все произошло в считанные секунды. «Кто-то позади наладил­ся, – догадался Номоконов. – Ловко ударил, быстро. Кто? Тагон Санжиев свил гнездо али Дубровин явился? Чего сам оплошал, скажут, струхнул? Так-то так, а однако, моих взял!».

Солдат рассердился. Долго приманивал он фашистов, а только проворонил, навел на пули другому. Чьи-то линзы бинокля обшаривают сейчас родник, замирают на серых камнях, видят мертвых фашистов, склоненную березку с клоком черной шер­сти, смеются. Зорко всматривался и Номоконов, переводя бинокль с места на место. Не шевелились ветви кустов, никто не сбегал в овраг, и солдат совсем расстроился. Он поймал себя на мысли, что много говорил в эти дни и плохо слушал других. Лейтенант предупредил на прощанье: нельзя бродить по квадрату, сворачи­вать. Двести – триста шагов в любую сторону оврага – здесь раз­решалось выбрать сидку.

«Однако на чужую делянку вышел, –догадался стрелок. –Али кого на помощь отправил лейтенант? Али для проверки, посмот­реть? Так или не так, а боевой явился, грамотный, шибко меткий. Вчерась не было его – ночью сел».

Сложное чувство охватило сердце таежного человека. Эге-ге… Есть стрелки во взводе! В тайге все больше вплотную подходил к зверю охотник – сутками выслеживал, поближе подкрадывался. А почему? Боялся промахнуться, патрон зря истратить – вечно не хва­тало припасов. Здесь не повоюешь так – быстро засекут. О разных звуках и шумах толковал лейтенант перед охотой, а он, Номоконов, дремал, на свою старинную сноровку надеялся. Место выбрал не­важное, закрытое… А этот– молодцом. Правильно сел, хорошо… Давно увидел фашистов, но подальше их отпустил, издаля, в самый момент ударил! Теперь ищи его – кругом стреляют.

А может, и поторопился человек? Глядишь, к закату солнца большой зверь вышел бы из леса, офицер? Не любит караулить, молодой… Понял таежную приманку, догадался? На готовое всякий мастак… Но теперь, если еще кто придет на хугур посмотреть, не будет жалеть патронов Номоконов, первым ударит, сразу. Оправда­ется стрелок, покажет себя. Пусть целая орава фашистов выйдет, пусть хоть один из них серой тенью мелькнет среди деревьев.

Пора обеда миновала, на «немецкую сторону» пошло солнце, а враги не появлялись. Заметил стрелок однажды: вдали, на склоне оврага, ярко блеснуло что-то и исчезло. Стеклышко разбитой бутылки, банка? Разглядеть ничего не удалось, и Номоконов перевел

бинокль в сторону. Кругом, как обычно, стреляли. Над оврагом, цвикая и посвистывая, изредка проносились пули. Шальные, они осыпали хвою, сбивали ветки, стукались о стволы деревьев. Легонько треснуло над головой. Солдат определил, что прилетевшая откуда-то пуля прошила трухлявый пень, но продолжал наблюдать. Вторая пуля легла точнее. Злая и стремительная, она взбила землю перед маленькой амбразурой, пробила корень, чиркнула по рукаву телог­рейки и где-то зарылась. Номоконов вспомнил про осторожного фашиста, поступью рыси уходившего в тумане по направлению к его старой сидке, опустил бинокль, тесно прижался к своему холод­ному ложу, застыл.

ДЛЯ СНАЙПЕРСКОЙ НАУКИ

Он пришел в блиндаж с тяжелой ношей. Три автомата, черная винтовка с оптическим прицелом, клок длинных густых волос, сви­сающих из-под ремня, своя трехлинейка… Номоконов закрыл за собой дверь, выпрямился. Грязный, с ошметками глины на коле­нях, настороженный, он действительно был похож на шамана, уве­шанного амулетами. Заулыбались солдаты, окружили стрелка, по­могли снять оружие. Нерадостно встретил Номоконова лейтенант Репин – руки опустил по швам.

– Докладывайте!

Чего там… Только что опять промашку сделал солдат. Пра­вильно и вовремя вышел он к заграждению, а когда послышался щелчок затвора и строгий возглас, забыл солдат короткое слово, все время вертевшееся в голове, и закричал «длинно», по-своему:

– Свой идет, советский! Погоди, парень. На охоту я ходил, от лейтенанта! Это, который Репкин…

Солдата взяли под руки, увели в маленькую землянку и там, при свете коптилки, рассмотрели со всех сторон. Заместитель ко­мандира взвода старший сержант Тувыров там оказался. Он и зво­нил из землянки лейтенанту, сказал, что «жив и здоров Номоко­нов, с большой добычей идет, верным курсом, а только, как и

предполагалось, пропуск запамятовал». Словом, все известно…

– Хорошо постреляли, – внимательно осматривал лейтенант солдата. – Четверых уничтожили?

– Маленько не так, командир… Там еще лежит мой, этот но­чью без оружия явился. Ну и немецкого коня свалил, имущество…