Трубка снайпера - Сергей Зарубин

Номоконов облегченно вздохнул. Он понял, что теперь прочно свяжет свою судьбу с людьми, которые охотятся за гитлеровцами.

– Долго добирался я сюда, – задумчиво сказал он Санжиеву. Кружил, кружил, а попал.

Вечером рядом легли на дощатые нары блиндажа, укрылись шинелями, вспоминали родные места. Санжиеву надо было отдыхать перед «охотой», но земляки никак не могли наговориться.

Лейтенант Репин беседовал с солдатами, только что прибывши­ми во взвод из различных подразделений полка. Заходили в блиндаж снайперы, коротко докладывали о результатах «дневной работы», ставили винтовки в самодельную пирамиду, ужинали, перешепты­вались. Номоконов прислушивался: люди, разговаривая между со­бой, повторяли слово, прилипшее к нему еще в саперной части.

– Шаманом назвали, – улыбнулся Санжиев. – Ничего.

Тагон по-своему представлял себе войну, и Номоконов заме­тил, что их взгляды сходятся. Земляк сказал, что линия фронта похожа на большой пал, который случается весной в степных про­сторах. Огненная лавина движется вперед, все пожирает на своем пути, опустошает. В степи все выходят тушить пожар. Ему, Сан­жиеву, вручили винтовку для того, чтобы он помог своему народу сбить пламя войны, потушить все искры. Издавна подружился Та­гон с дробовым ружьем: бил в степи дзеренов, коз, волков. Двад­цать пять лет исполнилось Тагону, а в армии не служил: по очень важному делу отсрочку давали. Раньше отару овец пас Санжиев, потом курсы трактористов окончил, стал водить по полям могу­чую машину, распахивать степные просторы. Немного было перед войной трактористов-бурят, и когда подошел его черед призывать­ся в армию, – не взяли. Паши, сказали, сей – боевое задание вы­полняешь. Так и отстал от своих одногодков. Женился, сын растет. А теперь оторвала война от семьи и пашни.

Метких стрелков собрали во взвод совсем недавно, когда снова пришлось отходить. Тагон сам разыскал командира, под началь­ством которого хотелось воевать. Прочитал лейтенант Репин справку о пятидневной боевой выучке забайкальца, поставил на пень спичечный коробок и выдал Санжиеву обойму – так проверял он тогда своих людей. Некоторые зря бросали пули и, устыдившись, уходили прочь. А он, Санжиев, сумел сбить коробку с первого вы­стрела. Подальше поставил разбитую коробку лейтенант – опять сбил ее Санжиев. В кусты унесло. Обрадовался лейтенант, о бу­рятском народе стал расспрашивать.

Первого фашиста он, Санжиев, прикончил так. С деревьев стре­ляли враги, не давали прохода солдатам. Высмотрел Тагон одну «кукушку», прицелился. Все равно что глухаря сшиб с сосны – креп­ко о землю шлепнулся немец.

Когда закрепились в обороне, ведомость завели, решили счи­тать убитых захватчиков. Неплохо получается, дельно. Вроде обо­жглись фашисты, а все равно рыщут, близко подходят, все высмат­ривают. Совсем смелые есть – сами на пулю лезут. Всех можно перебить из винтовок. Вот так, аба4.

Ночью Тагон ушел за передний край.

Рано утром неподалеку от блиндажа, в лощине между скатами высот, стреляли в цели другие солдаты, только что прибывшие во взвод. Лейтенант бережно протянул Номоконову винтовку с оп­тическим прицелом:

– А вы из этой попробуйте.

Теперь уже внимательно, с нескрываемым любопытством ос­мотрел Номоконов трехлинейку с необычным прибором для при­целивания. Слышал, слышал таежный зверобой о таких винтовках, а вчера, в блиндаже, впервые в жизни увидел ее – грозную, тускло поблескивающую. Командирская, одна-единственная во взводе, Тагон Санжиев сказал… А ну, что за штука?

Прилег Номоконов, открыл затвор, зарядил винтовку, стал це­литься. Блестящие, выпуклые стекла вплотную приблизили дале­кую мишень, но солдат долго не решался спустить курок. Мешали какие-то тени, которые узенькими серпиками народившегося меся­ца возникали в оптическом прицеле. Заморгал стрелок, стал проти­рать глаза ладонью, и командир взвода потихоньку, чтоб не слыша­ли другие, спросил, а умеет ли Номоконов пользоваться биноклем?

Совсем за парнишку считает лейтенант таежного зверобоя! Как же не уметь? Еще в колхозе его, лучшего по всей округе охотника, премировали однажды биноклем. Много зверя высмотрел Номоко­нов в небольшие чудесные трубки. А вот расстался с ними: перед вой­ной отобрали и бинокль – вместе с берданкой и патронами. А здесь, на фронте, снова обзавелся биноклем Номоконов. Он добыл его в день, когда вместе с младшим сержантом Смирновым отходил к своим. Легковая машина остановилась на вершине холма, и вылез из нее высокий немец. В упор ударил Номоконов. Шофер вот только удрал –не успел стрелок свалить его. Взял Номоконов бинокль сраженного гитлеровца и ушел в лес: на дороге показались грузовые немецкие машины. Стреляли фашисты, кричали вслед, шумели, а напрасно.

Следить в бинокль за зверем – привычное дело, а наводить мушку через стекло не приходилось.

– Которые гайки крутить, сказывай, командир!

– Вот эти, – прилег рядом Репин. – Так… восемьсот метров… Ставим… А эта гаечка для четкости, для ясности… Как теперь?

– Теперь ладно.

– Цель должна быть на самом пересечении, в выемке, – на­ставлял Репин. – Берите ее на острие мушки, как бы чуточку подцепите. Ясно?

– Шибко ясно.

Первые выстрелы из снайперской винтовки… Кучно легли пули на голове фанерного фашиста, и лейтенант Репин задумался.

– Без практики и пристрелки, восемьсот метров…

– Чего говоришь? – не понял Номоконов.

– Говорю, что нет у нас таких винтовок, мало. Но ничего… Мы обязательно напишем рабочим. В самое ближайшее время получите снайперскую винтовку. А пока… Будете бить захватчиков из своей.

– Ничего, не горюй, лейтенант. И эта хорошо поет.

– Засчитали в поминальник высокого фашиста с биноклем?

– Как же, – осторожно сказал Номоконов.

– Таких на особый учет, – посоветовал лейтенант. – Какой-нибудь зарубкой, закавыкой. Если все верно – офицера свалили.

В тот же день, сбившись тесной кучкой возле Репина, снайпе­ры осматривали из траншеи местность за передним краем. Слева дымно чадил ельник, горела трава, издалека доносился дробный перестук пулеметов.

– Болото Лисий мох. – Вынул лейтенант из сумки карту. – Вместе со всем полком мы отвечаем здесь за каждый метр земли. Последние сведения разведки очень важные. Позавчера на нашем участке фронта немецкие солдаты начали оборудовать опорные пункты. Просеки рубят, траншеи роют в полный профиль, пулеметные площадки устанавливают на деревьях. В общем, не удаются врагам пара­ды, зарываться в землю приходится.

Дрогнул воздух, позади послышался глухой орудийный залп.

– Мы не одни. Вся страна на переднем крае. Командование возлагает большие надежды и на солдат, вооруженных простыми винтовками. Нельзя давать врагам передышки, позволять им на­капливать силы, укрепляться. Необходимо измотать их в позици­онной борьбе, отбросить и разгромить. Такова установка военно­го совета фронта. Приказано вести беспощадную борьбу на унич­тожение фашистских убийц.

– Понятно, товарищ лейтенант!

– Ясна задача!

– Каждый получит по квадрату, – продолжал Репин. – Кроме того, нас будут перебрасывать с места на место. Наиболее трудные и важные цели возьмем на мушки своих винтовок. Враги хорошо понимают, что в этой местности скажет свое слово обычное стрел­ковое оружие. Немцы мелкие подразделения выдвигают, пулемет­чиков, снайперов. И мы вступаем в смертельную борьбу! Пусть наше болото станет захватчикам могилой.

Квадрат шестнадцатый закрепили за Номоконовым. Привел Репин солдата на место, передал ему бинокль, осторожно забрался на бруствер свежеотрытой траншеи.

– Сегодня – общее знакомство. Постарайтесь запомнить рельеф местности, основные ориентиры. В общем, хорошенько осмотри­тесь: как в тайге, перед охотой.

– Понимаю.

– Вечером буду спрашивать о каждом кустике, о каждом озерке.

– Хорошо, лейтенант.

Нейтральная полоса… Много раз приходилось Номоконову выходить на «ничейные» земли, которые никто не отмерял и не разграничивал. На дистанции прицельного ружейно-пулеметного огня останавливались войска друг против друга на несколько дней, а порой и на несколько часов.

Здесь положение особое. Заболоченная, все расширяющаяся на север, долина разделила передние края. Много озер, камышей… Есть островки и заросли густого леса, бугры с одиночными деревьями, обгорелые пни. На бумаге у лейтенанта болотом зовется долина, лишь местами проходима она для войск. Правильно, не разместить здесь много людей, не разбегутся и танки. На склонах высот, круто спуска­ющихся к низине, зарываются в землю главные силы обеих сторон.

– Верст пяток «нейтралке», – прикинул солдат.

Понимает Номоконов, чувствует: кипучей, хоть и тайной, жиз­нью наполнена долина. Сотни глаз осматривают «ничейную» зем­лю. Затаились в низине стрелки и наблюдатели. Ночами обе сторо­ны выдвигают за передние края отряды охранения, секреты. Что это мелькнуло в ельнике? Наши поползли или фашисты крадутся?