Суд присяжных во Франции - Петр Михайлов

Если следовать упоминаниям древних авторов, то способы судопроизводства германских племен и галлов значительно отличались. Корнелий Тацит в своем произведении «О происхождении германцев» указывает: «О делах, менее важных, совещаются их старейшины, о более значительных – все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу. Если не происходит чего-либо случайного и внезапного, они собираются в определенные дни, или когда луна только что народилась, или в полнолуние, ибо считают эту пору наиболее благоприятствующей началу рассмотрения дел… Когда толпа сочтет, что пора начинать, они рассаживаются вооруженными…

На таком народном собрании можно также предъявить обвинение и потребовать осуждения на смертную казнь… На тех же собраниях также избирают старейшин, отправляющих правосудие в округах и селениях; каждому из них дается охрана численностью в сто человек из простого народа – одновременно и состоящий при них совет, и сила, на которую они опираются»[158].

Юлий Цезарь пишет, что у германцев «в мирное время нет общей для всего племени власти, но старейшины областей и пагов творят суд среди своих и улаживают их споры»[159]. Если учесть замечание Страбона о галлах – «теперь они повинуются большей частью распоряжениям римлян»[160], то судопроизводство германцев кажется более приемлемым в качестве предшествующего судопроизводству франков, бургундов и вестготов, завоевавших в первой четверти V века бывшую римскую провинцию Галлию.

Франками в III – начале IV века называли проживавших вдоль нижнего течения Рейна хаттов, хамавов, тенктеров, бруктеров, марсов, сугамбров и другие племена.[161] Франки – это племенной союз, отдельные племена которого действовали зачастую самостоятельно. Франков делили на салических, т. е. живших вдоль берега моря, и рипуарских, т. е. живших на побережьях рек. Обычно возникновение Франкского государства связывают с именем Хлодвига (481–511), который покорил почти всю южную Галлию. Продвижение же франков в глубь Галлии началось еще в IV веке, они освоили территорию вдоль Шельды и нижних течений Мааса и Рейна.

При франках судоустройство было следующим: в королевском суде председательствовал король или граф дворца, если король делегировал ему право судебного разбирательства, который также занимался редактированием приговоров и был докладчиком в суде. Самостоятельно граф дворца мог судить только нижестоящих. В судебных разбирательствах короля присутствовало всегда духовенство, оптиматы, чье положение не очень ясно, но их всегда упоминали отдельно от иных грандов – высокопоставленных лиц,[162] это были гранды высшего порядка. Кроме оптиматов присутствовали гранды, затем графионы и графы. Гранды, которых называли майордомами, также присутствовали в судебных заседаниях – пледах – и принимали участие в судебном разбирательстве. В судебных заседаниях участвовали также два сенешаля, тогда как количество остальных участников не определялось. В судебном разбирательстве участвовали также советники по правовым вопросам, которые именовались скабинами дворца. В компетенцию королевского суда входило судебное разбирательство в отношении вассалов, левдов[163], вдов и сирот, находившихся под протекцией короля; все споры, которые возникали из смысла законов, жалобы на отказ в правосудии, оболживливание приговоров нижестоящих трибуналов.

Юрисдикция графов, которые исполняли отправление правосудия, управление армейскими подразделениями и финансами, распространялась на всех свободных людей их графства, как на священников, так и на мирских. Графы, однако, были только главой трибунала города или того места, где они имели свою резиденцию, их суд был сформирован епископами, аббатами, левдами их уровня, которые были обязаны помогать графу отправлять правосудие, в этот суд входили также люди закона, именуемые то скабинами, то рахинбургами, для вынесения приговора таких людей необходимо было в количестве не менее семи.[164] Свободные люди также были обязаны участвовать в судебном разбирательстве. Когда случай этого требовал, их свидетельство могло подтвердить истинность фактов, оспариваемых сторонами. Со временем усердие, направленное на обеспечение участия всех свободных людей в судебном разбирательстве, ослабело, присутствие в пледах стало обременительным для народа, который не могут к этому принудить. Начинают выбирать для присутствия в суде людей, зарекомендовавших себя своей просвещенностью и добропорядочностью. Их называли bons hommes. Эти люди стали судьями факта, а скабины – судьями права.[165] Графы имели нотариусов и гриффиеров, которые умели хорошо писать.

Сотник, который назывался викарием графа, не мог ведать делами, в которых речь шла о жизни, свободе или собственности. Он судил только маловажные дела, но его приговоры произносились в последней инстанции. Ему ассистировали три лица, взятые среди подсудных ему людей. Доказательствами в процессе были ордалии или клятва (присяга). При этом лицо, занимающее высокое положение, при незначительном деликте могло само дать клятву, иные лица нуждались в соприсяжниках.

Ж. Бернарди считает, что из всех доказательств при посредстве ордалий соприсяжничество было самым разумным: «В доказательствах при посредстве ордалий находится доказательство клятвой, которое является наиболее разумным из всех и которое, вероятно, породило приговор пэрами или присяжными»[166]. Клятва требовалась тогда, когда обвиняемый не мог быть изобличен в преступлении, которое ему инкриминировали, но против него существовали серьезные подозрения. Тогда, за неимением доказательств, его обязывали очиститься от подозрений клятвой.[167] Обвиняемый был обязан заставить присягать вместе с ним определенное количество свидетелей, при этом число их у разных германских народов варьировалось: в среднем это было двенадцать человек, но могло быть и больше в зависимости от категории преступления.

Со временем к соприсяжничеству стали прибегать все чаще, чтобы не затруднять себя разбором и установлением доказательств. Для того чтобы изобличить обвиняемого, требовалось такое же количество свидетелей, какое требовалось, чтобы его оправдать. Ссылаясь на источник, нам недоступный, Ж. Бернарди указывает, что их требовалось 71 против епископа, 40 против священника, более или менее против мирянина, согласно его положению и тяжести обвинения.[168]

К свидетелям, приводимым к клятве, предъявлялись определенные требования. Они должны были быть людьми доброй славы, справедливыми, честными, неподкупными, достойными доверия, безупречными в их жизни и нравах. Называли их homes legaux. Эти свидетели должны были знать не только прошлое поведение обвиняемого, но и его настоящую жизнь, для чего их и следовало выбирать (насколько это было возможно) среди соседей обвиняемого по кантону или сотне. Кроме того, они должны были быть того же сословия, что и обвиняемый, и жить по тому же закону.

В некоторых делах, где речь шла о доказательстве родства, невинности, некоторых скрываемых деликтах, например адюльтере, свидетелей выбирали среди наиболее близких родственников.

Обвинитель имел право указать обвиняемому некоторое количество соприсяжников, но обвиняемый мог отказать в этом обвинителю, если имелись для этого основания. В некоторых случаях он мог сделать это даже без указания какого-либо основания.[169] Соприсяжники назывались jurateurs или sacramentaux. Несмотря на то, что данные лица свидетельствовали только о поведении обвиняемого, их приговор имел решающее значение. Ж. Бернарди указывает, что «они были, в некотором роде, судьями факта, который передавался на их разрешение, хорошего или плохого поведения обвиняемого, по которому они высказывались на основании их личного знакомства и внутреннего убеждения их сознания»[170].

На это же обращает внимание и М. А. Чельцов-Бебутов: «Постановления Салической правды о соприсяжниках отчетливо показывают их истинное процессуальное положение. Они отнюдь не являлись свидетелями в современном понимании этого термина: их присяга удостоверяла не наличие или отсутствие определенных фактов, связанных с событием преступления, которое рассматривал суд, а только их убеждение в том, что обвиняемый и его присяга достойны доверия»[171].

Сам способ доказательства присягой, по сравнению с судебным поединком, являлся, безусловно, более предпочтительным, если учесть количество соприсяжников, предъявляемые к ним требования, нравы того времени, религиозность людей. Замечание Ж. Бернарди о том, что соприсяжники являлись судьями факта, также не лишено оснований, поскольку, не рассматривая сам факт по существу, соприсяжники своей клятвой снимали обвинение в совершении данного факта. Ж. Бернарди даже добавляет: «Современные присяжные не выполняют других функций, и они определяются после таких же рассмотрений: их приговор носил еще в Англии имя доказательства присяжными»[172].