Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо - Анджей Выджинский

Он молчал. Потом направил свет по очереди на нас: на меня, на Бисли и на Флинна, все еще стоявшего в кабине лифта неподвижно, как мумия. Наконец, агент заговорил — впервые с тех пор, как вошел в этот дом.

— Босс!

— Что там такое, Нэд?

— Босс, подойдите сюда.

— Нашел что-нибудь? — спросил Бисли.

— Вы подойдите, босс.

Никто из нас не шевельнулся.

— Ты что, не можешь сказать? — пробормотал Бисли.

— Сами увидите, босс.

— Идем, Майк, — сказал Бисли.

Он медленно двинулся к ящику. Нэд провожал его светом фонарика.

Я стоял не двигаясь.

Де ла Маса посмотрел на контрольные часы и потянулся за картой.

— Мерфи, сделайте поправку на северо-восток и держите курс на Монте Кристи, — он показал это место на летной карте, — и потом летите вдоль побережья, на Пуэрто Плата.

— Садимся в Доминиканской Республике?

— Да, в Республике.

«Значит, в Доминиканской Республике, — подумал Мерфи, — в стране, о которой ходят самые что ни на есть странные слухи».

Он искал в памяти сведения из курса географии. Вспомнил, что Эспаньола — второй по величине из Больших Антильских островов; от Пуэрто-Рико он отделен проливом Мона, от Кубы — проливом Уиндворд. С запада на восток Эспаньолу пересекают четыре горные цепи, разделенные равнинами, — Сьерра де Борохука..

— Вас это поразило? — спросил де ла Маса.

— А какое мне дело, куда лететь. Я бы забеспокоился, к примеру, если б вы сказали, что надо в Лиссабон: у меня бензину не хватило бы.

Что он помнит еще? Да, на Гаити есть два больших озера: Лаго де Энрикильо и Лак Сауматре. Климат? Это он тоже помнит: влажный, жаркий, нездоровый. Желтая лихорадка. В период дождей на равнины льются потоки воды. В этих знойных болотистых котловинах раскинулись громадные плантации сахарного тростника Растительность там пышная, субтропическая. На возвышенностях сажают табак и овощи, а в гористых районах, среди гигантских акаций и зарослей кактуса, расположены плантации хлопка.

Пожалуй, это все, что он знает. Нет, еще кое-что. Территория Доминиканской Республики? Около пятидесяти тысяч квадратных километров, точнее не припомню. Обитают там потомки испанских конкистадоров, туземцы-индейцы, привезенные в свое время негры; ну, конечно, креолы… Генералиссимус Трухильо, нищета и роскошь, тайные убийства, армия шпионов, страх…

Дрожь возбуждения пронизала его.

«Боже ты мой, пошли они к чертям, все бабы в Штатах! — подумал Мерфи. — Посижу немножко в этой распроклятой Республике. Заведу себе какую-нибудь шоколадную куколку, никто мне этого не запретит, какое мне дело до их политики!.. Что-нибудь у меня в жизни да изменится и, может, начнутся большие дела? В Штатах я пропадал со скуки, а тут, может, что-нибудь начнется. Господи, это первоклассный шанс, провалиться мне, если нет!»

Он спросил Октавио:

— Как там с аэродромом, в Пуэрто Плата?

— Мы не садимся в Пуэрто Плата. Идем дальше на юг, в Сьюдад-Трухильо. Семидесятый меридиан. Столица Республики.

— Сан-Доминго?..

— Так было раньше, до эры Трухильо. Теперь она называется Сьюдад-Трухильо.

— Ничего не имею против, но только нашим парням-летчикам не понравилось, что дали новое название.

— Смешно. Какое до этого дело вашим парням-летчикам?

— Ну, Сан-Доминго — ведь это самый старинный город в обеих Америках, его основал еще брат Колумба, Бартоломео. И это имеет значение не только для Доминиканской Республики, но и для всей Америки, Северной и Южной.

Де ла Маса проверял курс по карте; он проворчал, не отрывая от нее глаз:

— Правительство так постановило, значит, все правильно. Если бы всякие типы в Штатах стали высказываться, что правильно, а что неправильно, так зачем нам свое правительство в Республике? Ну, сами скажите, Мерфи, разве я не прав?

— Если правительство постановило, — примирительно сказал Мерфи, — так, наверно, все в порядке…

Желая задобрить де ла Маса, он вытащил из кармана плоскую фляжку с коньяком.

— Глотнете? — спросил он.

Октавио молча взял флягу, налил немного коньяку в отвинчивающуюся крышку и вернул флягу Мерфи: тот приложил горлышко к губам.

— Мерфи, — сказал Октавио, вытирая о брюки смоченные коньяком пальцы. — Когда будете у нас, не болтайте лишнего. Мы не любим типов, которые лезут не в свое дело, вроде тех парней-летчиков, о которых вы говорили. Не любим тех, у кого язык вдвое длиннее, чем положено.

Мерфи несколько раз кивнул.

— Я смогу у вас немного задержаться? — спросил он, — В Сьюдад-Трухильо?.

— Когда довезем нашего пациента, поговорим. Вам нечего расстраиваться, Мерфи. Мы любим таких, как вы.

Мерфи посмотрел на него.

Октавио многозначительно подмигнул. Мерфи тоже подмигнул и неуверенно улыбнулся.

«Господи, что он подмигивает? — подумал он. — Почему сразу не сказать, о чем речь? Не надо мне было говорить о Сан-Доминго, черт бы их всех побрал».

Следственная комиссия не нашла ничего, что могло бы навести на след убийцы. Исследовали электромагнитный замок в дверях гаража. Внутри он был покрыт пылью — им ведь не пользовались уже несколько лет. Густой слой пыли прочерчивали царапины от стальной проволоки, которой убийца открыл дверь. Это объясняло все, почти все…

Итак: кто-то знал, что Лоретта связалась со мной, что даже была у меня. Наверняка за ней следили. Кто-то догадывался, либо знал — но откуда? от кого? — либо только предвидел, что Лоретта договорилась со мной о новой встрече, что я должен ей позвонить, и поэтому сам позвонил, назвавшись моим другом, и сообщил, что я жду Лоретту в «Монтане». Или так: этот человек действовал наугад, ничего не зная ни о том, что она мне звонила после встречи со мной, ни о моем звонке, а только считал, что наша следующая встреча вполне вероятна. Бисли сказал, что такая версия наиболее правдоподобна.

Итак, тот человек позвонил Лоретте и в то же время кто-то — конечно, его сообщник, — проскользнул в гараж, открыв дверь отмычкой. Там он притаился, уже зная, что Лоретта спустится, чтобы вывести машину. Он отключил автоматическое устройство, зажигающее свет, когда опустится лифт, и ждал Лоретту, которая должна была взять с собой рукопись «Эры Трухильо».

Лоретта спустилась в гараж. Поскольку свет не зажегся, она вышла из лифта, чтобы повернуть выключатель. А может, она даже не выходила из лифта, может, испугалась темноты, и убийца настиг ее в лифте.

Он положил труп девушки в ящик с песком. Потом толкнул «империал» Лоретты по наклонному полу к дверям. Передние скаты нажали на подвижную полосу, двери автоматически раздвинулись, тогда убийца стал перед радиатором, оттолкнул машину обратно и вышел. Через 15–20 секунд двери опять задвинулись.

Мы дважды попробовали этот номер с машиной. — Бисли, я и Нэд — и все мои предположения подтвердились. Ясно было, при каких обстоятельствах совершилось убийство. Ясно было, и по чьему приказу это сделано, хоть мы не знали, кто убийца, и не надеялись его схватить. Рукописи «Эры Трухильо» мы не нашли ни в гараже, ни где-либо в другом месте — той рукописи, о которой Флинн сказал, что она была в двух зеленых пластикатовых папках.

Зато — и это нас особенно тревожило — проблематическим оставалось само убийство. Лоретта была мертва, но не существовало никаких признаков убийства. Если бы ее тело лежало не в ящике с песком, а около лифта, можно было бы подумать, что она умерла от сердечного приступа.

Ее труп осмотрели внимательнейшим образом, но не нашли никаких следов борьбы, никаких синяков, кровоподтеков, царапин, ссадин… Чем детальней исследовали тело Лоретты, тем непонятней становилось, отчего она умерла; Лоретта была, что подтвердил ее домашний врач, здоровой, тренированной девушкой, ничем не болела.

Днем позже, после вскрытия, мы получили заключение экспертизы: предположительные следы удушья, может быть, спазма гортани, слабые следы внезапного спазма либо паралича сердца — без явственных причин, без признаков отравления, без типичных изменений, к которым приводят яды, известные медицине.

— Может, это был какой-то яд, неизвестный судебной фармакологии, не попадавшийся нашим токсикологам? — казал Бисли, — Можно об заклад побиться, что существует нечто в этом роде, ведь теоретически это возможно, Но тогда…

— Но тогда, — докончил я за него, — встает другой вопрос: каким образом и каким путем введен этот яд в организм? На теле Лоретты нет ни укола, ни царапины. Разве что он заставил ее проглотить яд… Ты это хотел сказать?

— Эксперты исключают такую возможность, — возразил Бисли, — Они говорят, что в этом случае остались бы какие-нибудь следы во рту, в пищеводе, желудке, кишечнике. Чудес не бывает, Майк. Лоретта не глотала яд.

— И все же ее отравили.

— Не знаю.

— Думаешь, ее задушили?