Полковник Коршунов - Лев Канторович

Винтов стоял в дальнем конце комнаты, спиной прислонясь к стене. Только одна лампа горела на столе, и в комнате было полутемно.

Сначала Кутану было трудно говорить. Он запинался, подолгу молчал. Но комендант внимательно, не перебивая, следил за каждым его словом, и Кутан говорил все свободнее, все скорее. Он рассказал про Алы, про ночной налет, про джигитов, которых Алы увел в горы, и про свой побег.

Когда он кончил, к столу подошел Винтов.

— Ты, Кутан, что-то врешь, — сказал он, не глядя на Кутана.

— Почему ты думаешь, что он врет? — спросил комендант.

Кутан молчал.

— А вот почему: пусть все было как он говорит. Пусть. Но почему, объясни, Кутан, почему Алы не убил тебя, не зарезал, скажем, когда ты отказался ехать? Зачем нужно было связывать тебя, тащить в горы и так далее? Что-то тут неладно…

Кутан молчал. Комендант пыхтел трубкой и ждал. Кутан не совсем хорошо понял, о чем говорил Винтов, но он ясно видел, что начальники не верят ему, требуют доказательств, а больше рассказывать было нечего. Он молчал и все ниже и ниже опускал голову.

— Так вот что, — заговорил комендант. Голос его был сердитый, и Кутан совсем испугался. — Вот что, Винтов: он нам все верно рассказал. Это понимать надо. Почему Алы не зарезал его? Почему увез с собой? А потому, товарищ уполномоченный, что Алы хитрее тебя. Да, да. Ты не горячись, а слушай. Если б Кутан не удрал от басмачей и не сидел бы сегодня здесь, когда бы ты узнал о визите Алы? Ну, скажи, скажи. Когда? Дня через три-четыре. Верно? А если бы Кутана убили, ты знал бы об этом через час. Так? Теперь дальше: мать и сестра Кутана остались в ауле. Так? Пока они знают, что Кутан в руках басмачей, они никому слова не скажут. Кутан вроде заложника. Вот в этом-то и дело. И Алы превосходно все это понимает. А ты, вместо того чтоб Кутана во лжи обвинять, подумал бы, как это так мы прохлопали приезд Алы. То-то…

Кутан исподлобья смотрел на Винтова. Комендант говорил по-русски. По-русски Кутан понимал очень плохо. Очевидно, комендант рассердился на Винтова, и Кутан думал о том, что теперь Винтов рассердится на него, Кутана.

Винтов хотел возразить коменданту, но задребезжал телефон, и комендант взял трубку.

— Да, да, — сказал он. — Комендант слушает.

Потом долго молчал. В комнате было так тихо, что слышно было, как кричал голос в телефонной трубке.

Винтов задумался и сосредоточенно чертил карандашом по бумаге, которой был покрыт стол.

Комендант положил трубку. С минуту он сидел молча. Потом встал, заговорил медленно и тихо:

— Так вот что. Басмачи обстреляли дозор у заставы Зындан… По всем данным, это и есть отряд, который вел Алы… Так что сведения Кутана, очевидно, верные. Это значит, что мир с Джантаем кончен.

Услышав имя Джантая, Кутан вздрогнул и сжал кулаки.

Комендант прошелся по комнате и остановился против Кутана.

— Слушай, Кутан, — сказал он по-киргизски. — Я пойду на Джантая. Мне проводник нужен. В Кую-Кап меня поведешь? А?

Кутан молчал.

— Ты подумай, подумай. Только думай не очень долго. Выступать нужно утром. Понял? — и, не дожидаясь ответа, комендант по-русски сказал Винтову: — Распорядись — пусть дадут ему полушубок, валенки и винтовку с патронами.

Слово «винтовка» Кутан знал хорошо.

— Слушай, товарищ комендант, — сказал он, вставая, — я пойду проводником.

Рано утром отряд пограничников выехал из Каракола.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Кутан молча ехал впереди отряда.

Длинной вереницей пограничники растянулись на узкой тропинке. Тропинка извивалась зигзагами, по крутому склону взбираясь на перевал. Далеко внизу расстилались покатые коричневые холмы. Коршуны парили над холмами, и пограничники сверху видели их распростертые неподвижные крылья. Перевал был покрыт снегом. Белые облака клубились на горах.

Лошади тяжело дышали и часто останавливались. Чтоб облегчить трудный подъем, всадники низко пригибались, привстав на стремена и держась за холку. Часто срывались камни, сбитые копытами. Гремя, увлекая за собой другие камни и комья снега, они маленькими лавинами катились к подножию.

Достигнув перевала, пограничники спешились. Свежий ветер дул на вершине. Усталые лошади опустили головы и грызли снег у своих ног.

Пограничники еще никогда не переходили этот перевал. Здесь начинались таинственные «сырты» — дикая горная область, где прятались басмачи, где по козлиным тропам пробирались караваны контрабандистов, где не было дорог и горы стояли как крепости, защищая входы в узкие ущелья.

Пограничники стояли молча, пораженные величественным видом, открывшимся с перевала. Горы, одна выше другой, упирались в небо сверкающими снеговыми вершинами. Пропасти чернели между ними. Заросли огромных тянь-шаньских елей, казавшихся спичками с высоты перевала, спускались по крутым склонам к берегам горных рек. Скалы громоздились, преграждая течение, и реки извивались, сжатые в узких ущельях, или низвергались водопадами. Хребты гор, как гигантские морщины, покрывали землю. Тени облаков неслись по склонам гор, и ветер доносил глухой рев потоков.

— Вот здесь бы пролететь! — прошептал Николаенко.

— Высоко… — так же тихо отозвался Закс.

Кутан подошел к коменданту.

Андрей Андреевич задумчиво улыбался, глядя прямо перед собой. Он вздрогнул, опомнившись, когда Кутан заговорил с ним.

— Может быть, банда близко теперь, — сказал Кутан. — Надо вперед ехать. Разведку надо.

— Хорошо, Кутан. Молодец джигит, — ответил Андрей Андреевич по-киргизски и по-русски сказал что-то бойцам.

Двое из них подошли к нему. Кутан узнал их: это были те самые кзыл-аскеры, которые забрали его в горах после побега от Алы. Очевидно, комендант не верил Кутану и позвал кзыл-аскеров, чтобы стеречь его. Это было обидно, но Кутан понимал, что комендант имел все основания так относиться к нему, бывшему басмачу.

— Слушай хорошенько, Кутан, — снова по-киргизски заговорил Андрей Андреевич. — Двое пограничников пойдут с тобой. Если встретишь басмачей, скачи назад и доноси мне. Если же не успеешь — стреляй, я буду знать, что тревога. Понял? За красноармейцев, за дозор отвечать ты будешь. Все понял?

Кутан молча кивнул. Он и виду не подал, до какой степени поразило его распоряжение коменданта. В самом деле, ему, бедному джигиту, бывшему басмачу, доверяют такое ответственное дело, как разведка. Правда, пограничники поедут с ним. Они, наверное, ни на шаг не будут отходить от него, будут следить за ним. Начальник ничего не сказал об этом, но это какая-то хитрость урусов…

Кутан, ведя лошадь под уздцы, быстрым шагом, почти бегом, стал спускаться с перевала. Николаенко и Закс шли за ним. Остальной отряд отстал и скрылся из виду. Скалы заслонили перевал.

Внизу Кутан сел на лошадь. Пограничники тоже вскочили в седла. Украдкой Кутан оглянулся на них. Они ехали молча, с серьезными, напряженными лицами.

Кутану захотелось проверить, следят ли за ним. Он придержал лошадь, и когда пограничники поравнялись с ним, сказал нерешительно:

— Один ту щель ехал, второй эту щель… Мало-мало ехал… Скоро обратно…

Кзыл-аскеры поняли, молча повернули лошадей и галопом поскакали в ущелья, на которые показал Кутан. Он остался на тропинке. Его никто не стерег. Ему поверили! Кутан даже улыбнулся.

Николаенко и Закс вернулись через несколько минут. Они не обнаружили ничего подозрительного. Кутан ждал на прежнем месте. Увидев их, он пустил лошадь рысью.

Потом дозор переехал реку и шагом поднялся на невысокую сопку. За сопкой начинался подъем на перевал. На вершине лежало немного снега, но Кутан плеткой показал на серую тучу, медленно двигавшуюся по небу, и сказал:

— Снег будет. Много снег будет.

За перевалом была довольно большая равнина. Река текла по ней, описывая длинную дугу вокруг подножия горы. Равнина постепенно сужалась, переходила в ущелье. Дальше горы обрывались почти отвесно, сдавливая реку, заставляя ее крутиться и бурлить. Тропинка взбиралась на крутой склон. Слева высилась снежная вершина.

Кутан ехал осторожно, сдерживая лошадь и внимательно глядя по сторонам. Он снял винтовку, и пограничники тоже держали винтовки наготове.

Было очень тихо. Только река шумела внизу. Камень, огромный как дом, весь в трещинах, поросший мохнатым серым мхом, лежал поперек тропы. Кутан повернул, чтоб объехать его снизу, но вдруг рванул повод, осадил лошадь и спрыгнул на землю.

— Басмач… — прошептал он, и в ту же секунду на другой стороне ущелья мелькнул белый дымок и сухо треснул выстрел. Пуля просвистела, ударила в камень и с коротким жужжанием пошла рикошетом.

Пограничники соскочили с коней. Кутан тащил свою лошадь наверх, за камень. Лошадь скользила, мелкий щебень сыпался из-под ее ног.