Полковник Коршунов - Лев Канторович

И я говорю вам, киргизы: готовьтесь! Я пройду по всей стране, и во всех аулах люди услышат меня. Я подыму зеленое знамя пророка, и во всех аулах люди встанут против урусов, и урусы погибнут, а мы станем свободны, и аллах поможет нам.

Джантай кончил и обвел всех глазами.

Киргизы молчали.

Тогда Джантай взял из рук Алы небольшой мешок и кинул старейшему из аксакалов. Мешок звякнул, падая на землю.

— Я дарю вам патроны, киргизы, — сказал Джантай. — Пусть ваши ружья стреляют без промаха. Пусть аллах направит руки ваши. Пусть ваши пули узнают урусы.

Старик аксакал молча поклонился и передал мешок молодому киргизу. Другие аксакалы тоже поклонились Джантаю. Никто не сказал ни слова.

Джантай встал.

— Я рад, что все вы — верные дети пророка. Я рад, что никто не спорит. Пусть милость аллаха будет с вами.

Молчание отвечало ему. Джантай пошел к выходу. Перед ним расступились, все так же молча. Только когда он уже согнулся, чтоб пройти в низкую дверь, сзади раздался спокойный старческий голос.

— Ты нехорошо сказал, — заговорил старик, тот самый, который внимательней всех слушал и кивал головой.

Джантай резко обернулся и выпрямился. Брови его сдвинулись, лицо стало злым, и рука легла на шашку.

— Ты нехорошо сказал, Джантай Оманов, — говорил аксакал, — ты сказал нам, что урусы боятся твоей силы, и не тронули тебя. Зачем обманывать, Джантай? Мы знаем: два пограничника проезжали вчера наш аул и сказали нам, — мы знаем, что ты первый просил мира и обещал кончить войну с урусами. Мы знаем, что начальник пограничников велел тебе приехать в Каракол, и это он, комендант, приказал не трогать тебя в пути.

И еще раз ты сказал неверно, Джантай Оманов. Ты — старый человек, но я старше тебя и тоже помню то время, когда урусов мало было в Киргизии. Тебе хорошо жилось тогда, тебе — сыну бая, но разве плохо тебе теперь? Разве халат твой рваный? Разве ты знаешь горе, Джантай? А пастухам было плохо всегда.

Ты зовешь нас подняться против большевиков, против пограничников. И это неверно, Джантай Оманов. Мы много мешали большевикам. Мы много мешали кзыл-аскерам. Мы были глупы и слушались баев. Мы думали, что в самом деле кзыл-аскеры такие же враги, как солдаты русского царя. Но прошло время, и мы поняли, где правда. Ты поздно пришел, Джантай.

Урусы захватили Киргизию, говоришь ты, и снова говоришь неправду. Мой сын — большой начальник, мой сын — секретарь райкома, и он управляет вместе с другими киргизами. Мой сын был батраком, как отец его, и дед, и прадед. Мой сын был хуже собаки, пока не пришли кзыл-аскеры и не помогли нам. А теперь моего сына знают все, и он знает, как живут бедняки и что нужно для счастья бедняков. Ты не знаешь этого, Джантай.

И еще раз ты сказал неверно, Джантай. Ты велел нам не пускать детей наших в школы, но детей учат по-киргизски, и мы всегда можем узнать все, чему научили их. Я прожил длинную жизнь, и я прожил ее в темноте, как ночью, а мой внук смотрит в книжку, которую дает ему учитель, и узнает столько, что мне стыдно, потому что он мальчишка, а я старик, и он умнее меня.

Ты наш гость, Джантай, и мы приняли тебя как гостя. Ты подарил нам патроны, и мы благодарим тебя. Завтра люди пойдут в горы и убьют козлов, и у нас будет свежее мясо.

Но не мешай нам, Джантай. Мы никогда не жили так, как живем теперь, хотя у некоторых из нас рваные халаты и бывают дни, когда мы не наедаемся досыта. Тебе не понять нас, Джантай Оманов.

И еще о колхозах ты говорил. Я уже прожил жизнь, Джантай, и твоя жизнь тоже подходит к концу. Я для себя ничего не прошу у аллаха…

Джаксалык вскочил на ноги в своем углу и кинулся к аксакалу. Он опрокинул пустой казан, и чугун прозвенел глухо и протяжно, как треснувший гонг. Джаксалык выхватил кинжал и занес руку над головой аксакала. Старик спокойно сидел на земле и улыбаясь смотрел на Джантая.

— Вот еще одна твоя ложь, Джантай: ты обещал нам свободу, а даешь удар ножа, — сказал он тихо.

Во все время речи аксакала Джантай стоял не шевелясь, и его бледное лицо было неподвижно. Он понимал, что аксакал победил, понимал, что народ не пойдет за ним. Ему нечего возразить. Он, действительно, пришел слишком поздно, и он проиграл.

В толпе происходило незаметное движение. Молодые киргизы аула окружали старого аксакала. Все больше и больше их набивалось в юрту. Алы, скаля зубы, рванул из ножен свою шашку. Его схватили за руки. Джаксалык медлил наносить удар. Старый аксакал с трудом поднялся на ноги.

— Ты видишь, Джантай, — сказал он все так же тихо, — ты видишь: раздор ты принес нам. Уходи, Джантай. Уходи с миром…

Джантай повернулся и пошел из юрты. Ему дали дорогу. Алы и Джаксалык пятились за ним. Снаружи возле юрты сгрудились джигиты банды с винтовками наперевес. Молодые киргизы аула теснили их. Зловещее молчание встретило Джантая. Он прошел мимо толпы к своему коню и легко вскочил в седло. Басмачи, оглядываясь назад и не опуская винтовок, разбежались к своим лошадям. Джаксалык и Алы стали по бокам Джантая, конные джигиты окружили их.

Джантай молча тронул коня и выехал вперед. Он снова медленно проехал через весь аул. Аксакалы поклонились ему. Джигиты держали ружья наготове.

Джантай ехал один, далеко впереди остальных, и никто не решался приблизиться к нему. Удача, счастливая боевая удача изменила ему. И это было начало конца. Джантай хорошо понимал это.

Еще девять дней ездил Джантай по горам. Он побывал в семи аулах. Всюду его принимали торжественно и с почестями, всюду внимательно слушали все, что говорил он. Но из всех семи аулов он мог рассчитывать на помощь только одного. Это было небольшое становище. Несколько богачей кочевали со своим скотом. Они были трусливые, жадные люди, и Джантай знал, что по-настоящему опереться он не сможет даже на них. Самым надежным был хитрый и злой бай Исахун.

Джантай подвигался к Караколу.

На расстоянии дня пути от Покровского басмачи встретили всадника в окровавленных пыльных лохмотьях, на измученной лошади. Увидев Джантая, он подскакал к нему, спрыгнул с седла, и припав лицом к стремени Джантая, прохрипел еле слышно:

— Пусть аллах благословит тебя, аксакал. Я обратно привез твое письмо. Джаныбек-Казы захвачен урусами. Его джигиты погибли в бою с пограничниками возле города Ош…

Джантай молча повернул коня и поскакал прочь от Покровского. Джигиты догнали его только к вечеру. Через пять дней банда вернулась в Кую-Кап. Ко всем курбаши Джантай послал гонцов. Алы ночью исчез из становища, и никто не знал, куда послал его отец.

6

— Вставай, Кутан, вставай!.. — мать взволнованно шептала над ухом спящего и трясла его за плечо.

Снаружи, около юрты, фыркали кони и слышались приглушенные голоса. Кутан проснулся и сел. В юрте было темно. Костер погас. Звезды мигали в круглом дымовом отверстии.

Встав на ноги Кутан осторожно подкрался к кошме, закрывающей вход в юрту, и прислушался. Голоса смолкли. Кто-то мягко соскочил с лошади. Звякнуло стремя. Кошма дрогнула, и Кутан отскочил в сторону. Человек, низко согнувшись, проскользнул в юрту.

— Кутан… — позвал он шепотом.

Кутан узнал голос Алы.

— Я здесь, — ответил он.

— Ты узнал меня, Кутан?

— Узнал, Алы Джантаев.

— Собирайся, Кутан. Отец зовет тебя. — Алы приказывал отрывистым шепотом. — Семья пусть после незаметно уходит в Кую-Кап. Собирайся скорее…

Мать вздохнула в темноте. Ее сгорбленная фигура мелькнула в дверном просвете. Она несла седло.

Кутан сел на землю. Он ощупью нашел свои ичиги и натянул их. Со стены снял кушак с патронташем и старую берданку.

Глаза Кутана немного освоились с темнотой. Он различал смутный силуэт Алы с ружьем за плечами и с кривой шашкой на боку. Алы ждал, нетерпеливо похлопывая камчой по ноге.

Сестра подошла к Кутану и подала ему плетку. Она схватила руку брата и припала лицом к его плечу. Неожиданно Кутан резко оттолкнул ее и шагнул к Алы.

— Иди с миром, Алы Джантаев, пусть аллах благословит тебя, — сказал он глухо, — я не поеду с тобой.

Алы резко обернулся.

— Что? — прошипел он. Кутан молчал. — Что ты сказал, пес?

— Я останусь здесь, — твердо повторил Кутан. — Я никому не скажу о том, что ты приходил ко мне. Я не буду мешать тебе. Но я не пойду больше с тобой…

Алы тихо хлопнул в ладоши. Трое джигитов вскочили в юрту. Кутан поднял винтовку.

— Уходи, Алы, — сказал он и шагнул вперед.

Свистнула плеть, и острая боль ожгла лицо Кутана. В тот же момент на него навалилось двое джигитов. Третий схватил дуло винтовки. Кутан упал. Что-то твердое ударило его по затылку, и он потерял сознание.

Когда он очнулся и открыл глаза, было уже светло.

Тупо болела голова. Кутан хотел потрогать ушибленное место, но не мог поднять руки: руки были связаны за спиной. С удивлением Кутан огляделся по сторонам. Он ехал верхом, и ноги тоже были связаны внизу под животом лошади. Лошадь шла мелкой рысью.