Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда завела правую ногу за левую, мышцы задрожали, а вместе с ними и колени как будто едва уловимо вибрировали — Луан это заметила в один приём и тактично поправила меня.
Я положила ладони на сердце, словно сейчас оно раздастся и выступит из груди. К тому моменту я уже забыла о дядюшке Тине и о путешествиях, и могла предать себя в элегантные руки дворцового этикета. Медленно развела ладони, пытаясь изобразить, как передаю Луан своё сердце. Но Луан не принимает его. Она качает головой — волосы у неё черные, как шоколад — и снова показывает, как положено, а я, огорчаясь на мгновение, привожу в порядок свои движения. И делаю так несколько раз.
До того, как дядюшка Тин пригласил Луан на работу, я задыхалась от количества старых служанок, которые суетились вокруг, безмолвные, не склонные к пониманию, а подчас даже грубые. Я не решалась взять и наказать их, как поступила бы на моём месте идеальная цезарисса, и тем паче было тяжко укорять женщин вчетверо старше. Но с появлением Луан кое-что поменялось. Старухи были отосланы в город, доживать остаток коротких старушечьих дней, и освободившееся место заняла почти моя ровесница: очень заботливая и старательная, готовая приклонить слух. Боги, благословите её!
С пятой попытки я смогла поверить, что, в самом деле, нет ничего сложного в поклонах, просто отстраняешься от плохих мыслей и, как сказала Луан, устанавливаешь зрительный контакт, а дальше за тебя работает память.
Остальную часть времени мы отдыхали. Когда занялись гаданием на имя суженного, подбрасывая монетку с возгласом «Змей или орёл», начало темнеть. Корабли облаков заполонили небо бело-розовой кормой. Снова постучали — в этот раз стук был громким и отрывистым, «мужским». Луан предположила, что колотит, вероятно, посланник от Серджо. Редко кто из мужчин стучит в гинекей. И не ошиблась.
— Прошу прощения! — донеслось из-за двери. — Господин Констанций ждёт вас в Скриптории!
Потом голос затих и стук прекратился.
— Спокойнее, вы справитесь, — Луан подтолкнула меня к двери.
— Может… может переодеться? — спросила я больше саму себя.
— Вы и так прекрасно выглядите. — Луан хихикнула и заверила, что всё определённо будет хорошо.
Необычно уверенно я вышла из комнаты. Луан следовала вместе со слугой Серджо, лопоухим мальчишкой, который постоянно донимал меня влюблённым взглядом. С потолка свисали знамёна, колышимые сквозняком — на них, олицетворяя власть, расправил крылья трёхглавый орёл. В дальнем конце коридора статуя лучника целилась в меня, но я не пошла к нему, а, свернув направо, спустилась по лестнице на шестой уровень.
Гигантские ворота-страницы Скриптория распахнулись. Высокие полки с мириадами фолиантов угрюмо тянулись к потолку, где, как думалось, полчища жирных, как Шъял, пауков. Я поёжилась, представив их липкие жвала и сети, но как уже бывало, Луан провела меня через лабиринт шкафов к таблинию Серджо.
Серджо как-то говорил, что знание уходит из мира. Что книги, которые хранятся в Скриптории, через столетья рассыплются в прах, поэтому их необходимо переписывать — и перечитывать. «Но не все» — была я уверена.
— Ну, дальше сами, — Луан поклонилась, как учила меня. Под отзвуки метронома я открыла дубовую дверь.
Ток… ток… ток…
Седобородый невысоклик Серджо, сидящий за письменным столом, радушно улыбнулся. Годы подточили его: туника с рукавами выделяла и без того выраженную худобу. Его комната меньше и невзрачнее, чем книгохранилище, подстать ему — маленькому и низкорослому.
— Дитя! — прохрипел старик. — Я рад, что ты приняла во внимание советы о том, как подобает выглядеть цезариссе. Ну-ка, покажи приветственный поклон. Хочу убедиться, что вы с Луан не в пустую тратили время.
«Экзамен», подумала я. «Интересно, а бывают ли экзамены у простолюдинов? Наверное, не бывают. Ох, завидую!» Но решительно отвергнув мысли о крахе, я завела ногу за ногу, как учила Луан, и приложила руки к солнечному сплетению. Даже из-под платья я могла ощутить бьющееся в переполохе сердце.
Ладони вспотели; в другой ситуации я бы побежала вытирать их платочком, но придирчивые глаза учителя требовали продолжения.
Расправила руки и наклонила голову, мысленно повторяя что заучивали с Луан. Завершающим действием ладони соединились в жест, очень смахивающий на молитвенный, и после я подняла голову, определяя, доволен ли учитель.
— Могло быть и лучше! — разочаровал Серджо. — В следующий раз, Вашество, без запинок. Не забывайте: племянница Архикратора ещё не Архикратисса, кланяться она должна быстро и женственно, если хочет заслужить уважение.
— Не забуду.
— Присаживайся, — он указал на стул.
Села. Улыбка вернулась на лицо Серджо.
— Урок предлагаю начать с простого, на первый взгляд, вопроса. — Его бледные зрачки уставились прямо в мои глаза, но я тут же отвела взгляд. Карлик выдержал паузу, загадочно посмотрел на метроном, и через несколько мгновений, нахмурившись, словно обдумывая какую-то внезапную мысль, спросил. — Что такое история?
— Это… наше прошлое? — неуверенно ответила я.
— Ты подошла близко к разгадке!
— Мм… наши… наши легенды? Деяния наших героев? — Я искренне желала поскорее разрешить сложившуюся ситуацию и приступить к привычному заучиванию героических поэм.
— Изменю вопрос, так уж и быть. Вообрази Архикратора Тиндарея, который бьётся с каганами Юга. Им движет прошлое, ты считаешь?
— Наверно… да.
— Им движет будущее, — исправил Серджо. — Вот что такое истинная история — это будущее, Меланта. Будущее, которое мы строим в настоящем, опираясь на уроки прошлого. Ты поймёшь. Ты способная ученица.
Вовсе не считала себя способной. Мне и неспособной хорошо.
— Но причём здесь мой дядюшка?
— Потому что будущее Амфиктионии зависит от Архикратора.
— Вы говорите так, будто он жив.
— Уверяю, если бы он был мёртв, — заявил Серджо, — то враги, жаждя разрушить наши надежды, уже бы отправили его останки в Аргелайн.
— Прошу вас, перейдём к чему-нибудь полегче. — Я сглотнула. Чего-чего, а лишний раз вспоминать дядюшку и его проклятый поход…
Шире улыбнувшись, Серджо отошёл от стола, невозмутимый, как маленькое озерцо, не тронутое рябью. «Маленькое, но глубокое», подумала я, представив, сколько ему известно о мире. Да столько, что и йоты не пойму. «И ему лет двести, не меньше…»
— Раз уж мы начали с истории… кого ты могла бы назвать нашим истинным врагом, дитя моё? — спросил он минутой позже, вглядевшись в тусклый солнечный зайчик.
— Конечно, южан, — выпалила я, — конечно, их! Они ведь…
— …варвары, да, — закончил Серджо, — жестокие звероподобные чудовища, покорять которых вынужден твой дядя, бесчисленны и опасны. Вот уже много лет точат зуб на народы к северу от пустынь. Прости, что напомнил о расставании, но пока что истинными врагами их сложно назвать. Они пыль, которая успеет склониться. Вспомни события, произошедшие во времена Кровавой Схизмы. Тому были виной южане?
— Нет, постойте, — пригладила волосы, пытаясь вспомнить имя человека, который отменил Старые Традиции, — кажется, мой дед, Аврелий.
— Прекрасная память! Да, действительно, сиятельный Архикратор Аврелий. — Он призадумался. — Величайший из правителей для одних и отступник для других. Как неоднозначна история.
— Но почему мы говорим об Архикраторе Аврелии? — Заинтересованно посмотрела на Серджо. — Я думала, Старые Традиции отжили.
— С начала существования Амфиктионии то, что ныне называем Старыми Традициями, было верой наших предков. — Наставник поднял глаза к потолку. — Архикраторы проходили Таинство Коронации на острове, а святые, как говорят, ходили среди нас, погружённые в молитву некоему Единому Богу. И хотя из истории мы знаем, что не всё было так прекрасно, когда-то это скрепляло наш народ. — Птичий взгляд Серджо вернулся ко мне. — Но ваш сиятельный дед изменил всё.
— Я не понимаю.
— Вы не научитесь мыслить логически, если не расставите все точки.