Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

— Ты того же мнения?

— Да, господин трибун! — Он снова приложил руку к измятой рубашке. — А как же иначе?!

Магнуса тошнило от безропотного повиновения. Жаль, что ничему люди не учатся, только впитывают всякую гадость про послушание. «Действительно, как же иначе… Ты хочешь сдохнуть? Да, господин трибун!» Он был убеждён, что если гражданские права попирают, твоя задача — всеми правыми способами защитить их.

— Как можно послужить Амфиктионии, будучи мёртвым?

На сухом лице Тобиаса собрались морщины, он долго молчал, выискивая глубоко внутри себя подходящий ответ, но в конце концов томно вздохнул. Магнус покачал подбородком, сообразивши, что его собеседник не нашёл ответа, как он и ожидал.

В будущем подобные Кречетам повадятся безнаказанно мстить потомкам за грехи чужих отцов, и всё потому, что какое дерево выращивают сенаторы — такие плоды они и соберут.

«Мертвецы, облепившие обочину дороги Тиберия, не сядут за станок, и не смастерят ничего, что пригодится другим».

— Видишь, — сказал Магнус и отхлебнул вина. — Больше похоже на расправу.

В зал вбежал Фабиан. Складки его рубахи прилипли к загоревшей груди, а овечий жилет казался вычищенным добела.

— Добрый день, господин… добрый день отец… — Он обвёл их взглядом. — Я сделал, как вы сказали. Брат господина трибуна, эм… магистр Гай Ульп… Ульпи… — На полуслове мальчик запнулся. Тяжело дыша, он опёрся на колени и наклонился к полу. — Ради богов, простите…

— Ульпий Сцевола, — поправил Магнус.

— Да… Его Светлость отказался прийти лично. Но он готов с вами встретиться в другом месте в полночь. Ещё он сказал, что надеется… на… «встречу братьев, а не политиков», что бы это не значило.

— Где мне его ждать?

Но ответ напрашивался сам. Есть лишь одно место, к которому привязан брат, и это отнюдь не Базилика-из-Калкидона32 — нет, тот самый идол, обиталище всевозможных странностей, которыми наградила его молва простого люда.

И его порок.

Фабиан колебался.

— Он сказал что-то про дом богов…

_____________________________________________

[1] Архиликтор — начальник ликторов, особого полицейского подразделения Легиона, подчиненного магистру оффиций.

[2] Клисмос — стул с гнутой спинкой и «саблевидными», изогнутыми наружу, ножками.

Последний этериарх

ДЭЙРАН

— Не стой на месте! Двигайся! — Его фальката, зазвенев в воздухе, обрушилась на гладиус Фирса.

Молодому гюнру[1] оставалось задержать атаку и рвануться влево, чтобы нанести колющий удар снизу-вверх. Его меч был коротким, но острее бритвы, и мог бы принести Дэйрану смерть, однако гладиусом управлял любитель.

Он отбил клинок Фирса и остриё укололо воздух.

Ученик поднял руку.

— Достаточно, мастер. Ох… чтоб вас… достаточно! Эй!

Дэйран не спешил возвращать фалькату в ножны. Фирс хитрый и самоуверенный парень, он может ударить исподтишка.

— Что ты скажешь своему противнику? Достаточно?

«Он не будет слушать твоих эйканий!»

— Может быть, — ответил Фирс с апломбом, — когда свалю его с ног и всажу меч промеж глаз.

— И ты окажешься в могиле быстрее, чем успеешь моргнуть!

— Я во всяком случае пытался! — отозвался Фирс. — Но как пытался, а? Оценили?

— Отдышись. Тебе многому предстоит научиться… если ты хочешь учиться.

— Отдышаться? Вот ещё!

Хохоча, он снова ринулся в бой. Столкновение двух клинков неизбежно выхватило громкое эхо, разнеся его осколки по золотой роще. Кругом будто бы застыла осень, опавшие листья гингко уложили тренировочную площадку ковром мягкой жёлтой листвы, что покоилась тут, нетленная, годами. Но в груди юного гюнра царило суровое лето его краёв: он двигался что есть духу, с язвительным смехом.

Выдохшись, он поубавил самонадеянности, но это не помогло Фирсу совладать с учителем. Уже около двух часов тренировались они, и, казалось бы, за столь короткий срок немыслимо разгадать человека. Однако Дэйран провёл много сражений, и сквозь призму боевого пыла мог узнать о человеке больше, нежели за кружкой эля.

Свой последний рывок он сфокусировал на предплечье. Дэйран следил за его глазами. Круговым взмахом фалькаты он отвёл гладиус, сделал шаг вперед и, схватившись за действующую руку Фирса, чтобы он не мог ей ударить, приставил меч к горлу.

— Признаю свою ошибку, — прошептал Дэйран, удовлетворённый победой, — ты успел моргнуть.

— Нечестно! — Фирс фыркнул и неохотно бросил гладиус.

Дэйран отпустил его.

— На сегодня урок окончен.

— Нет, не окончен! — Чертыхнувшись, он поднял гладиус, но… поединок не продолжил.

— Где вы научились так сражаться? — спросил он.

Дэйран присел на землю, проверяя заточку. Как бы так ответить, подумал он, чтобы не вызвать его восхищения, оно губительно для молодых сердец. С другой стороны, он ничего не теряет, если расскажет Фирсу, кем был его дед.

— Ты долго пребывал за пределами Агиа Глифада, Фирс из Холдви, — ответил Дэйран, — и позабыл о нашем мире.

— Дедушка Медд мало о себе говорил. — Фирс опустился на корточки и свесил руки. — Вот я и хотел узнать… ну, правда это, что ли?

Дэйрану понравилось, как он это сказал. Не прозвучало ни одной бахвальной нотки. Удивительно.

— Ты о чем, Фирс?

— Ну, — протянул юноша, — он говорил, что вы вместе служили. Но я не могу в это поверить. Вы слишком молоды для старика, и при этом точно не так молоды, как я…

«Время здесь течет иначе, дорогой Фирс».

— Старина Медуир был самым отчаянным из щитоносцев, которых я встречал, он действительно редко бывал дома, а под конец жаловался мне, что однажды выберет или службу, или семью, так как одно исключает другое. — Дэйран подобрал горстку листьев, лишь бы чем-то занять руки. Он погрузился в воспоминания. — Но Медуир был человеком добродетели. Он отказался от выбора и сложил голову. Жил и умер в согласии с природой.

— Как это — в согласии с природой?

Воин привёл ему кредо, которому учил Медуир:

Как жить в согласии с природой?

Жить разумно.

Жить бесстрашно.

Жить по правде.

Жить счастливо.

Ибо природа людей — разумна,

Ибо природа людей — бесстрашна,

Ибо природа людей — это благо,

Ибо природа людей — это счастье.

— Прошло пятнадцать лет, а я помню, что он сказал. Что не может предать священную присягу нашего ордена и оставить Архикратора в лапах язычников. Он думал, что Архикратор Аврелий лишь обманутая марионетка, и ты не представляешь, как он в это верил. Да, мы все надеялись, но он… был неотступен.

— Почему вы не рассказывали этого раньше? Почему молчали? — Фирс, вероятно, давно смирился с исчезновением дедушки, ведь у него были любящие родители и детство, незамутнённое печалью. Но Дэйран ещё ребёнком повстречал Медуира, и практически всю жизнь служил Архикраторам, а Первый Щит Холдви помогал ему в том.

— Вы ответите? — повторил Фирс, хмуро глядя на него.

— Медуир умер. Думай о живых. Ты вернёшься в Алаонду[2].

— Но я хочу быть, как мой дед! Как Медуир Щитоносец!

— Мужчине важно стать собой, — осадил его Дэйран, видя, как на лице Фирса с безрассудностью уживается готовность снести горы во славу себе. — Запомни раз и навсегда. Быть собой важнее, чем строить из себя кого-то, кем не станешь. Но это не значит, что ты должен забывать уроки фехтования. И ты должен помнить о скромности. Медуир был могуч, как медведь, однако не искал почёта.

— Это ведь мой дедушка вас научил, да?

— Чему?

— Сражаться!

— Большей частью, да. — «Намного большему, чем просто сражаться…»

— Значит, вы не такой уж и сильный…

Дэйран разыграл недоумение.

— Почему ж?

— Ну как почему… если он был великим, то почему погиб так нелепо?

— Я не знаю, как он погиб, — улыбнулся Дэйран. — Может, он погиб, положив множество язычников, и раненым добрался до трона. Может быть удивлённый Архикратор посмертно признал в нём своего друга. Повторяю, это неважно.