Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

Одним быстрым движением наставник взял свёрнутый кусок ткани и протянул его мне. Это была срисовка с картины, очень точно напоминающая декорации в Зале Высшей Гармонии. Город из стекла и стали, в задымленных небесах которого парят шары. Изгибистые руны обводят рисунок с четырёх сторон.

— Элкариум в зените славы, — после паузы продолжил Серджо, — легендарный город прошлых эпох, столица не менее легендарного Конгломерата и всего Рейноса. Последний его правитель столь сильно возжаждал могущества, что подчинил себе другие города, и альянс, основанный на взаимопомощи… отражавший натиск народов моря… был съеден войнами изнутри.

Я приоткрыла рот.

— Как это относится…

— …к сиятельному Аврелию? — Он взглянул украдкой. — Прискорбная история Конгломерата учит нас, что ни одно государство на свете нельзя назвать вечным. И сверх того, когда происходят перемены! Пусть пророчества, по словам оракулов, предвещают эру мира и процветания, мы не должны почивать на лаврах. Рано, рано! Вы воссядете на Трон, если Тиндарей не вернётся. Когда подойдёт срок, будьте готовы встретить неприятеля в самом сердце страны, не только за её пределами. Ибо, сдаётся мне, ваш благородный дед бросил вызов силам, которые ещё осудят нас.

— Но у нас легионы! Мы так просто не сдадимся! — произнесла я.

— У Элкариума была сильнейшая армия, но Конгломерат не спасла. — Серджо развёл руками. — Иногда армия бессильна.

— Мы же не Конгломерат…

— Коль ваш дядя вернётся, думаю, волноваться незачем. Но пока он не вернулся, кто знает. Прошу не как учитель, а как друг семьи: не позволяйте никому манипулировать вами. Некоторые хотели бы вернуть Старые Традиции во власть, многие — навсегда уничтожить их. Ни то, ни другое не выгодно амфиктионам.

«Почему Серджо говорит об этом, если даже дядюшка Тин очень редко поднимал такие темы?»

— Не выгодно?

— Есть вещи, которые лучше всего держать в стороне.

— То есть, как «в стороне»? — не поняла я. В общении с Серджо религиозные споры представлялись чем-то из ряда вон выходящим. «Интересно, что бы сказал дядя Тин, будь он сейчас вместо меня перед Серджо?»

— Религия исцеляет, пока от лекарства свободны отказаться, — внушал Серджо, поглаживая свой крючковатый нос. — Я уже говорил, что вы способная ученица, так? Но придёт время, когда вы станете учительницей. Учительницей всего народа. Он будет искать у вас совета: подчиняться старому богу или новым богам, расправляться с прошлым или подвергать опасности будущее. Идти за вами или за политиками из Сената… в общем, вы услышали меня.

— Кажется, услышала.

— Не подведите народ, хорошо?

Он озадаченно посмотрел на метроном.

— Ох и утомил я вас! Но график, к сожалению, нарушать нельзя.

Как и следовало ожидать, около получаса он посвятил чтению трактата о философских началах гармонии — завершающая часть их урока. Пусть чтиво и было крайне нудным, а голос наставника — монотонным, мне не пришлось отвечать, краснеть и выглядеть идиоткой. Я просто слушала, вернее, делала вид, что слушала, хотя мечтала о том дне, когда стану Архикратиссой, и мудрые изречения потеряют смысл.

Я уподоблюсь дядюшке во всём. Буду править милосердно, меня полюбят подданные, а судьба Конгломерата, чего бы Серджо не говорил, не постигнет Амфиктионию, уж я-то постараюсь…

Сознание рисовало красочные сцены коронации: вначале шагаю по алой дорожке к пьедесталу, в подбитой горностаем мантии, после чего на голову кладут Корону Жемчужной Орлицы и я — Архикратисса — торжественно даю клятву, слова которой мне пока неизвестны. Народы рукоплещут. Народы радуются. Народы ждут милости. И я с щедростью дарую любовь! Ах если бы это было на самом деле. Однажды вышла бы замуж, родила детей. И муж у меня будет хороший… я ведь из рода Аквинтаров, мы выходим замуж лишь за достойных.

Примерный портрет избранника я давно определила. Это, безусловно, сильный красавец с доброй улыбкой и зелёными глазами, можно немного загара, но чтобы не смуглый. Ещё он обязан быть нежным. Грустно немного… вокруг Луан женихи вьются, как пчёлы вокруг цветка. Что неудивительно. Лу красива и стройна. А я — полная, как поросёнок. Даже мерзко!

Ток… ток… ток… Метроном качал маятник из стороны в сторону, Я не сразу догадалась, что стало тихо. Ну вот, уже второй раз за день…

— Ваше… вы меня слушаете? — строго спросил Серджо, отложив книгу. — Я вам рассказываю или кому?

Мурашки побежали по телу.

— Эм…

— Ладно, — взмахнул руками наставник. — На сегодня закончим. Но помните, о чём я сказал. Не позволяйте вами манипулировать.

— Да… я запомню. Спасибо.

С огромным облегчением я попрощалась с Серджо. Ритмичная дробь метронома стихла. Я так хотела уйти, что, закрыв дверь, припала к стене и прикрыла глаза, уносясь в свой маленький мир, где ни забот, ни печалей; где не надо было учить поклоны, зубрить философию и слушать учителя.

____________________________________________________________

[1] Тропеум — скульптурный памятник.

Ауспиции

МАГНУС

— Вы сами попросили разбудить!

Его пихнули в плечо. Магнус заворчал, натянул на голову суконное одеяло, которым укрывался от комарья. Свеча, поднесённая к лицу, обжигала глаза непривычной яркостью.

— Проснитесь!

То глубокое небытие, которое он мог бы назвать сном, не желало без боя отдавать его. Кого-то очень похожего на его брата вели на казнь на залитой дождём улице. Безлицые люди в черных капюшонах кидали в него мёртвых крыс. Смутное видение разрезала белая арка, увенчанная неразборчивой надписью. Ржавая, воняющая трупным ядом клетка стала последним пристанищем заключённому, и дождевая завеса, что падала из глубины небес, умывала лицо солью. Как морская вода. Или как слёзы. «Подождите, я не согласен! Он невиновен, у меня есть доказательства!» — Но ни один безлицый человек не повернул безлицую голову.

Духи сновидений не успели показать Магнусу, что случилось с тем человеком, когда его подняли на эшафот, затянули на шее верёвку, и смачный голос под удаляющийся шум грозы воскликнул «Следующий!»

Гиацинт не сдавался.

— Да проснитесь же…

Безо всякой охоты Магнус разлепил веки.

— М-хррм… да… что, уже полночь? — пробубнил он. Флёр кромешной тьмы отодвинулся и свеча потускнела.

«Нет, не потускнела, просто Ги спрятал её за ладонью».

— Брат ждёт вас в Храме Талиона, помните?

— Мою тогу, — вяло попросил Магнус. «Ничего не случится, если он подождёт немного ещё».

Ги принялся копаться в сундуке, который так любезно предоставил им хозяин гостиницы. Яркость свечи больше не мешала глазам. Магнус ненавидел, когда его сон прерывали вот так безжалостно, но ему ничего не оставалось, кроме как пересилить себя и подняться. Вино смыло неприятный привкус, поселившийся на языке, пока Магнус спал, и поставив на место кубок, трибун сел на кровать, наблюдая как возится Ги.

Свет полной луны проникал в комнату, сплёскиваясь с тёплым сиянием свечи. Борясь с желанием поспать ещё чуток, Магнус перебрал планы на встречу.

«Я должен сказать Гаю, что казнь была ошибкой. Я ничего не просил у него. Если тебя назначили магистром, хотя бы поступай благоразумно, не этому ли нас учили?..»

Но не только о невинно убиенных заговорит с ним Гай Ульпий Сцевола, человек, которого боятся и ненавидят все преступные кодлы отсюда и до дальнего севера. Нет, скорее всего Гай в очередной раз пожелает, чтобы Магнус перешёл к нему в магистратуру. «Зачем тебе нужен этот плебейский сброд?» — как будто наяву говорил он из тьмы.

«Нужен».

Гиацинт подал плед. Магнус расправил руки. Юноша, обернув ткань с зелёными полосами вокруг тела Магнуса, превратил её в изящную тогу, и скрепил на левом плече застёжкой. Лёгкое шерстяное полотно приятно обнимало спину и грудь. «Лишь бы прошло как надо», подумал трибун.

— Думаю, мы управимся до рассвета, — посмотрел он в окно.

Ги снял ставни и отворил дверь.