Боксер-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Никаких, — удивленно ответил Ульрих. — Мы с ними и познакомились-то только сегодня, и то… вскользь.

— Дело в том, — снова вмешался я, — что все мы — участники чемпионата Европы по боксу. Как вы, должно быть, знаете, соревнования будут проходить буквально в эти дни. Естественно, что ко всему, что связано с этим чемпионатом и всеми его участниками, будет приковано пристальное внимание международной прессы. Да, собственно, оно уже приковано — наверняка во многих газетах уже даются анонсы и ведутся первые репортажи о подготовке к турниру.

— И что вы хотите этим сказать? — подозрительно посмотрел на меня полицейский.

— Я хочу сказать, — спокойно ответил я, — что если информация об этом неприглядном происшествии просочится в прессу, то разразится международный скандал.

— Да что вы говорите? Прямо-таки международный скандал? Не много ли вы на себя берете? — усмехнулся полисмен. — Вы что, такие знаменитости?

— А знаменитости мы или нет, здесь ни при чем, — с достоинством ответил я. — Писать-то об этом будут не потому, что это именно мы. Посыл у журналистов будет совершенно другой. Дескать, посмотрите: как только этих советских спортсменов выпустили за границу, так они сразу начали вести себя, как дикари и совершать преступления против добропорядочных граждан.

Полицейский молча слушал меня, ни одним мускулом не выдавая своего отношения к тому, о чем я говорил. Тогда я решил зайти с козырей.

— А главное, — с жаром добавил я, — поднявшийся скандал ведь коснется и вас в том числе!

— Нас? — удивленно приподнял брови полицейский. — Это еще с какой стати? Ваш приятель заявит, что воровал одежду по нашему приказу, что ли? А он знает, что за такие шуточки полагается по нашим законам?

— Да нет же, — терпеливо продолжал объяснять я. — Речь идет не о клевете или оговоре. А о том, что из всего прочитанного многие сделают вывод: местная полиция работает из рук вон плохо! Потому что как еще можно оценить их работу, если в самом центре города, в месте притяжения туристов и проведения таких масштабных мероприятий международного уровня происходят такие дерзкие ограбления? И я больше чем уверен, что у вас найдется пара-тройка прощелыг-журналистов, которые с жадностью ухватятся за эту тему и начнут ее использовать в каждом своем материале. А то еще, не ровен час, и журналистское расследование запустят по этому поводу: поднимут какие-нибудь ваши неудачи за последние годы, переберут всех, кто работает на данном участке, станут полоскать ваши имена в прессе, добиваясь отставки… То и дело будут кричать, мол, что за сотрудники работают в нашей полиции, как они могли допустить такой позор… И при этом им невозможно будет ничего возразить, потому что они-то будут упирать на международную репутацию вашего государства! Вы представляете, во что это все выльется? Вот скажите честно: оно вам надо?

Полицейский вздохнул и задумался. Видно было, что в нем борются два соблазна: довести дело хоть до какого-то конца, посадить преступника и оказаться в своих глазах и в глазах коллег ловким сыщиком — и избежать того шума в прессе, о котором я ему только что так красочно поведал. А я, конечно, немного приукрасил для убедительности, но в принципе все, о чем я говорил, вполне могло произойти. Бывали случаи, когда из-за таких вот случайно поднятых на поверхность историй люди и должности теряли, и в тюрьму садились надолго. И полицейский понимал это еще лучше, чем я.

— Ну ладно, — наконец произнес он. — Если заявление отозвано — так и быть, идите отсюда все. Только постарайтесь больше ни в какие истории не попадать. А то завтра выяснится, что у кого-то младший брат хочет музыкой заниматься, и ему скрипку купить не на что.

Мы вежливо заулыбались и, как говорится, «организованной толпой» покинули участок.

— Ну ты, Мишаня, и дипломат, — облегченно улыбнулся Григорий Семенович. — Такую вдохновенную речь им тут выдал! И главное — все по делу. Я бы так быстро не сообразил!

— Да, тебе бы не в бокс, а куда-нибудь переговорщиком бы идти, — поддакнул Славик Калганов. — Или, действительно, адвокатом каким-нибудь. Честно скажу, не знаю пока еще, какой ты боксер, но язык у тебя подвешен будь здоров!

— Мишка у нас такой, да, — гордо заметил Сеня. — Он знаете в каких ситуациях с людьми умеет договориться!

— Сень, хорош, — оборвал его я. Мне никогда не нравились эти хвалебные речи в мой адрес, а сейчас-то они были и вовсе не очень уместны. — Ты, между прочим, сам сегодня здорово себя проявил, я от тебя тоже такого не ожидал.

— Да ладно, — покраснел Сеня.

— Хорошие вы ребята, я смотрю, — подала голос продавщица, которая до этого момента, казалось, внимательно прислушивалась к нашему разговору, хотя ничего по-русски и не понимала. — Это очень здорово, что вы зашли ко мне и я смогла забрать заявление. А то ведь пострадали бы невиновные люди. А вам на чемпионате выступать надо, и потом еще домой ехать.

— Хорошие люди всегда сумеют между собой договориться, — с достоинством ответил я.

— Слушай, откуда ты всех этих знаний-то понахватался? — поинтересовался Тамерлан.

— Каких еще знаний? — переспросил я.

— Ну, про их журналистов и все такое, — пояснил казах. — Откуда ты знаешь, о чем они тут пишут?

«Так, сейчас опять главное — не сморозить что-нибудь про интернет и желтую прессу», — подумал я, делая вид, что увлечен созерцанием немецкой улицы.

— Так это же естественно, — стараясь тщательно подбирать слова, объяснил я. — Ну вот припомни, о чем у нас пишут, если что-то случилось? Ну, там, кража какая-нибудь крупная или растрата казенных средств? Сразу начинают выяснять — а кто был начальник, а кто допустил, а как к нему относились на работе, в партячейке и так далее. Думаешь, у них здесь как-то принципиально по-другому?

— Ну вообще да, — согласился Тамерлан. Похоже, мое объяснение его вполне устроило.

— Ладно, ребята, — подала голос продавщица, когда мы поравнялись с дверями ее магазина. — Мне пора на работу. Желаю вам успешных выступлений на чемпионате! Всем ауфидерзейн!

— Подождите, — остановил я ее. — А у вас в магазине спортивная форма для девочек продается? Ну, для совсем маленьких, лет семи?

— Конечно, — кивнула женщина.

— Пошли, — коротко сказал я, обращаясь к Ульриху. Тот непонимающе пошел за мной, озираясь на остальных.

Внутри магазина я сразу попросил показать отдел для девочек.

— Выбирай, — так же немногословно сказал я Ульриху. — Какая нужна твоей сестре?

— Нет, нет, я так не могу, — запротестовал он, наконец поняв, о чем идет речь. — Не надо, слушай, я и так себя чувствую, как не знаю кто. Вы из-за меня втянулись во всю эту историю, и ты мне теперь еще что-то покупать хочешь…

— Почему это тебе? — отрезал я. — Я не тебе покупаю, а твоей сестре. Ребенок-то ни в чем не виноват. А там — кто знает, может, это будущая гордость вашей страны. Неправильно будет лишать ее шанса заниматься тем, чем она хочет. А с тебя, кстати, говоря, все деньги, которые ты взял с нас за ворованную одежду.

Мой немецкий был еще дальше от идеала, чем у Григория Семеновича. Поэтому я даже не понял всех слов, которыми Ульрих благодарил меня за подарок, параллельно пряча от меня глаза — видимо, ему и правда было перед нами стыдно. Зато внутри меня появилось то приятное чувство, когда сделал для кого-то что-то очень важное. Я называл это ощущение «Сегодняшний день прожит не зря». А такое не измерить никакими деньгами. Тем более что я и не руководствовался никакими соображениями, мне просто почему-то вдруг стало жалко ту маленькую девочку, которая может навсегда потерять свою мечту из-за того, что у ее семьи недостаточно денег. Я много повидал таких ситуаций и прекрасно понимал, что это такое.

Кстати, о деньгах. Вернувшись в гостиницу, я первым делом рассчитался с пацанами, вернув им купюры, отданные за несостоявшиеся покупки.

— Да, жаль, конечно, что все вот так получилось, — задумчиво протянул Сеня. — Я так хотел в фирменной курточке походить!