Миссия в Китае - Василий Чуйков

Осенью 1940 г. меня срочно вызвали к наркому обороны С. К. Тимошенко.

Поначалу ничего особенного в этом вызове я не усмотрел, Нарком часто встречался с командующими армиями, чтобы иметь информацию из первых рук о положении в войсках и в округе. Но сразу же, как только закрылись за мной двери его кабинета, я понял, что разговор пойдет о чем-то ином.

Нарком объявил мне, что в Центральном Комитете партии и у него лично сложилось мнение, что мне надо ехать в Китай. Многие детали этого разговора у меня не удержались в памяти, но главное я запомнил.

Нарком прямо сказал мне, что правительство не верит в надежность пакта о ненападении с Германией, что Гитлер, по всем данным, готовится к восточному походу. В правительстве и в Наркомате обороны отдают себе отчет, что Германия выступит против нас не в одиночку. Тогда уже, осенью 1940 г., Семен Константинович почти целиком обрисовал состав гитлеровского военного блока: Германия, Италия, Румыния, Финляндия.

— Относительно этих стран сомнений нет! — продолжал он. — Нас волнует возможная позиция Турции, и совершенно особый интерес вызывает Япония. Дальний Восток — нелегкий орешек, сразу и с наскока его не разгрызешь. Нам и без того приходится держать там мощный заслон против возможного выступления Японии… В случае войны на два фронта большие трудности возникнут из-за растянутости коммуникаций… Япония — это главный вопрос в связи с угрозой нападения Германии…

Нарком обрисовал мне обстановку, сложившуюся на фронтах японо-китайской войны. Нападая на Китай, японские милитаристы рассчитывали на скорый успех, однако их войска завязли в Китае, и незаметно было, чтобы там наметился решительный перелом в их пользу. Нарком привел мне любопытные данные о численности японской армии в Китае по годам. Так, в 1937 г. там действовало 26 японских дивизий общей численностью 832 тыс. человек. К осени 1940 г. количество дивизий достигло 35, а людской состав возрос до 1120 тыс. человек. Эскалация японской агрессии в Китае была налицо. Однако увеличение армии не принесло японцам ощутимых результатов. Это было известно и из печати тех дней.

— Можно предполагать, — заявил мне нарком, — что японские милитаристы приложат все силы, чтобы либо добиться в 1941 г. победы над Чан Кайши и гоминьданом, либо свернуть военные действия и перейти к мирным переговорам… Им нужно освободить руки к тому часу, когда Гитлер двинет войска против нас, т. е. быть во всеоружии к большой войне для решения своих проблем на востоке. Наша задача — помочь Китаю отразить японскую агрессию… Не думаю, что войска Чан Кайши могут одержать решительную победу, но затяжная война принесет в конечном счете победу китайскому народу, а не японским милитаристам… Мы можем рассматривать 1941 год как кризисный в этой войне. Или китайский народ устоит и отразит все попытки японских войск полностью овладеть положением, либо после крупных поражений Чан Кайши может склониться к кабальным условиям мирного договора, которые попытаются навязать ему японские агрессоры… Ваша задача — разобраться в обстановке в стане Чан Кайши, взвесить его реальные силы и на правах его главного военного советника активизировать действия китайской армии…

— Мы уже оказывали и будем оказывать военную помощь Чан Кайши, — добавил нарком. — Надо ее активно использовать против японцев.

Я не мог считать свое новое назначение случайностью. «Китайский вопрос», как уже известно читателю, не был для меня неожиданностью. Правда, с тех пор как я побывал в Китае, прошло более десяти лет. Многое там должно было измениться, но основные процессы еще продолжались в том же плане, как и в годы моей работы.

Нарком обрисовал мне и процедурные моменты моего нового назначения. Решено послать меня сначала военным атташе при китайском правительстве. Затем, когда я войду в курс событий, последует назначение меня главой советской военной миссии, т. е. главным военным советником при главнокомандующем китайской армией Чан Кайши.

От наркома во время этой беседы я узнал, что Советское правительство оказывает Китаю большую помощь вооружением. Однако не всегда это оружие применялось с должным умением. Часты случаи, когда советское оружие резервировалось в тылу. Нередко в неудачных для китайцев боях японские войска забирали это оружие в качестве трофеев. В мою задачу входила не только помощь китайскому командованию в управлении войсками, мне предстояло научить их применять современное оружие в свете новейших тактических требований. Мало того, в мою задачу как военного атташе и главного военного советника входило сдерживание воинственных устремлений Чан Кайши против коммунистических армий и партизанских районов, которые контролировались китайскими коммунистами, иными словами, удерживать Чаи Кайши от войны междоусобной, чтобы он мобилизовал все силы нации на отпор агрессору. Нарком мне объяснил, что и командование китайской Красной армией тоже склонно обратить оружие против Чан Кайши, не принимая при этом в расчет опасность, которой оно подвергло бы весь китайский народ и его революционные завоевания. На главного военного советника возлагалась задача согласовывать действия китайской Красной армии и войск Чан Кайши против японских захватчиков, несмотря на разногласия между ними.

Зная натуру китайских милитаристов и Чан Кайши, я понимал, что координация действий войск Чан Кайши и китайских коммунистов являлась самой сложной и деликатной задачей.

Получив мое согласие на поездку в Китай, С. К. Тимошенко пригласил меня следовать за собой. Его машина доставила нас в Кремль. Я понял, что мне предстоит серьезный разговор в Центральном Комитете партии, но, право, не ожидал, что встречусь лично с И. В. Сталиным.

Длинными коридорами мы пришли в приемную Сталина. Его личный секретарь А. Н. Поскребышев тут же доложил о нас. Это была моя первая личная встреча со Сталиным. До этого я видел Сталина только на трибунах. Теперь нас разделяло всего несколько шагов. Мы поздоровались, и он сразу, не теряя ни минуты, спросил меня:

— Как будем считать? Согласны на поездку в знакомую вам страну?

— Я согласен поехать, куда прикажете!

— Не так уже сразу! Надо и подумать, куда дается приказ ехать…

— Надо подумать и подготовиться, — продолжал он, — вы были в Китае в двадцатых годах… Тогда была одна обстановка, сегодня сороковые годы, теперь обстановка другая. Тогда во главе гоминьдана стоял доктор Сунь Ятсен. Это был человек высокой нравственной чистоты, и он был безраздельно предан интересам своего народа. Тогда мы только налаживали с ним связь и, несмотря на свои трудности, всем возможным безвозмездно помогали китайской революции. Ныне правители Китая не те. И гоминьдан не тот, что при Сунь Ятсене, и Чан Кайши в сравнении с Сунь Ятсеном все равно, что котенок в сравнении с тигром. Выросла и новая сила в Китае — коммунистическая партия… На стороне Чан Кайши вся мелкая буржуазия, некоторые крупные капиталисты, не связанные своими интересами с японским капиталом, феодалы и крестьянская масса. За коммунистами идет прежде всего китайский рабочий класс… Вы были в Китае и должны знать, что Китай — крестьянская страна, а не пролетарская. Рабочий класс Китая значительно уступает в своей численности и даже организованности китайскому крестьянству. Китайское крестьянство веками подвергалось нечеловеческому угнетению. Китайский крестьянин — забитый и измученный человек. Он робок в сравнении с рабочим человеком, но в больших массах он готов на большие подвиги, об этом говорит история. Китайская компартия также опирается на беднейших, забитых и неграмотных крестьян. КПК недооценивает растущий рабочий класс, а это не может не наложить свой отпечаток на ее идеологию, на ее лозунги, на ее понимание политических задач в революции. В китайской компартии довольно значительны националистические устремления. В ее рядах недостаточно развито чувство интернациональной солидарности. Вместо того чтобы на этом этапе объединиться в единый фронт против японского агрессора, Чан Кайши и Мао Цзэдун не забыли старые разногласия. С той и другой стороны идет борьба за влияние и за власть. Мао боится Чан Кайши, а Чан Кайши боится Мао.