Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

что, так и будешь лежать носом в землю? Вставай, мой побежденный лев! Скидывай бабуши, рви платье, делай что только в голову взбредет. Тебе всё простится, я назвала имя, от которого у всех голова идет кругом. Жаль, кольца не хватает, от него всех так и выворачивает. Да вставай, наконец! Приказываю тебе именем Иль Бондокани.

— Встаю, матушка, встаю, — простонал Ималеддин. — Этому имени все, кто есть на земле, обязаны и почтением, и повиновением. И я возблагодарю Аллаха и благословлю Его за то, что он восполнил семью нашу, дав моей сестре в жены царя всех царей и князя всех князей, мудрого и великодушного Харуна ар-Рашида, ибо зять ваш, Иль Бондокани, и есть сам халиф.

— Ах, я бедная, ах, я несчастная! — завопила Леламаина. — Где, в какой норе мне укрыться? Ведь я ему сказала всё как есть. И о тебе, и о нем самом.

— Ты не отступила от правды? — спросил Ималеддин. — Он человек, хоть и превыше всех остальных смертных, и ему можно все сказать.

— Я ничего не придумывала, — заверила Леламаина. — И говорила только о нас.

— Тогда суди, как он разгневался, по тому, что он сделал для меня. Твоя правда принесла мне не только свободу, но и титул князя всех князей и место главы эмиров. Вот как великий человек мстит за суровую, но полезную правду.

Едва закончился их разговор, как явился Месрур и объявил о прибытии халифа. Добрая старушка хотела спрятаться, но Ималеддин и Зютюльбе удержали ее, схватив за обе руки.

— Матушка, — сказал новый князь, — почтите добродетель доверием. Халиф — человек незаурядный.

Харун вошел один во всем том великолепии, что добавляют к личным человеческим достоинствам благородное происхождение и богатая одежда. Леламаина, Зютюльбе и Ималеддин простерлись ниц перед своим государем.

Он поспешно, но ласково и добродушно поднял их всех по очереди.

— Госпожа, — обратился он к Леламаине, — надеюсь, твои страхи относительно меня уменьшились, объявляю тебе, что надо избавиться от них вовсе. Ты в моих глазах всегда будешь матерью моей Зютюльбе, повелительницы сердца моего, матерью Ималеддина, человека, достойного моего доверия, и женщиной, чьи мудрые советы открыли мне глаза на пороки, от которых я буду счастлив избавиться… Льщу себя надеждой, что ты простишь мне огорчения, которые доставил я тебе немилостью к твоему сыну. Дворец для него будет отстроен соответственно новому его положению, и поскольку я хочу приблизить его к себе всеми способами, то сегодня же отдам ему в жены благородную и любезную наследницу Хасер-Абушервана, персидского шаха. Благодаря моим последним распоряжениям, она уже не жена мне, а приемная дочь… Что до Зютюльбе, то она соблаговолила удостоить ласковым взглядом своим простого араба и проявила нежный интерес к судьбе того, кому грозила погибель. Мне показалось, она готова разделить его участь, какой бы та ни была, и потому я не предлагаю ей ничего, что было бы ее недостойно, а только прошу составить счастье мужа по имени Харун ар-Рашид.

Невозможно описать радость, которую речи халифа вселили в сердца членов его новой семьи. Леламаина потеряла дар речи, и этим всё сказано. Царь приказал подать носилки для нее и Зютюльбе, а сам поехал верхом между Джафаром и Ималеддином.

Персидская царевна в тот же день вышла замуж за нового любимца халифа. Великолепные празднества и щедрые подаяния позволили народу разделить радость, царившую при дворе. Ималеддин забрал мать и жену в свой дворец, и славная Леламаина в восхитительных носилках каждый день навещала свою дочь, чтобы поздравить ее с новым счастьем, а не выстаивала на пороге мечети, выпрашивая милостыню у тех, кто глух к любым мольбам.

И вообразите себе, что было бы, если бы один из добрых мусульман не услышал ее и не воскликнул: «О, это просто поразительно!» Халиф не пошел бы посмотреть, что там за чудо, не встретил бы Зютюльбе, и Ималеддин оказался бы плохим предсказателем.

Надо признать, что звезды управляют событиями с помощью нитей тончайших и незаметных для глаз простых смертных.

[СКАЗКИ ШАХРАЗАДЫ

Продолжение]

Тут Шахразада умолкла.

— Уже конец! — воскликнула Динарзаде. — Слов нет, чтобы выразить, какое удовольствие доставила мне история о том, как влюбленный халиф прыгал в окно и к чему всё это привело.

— Я рада, — отвечала прекрасная жена Шахрияра, — что одно из забавных приключений достославного царя в его молодые годы увлекло тебя. Теперь я поведаю, как он столкнулся с серьезными неприятностями, как подверг своего любимого визиря необыкновенным испытаниям, и Харун снова предстанет перед вами в выгодном свете.

Добрую Динарзаде очень обрадовала надежда услышать новый рассказ. Шахрияр признался, что тоже с удовольствием послушает его, и Шахразада начала такими словами.

ВЛАСТЬ СУДЬБЫ,

или РАССКАЗ О СТРАНСТВИИ ДЖАФАРА В ДАМАСК И О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ ШЕБИБА И ЕГО БЛИЗКИХ

Начало

Джафар, первый визирь халифа Харуна ар-Рашида, всегда пользовался расположением и доверием своего господина. И вдруг в один день всё словно перевернулось, и великая тревога охватила арабские земли, ибо народы весьма почитали род Бармесидов и особенно его главу Джафара за достоинства, коим не было числа.

Случилось это в месяц рамадан{60}, когда халиф, согласно обыкновению, строго соблюдал пост. Однажды от скуки вздумалось ему наведаться в царские архивы, и взял он с собой Джафара и главного евнуха Месрура.

Харун приказал визирю отпереть сундук, в котором хранились самые ценные рукописи. Он надеялся найти среди них такую, что сумеет его развлечь, и остановил выбор свой на первой же книге, которая попалась в руки Бармесида.

Оказалось, это «Джафер»[9]{61} — широко известная в арабском мире книга. В ней содержались точные предсказания будущего, разгадать которые можно было только с помощью особых вычислений.

Харун начал читать. Внезапно он расхохотался, потом им овладело чувство противоположное, похожее на грусть, а немного погодя халиф погрузился в такую печаль, что на глазах у него выступили слезы. Вскоре, однако, волнение повелителя улеглось и уступило место радости. Визирь с нескрываемым изумлением следил за движениями души своего господина. Ему очень захотелось спросить, что послужило их причиной, но едва он отважился открыть рот, как Харун убрал книгу на место и обратился к Джафару со странной и неожиданной речью:

—