Гридень 7. Завоеватель - Денис Старый

и так нелегко принимать решения, молчал. Мария отдала ребенка на руки одной из мамок, развернулась и отошла в угол приемной палаты в тереме, где и происходил разговор.

Она не хотела, чтобы кто-либо видел ее сомнения. Женщина думала, капли пота проступали на ее лбу, а лицо покрылось полосками капилляров, готовых вот-вот лопнуть. Она прекрасно осознавала всю ответственностьза любое решение, от которого зависят жизни людей. А еще давило на Марию то, что городок, так бурно развивающийся и ставший для нее родным, своим, если еще немного промедлить, будет разрушен. Не так и легко выстроить заново все дома, лес остался, почитай, только в четырех верстах от городка.

Но для Марии-Тесы не это все является главным. Она переживала за то, какая реакция на ее действия или бездействие будет у мужа. Отчитает ли он ее, похвалитли? Себе-то сложно врать — именно это женщинузаботило более остального.

— Сперва сосчитай, сколько людей есть из тех, кто возьмет в руки оружие и сможет его применить. После жду тебя с предложением к действиям. И, если сочту нужным, то дам свое добро, — сказала Мария.

— Боярыня, нынче же умирают люди на улицах ремесленного посада. Видно со стены, что есть там защитники, они погибают прямо сейчас, — Гарун пытался надавить на жену воеводы. — Мы отправили вестовых в иные села и городки, даже в Суздаль. Скоро будет помощь, боярыня, а в это время мы сможем сдерживать врага.

— Я тебе сказала свое слово! — жестко, без права на возражение, выкрикнула Мария.

— Да, боярыня, — сказал сотник, поклонился и пошел исполнять приказ.

Имела ли право Мария приказывать? И да, и нет. По сути, ее статус — это быть женой воеводы, ну, и оставаться при этом сестрой половецского хана Аепы. А вот за безопасность отвечал именно Гарун, он же тренировал пополнение, проводил учения. Но воевода в Братстве стал князем, не по названию титула, по его сути. Так что условно «княжна» всяко больше имела прав на решение, чем кто-либо иной.

Уже через полчаса Гарун вновь прибыл к Марии. Уже во всю пылал окольный город, до детинца доносились крики женщин и мольбы о помощи мужчин. Это все давило не меньше, чем крики людей внутри детинца. Одни внутри стен просили не открывать ворота ни при каких обстоятельствах, чтобы враг не ворвался. Иные все же сохраняли в себе человечность и, наоборот, взывали именно к Марии, чтобы она открыла детинец и чтобы их мужья и сыновья имели возможность помочь тем, кто еще живой, но не успел укрыться за стенами детинца.

Мария видела ситуацию, она выходила во двор и пробовала разговаривать с людьми. Лишь пробовала, так как пройти куда-то не представлялось возможным. Детинец явно уже не соответствовал тому количеству горожан, что проживали в Воеводино. Пости пяти сотен человек более или менее вольготно внутри периметра стен с большим трудом расположатся. А сейчас две с половиной тысячи человек пытаются спастись в крепости. И это, не считая сотни ратников конной стражи. Была и охрана.

Под охраной Мария подразумевала только опытных воинов, она не считала, что те новики, что только влились в Братство послушниками, буквально месяц назад, способны воевать. Таковых было еще три сотни, большинство из которых учили даже не конному или пешему бою, это были те, кто обслуживал пороки и те, кого учили обслуживать…

— А сколько у нас готовых и отлитых пушек? — спросила Мария.

— Две и еще две на испытании, скорее, на переделке, так как там нашли трещины, — отвечал Гарун. — У тебя есть предложения?

Сотник спросил, а сам внутренне поморщился. Как же это так, спрашивать у бабы о военных уловках? Пусть даже баба эта — жена воеводы, но от этого не перестает оставаться бабой. Одно дело — принять общее решение, иное — лезть в мужские дела. Однако, воин не подал виду своего недовольства и быстро выровнял начавшее кривиться лицо.

— Поставьте пушки впереди людей, зарядите дробом! — приказала Мария.

— Но?.. — опешил и от сути приказа, и от той решимости, с которой он был произнесен, Гарун.

Гарун не любил новое оружие. Он был из тех, кто не забывает, даже, если командиры не напоминают, молиться Богу дважды в день, исполнять все обряды, поститься, порой, занимался и самобичеванием, когда млел от лицезрения жены своего соседа. И вот эти бронзовые звери, извергающие огонь? Нет, это было непонятно, страшно для Гаруна, чем-то от Лукавого. А еще… серой пахнет, как в аду. Хотя, информации, как именно устроен ад и не было. Но даже при таком отношении он не мог и не хотел спорить с боярыней, которой сам же и делегировал право принятия решений.

Понадобилось еще время, чтобы подготовиться к выходу. Уже было видно, что два небольших обоза эрзя направились из города, а их краденные телеги с натугой везли награбленное. Можно и дождаться, когда выйдет больше разбойников, но тот факт, что имущество начали вывозить, подстегнул горожан действовать быстрее.

— Выход! — закричал Гарун.

— Бей! — кричали на стенах.

Огромное количество камней устремилось на воинов двух больших отрядов врага, которые держали под контролем двое ворот, ведущих в детинец. Не ожидавшие такого эрзя не просто растерялись, они начали в панике метаться.

— Бей! — закричали на стене вновь.

Теперь уже стрелы полетели во врага. Лучников было всего три десятка, да и били они, скорее, на дальность, чем на точность. Между тем, и эти «небесные подарки» пришлись не по вкусу разбойникам.

Между тем, из ворот стали выходить воины. Да, именно воины. Ведь, если мужчина, бывший вчера ремесленником, торговцем, крестьянином, сегодня взял в руки оружие и готов с ним в руках защищать себя, свою семью, свою землю, то он, несомненно, воин. В лучшем значении этого слова.

Первой вышла сотня Гаруна с ним во главе, правда, сотник не был на коне. Ему еще командовать пехотой, которую и составляли, взявшие в руки оружие, горожане. И не было здесь того, кто не знал, с какой стороны брать копье. Только сейчас стало понятно, зачем все эти учения и тренировки.

— Гаврила, хватит пихаться локтями, дубина ты сталеросовая, Лавр, держи копье ровно, — командовал сотник Горун, оббегая выстраивающихся воинов.

В иной раз он бы и поклон отбил уважаемым ремесленникам и купцам, сейчас же не было времени на уважение.

Выкатили две пушки и спешно их зарядили, орудия поставили аж в