На берегу Тёмного моря - Эндрю Питерсон

коснулась посиневшей окровавленной щеки мальчика. – Тебя били?

Джаннер кивнул.

Ния повернула голову сына к свету, чтобы лучше видеть, и поцеловала его в щёку.

Джаннер скривился и высвободился, хотя его обрадовало тепло маминого поцелуя.

– А ты как, детка? – спросила Ния у Лили.

– Всё хорошо, мама.

Малыш лежал на спине в пыли, высунув язык, и Лили чесала ему брюшко.

Тинк продемонстрировал матери шишку на голове. Ния поцеловала и её.

– А ты видела драконов? Видела, как они остановились и стали слушать, когда Лили запела? – спросил Джаннер.

Ния, похоже, испугалась, но быстро пришла в себя:

– Так это была ты, милая?

– Да, мамочка.

Ния улыбнулась и погладила Лили по голове:

– Ты пела очень красиво.

– Но почему драконы её слушали? – спросил Джаннер. Ния в ответ пожала плечами. – И почему Гнорм, взяв драгоценности, просто нас не убил?

Вопросы всё множились, и голова у него шла кругом.

Ния взяла Джаннера за плечи и пристально взглянула ему в лицо:

– Я сказала ему, что умею печь лучший мясной хлеб на всём побережье. И если он вас отпустит, я буду приносить свежую краюху через каждые три дня, как только личинки хорошенько отъедятся. Я сказала, что знаю секретный рецепт, для которого нужен пот свинозуба. Золото было нужно, просто чтобы привлечь внимание Гнорма. Клыки неравнодушны к украшениям[18].

– Ты умеешь печь мясной хлеб? – удивился Тинк.

– Нет. Но, видимо, придётся научиться, – с улыбкой сказала Ния. – Ну, довольно вопросов. Джаннер, что у тебя с шеей? – Она вновь повернула сына к свету и увидела ярко-красное пятно у него на шее – в том месте, куда попал яд Сларба.

– Клык Сларб меня чуть не укусил, – сказал Джаннер, трогая ожог кончиками пальцев. – Он напал на Лили…

– Ах вот как. – Ния посмотрела на Лили. – Почему же он на тебя напал? – Она обвила рукой плечи девочки. Лили принялась рассказывать, а Джаннер и Тинк на ходу добавляли подробности. Ния слушала, пока Джаннер не упомянул про то, как кто-то поразил Клыков камнями в переулке. Тогда женщина остановилась как вкопанная. – И вы никого не видели? Никого, кто мог бы бросить камень?

– Никого, – озадаченно подтвердил Джаннер.

Он увидел, как мать нахмурилась.

Голова у него лопалась от вопросов. «Где мама прятала все эти сокровища? Их хватило бы, чтобы купить половину Глибвуда! И почему она столько лет молчала? Неужели она не могла продать хотя бы одно золотое колечко? Тогда бы мы жили не так бедно…» Джаннер никогда не видел столько золота сразу, и, поняв, что эти драгоценности много лет хранились в семье, он ощутил… гнев? Или благодарность? Джаннер не знал, что и думать, словно его чувства были такими же неуклюжими, как ноги. «И теперь драгоценности пропали. Нет, не пропали. Они украшают лапы командора Гнорма».

Джаннер задумался: в чём нуждалась его семья? И со стыдом признал, что ни в чём. Мать и дедушка обеспечивали их всем необходимым. Драгоценности ничего бы не изменили – за исключением того, что без них Джаннер, Тинк и Лили по-прежнему сидели бы в камере. «И всё-таки, – подумал он, украдкой взглянув на мать, – что ещё она скрывает?»

Но тут в путаницу его мыслей вмешалось чьё-то пение.

На лужайке перед домом старого Чарни Баймингтона[19] горел небольшой костёр. Вокруг теснились несколько человек – они слушали Армулина. Оранжевый свет костра озарял его лицо и отбрасывал огромную тень на дом за спиной у барда. Армулин пел об Анниере, и его глаза словно сияли собственным светом, когда он смотрел в темноту вокруг костра. Казалось, он видел перед собой прекрасный остров – приют мореходов и поэтов: высокие зелёные горы и тенистые долины, светлый край, где некогда правил добрый король, а люди распевали за работой.

Отчего-то Джаннеру показалось, что Армулин не просто поёт – бард вкладывал в пение свои сокровенные мечты. Джаннера повлекло к этим горам и долинам. То же чувство он увидел и на лицах всех собравшихся вокруг костра.

Песня окончилась, и несколько мгновений, прежде чем зааплодировать, маленький кружок слушателей молчал. Джаннер поднял голову и увидел, что лицо Нии мокро от слёз. Она, как и бард, неподвижно смотрела в пространство.

– Почему ты плачешь? – спросил Джаннер, сжимая руку матери.

Ния слегка вздрогнула, словно он её разбудил, и улыбнулась, глядя на сына:

– Просто так, сынок. А ты почему?

Джаннер только теперь понял, что и у него мокрые щёки.

– Просто… есть что-то в том, как он поёт. Я вспоминаю, как зимой у очага дедушка что-нибудь рассказывает, пока ты готовишь ужин, и нет на свете места лучше… но в то же время почему-то… я тоскую по дому, – ответил Джаннер и смущённо опустил голову.

Тинк и Лили молчали – похоже, старший брат выразил и их чувства.

Армулин, по-прежнему босой, пожимал руки слушателям и застенчиво кивал в ответ на похвалы. Он взял свистоарфу под мышку, пожелал всем спокойной ночи и зашагал в ту сторону, где стояли Игиби. Ния шумно вздохнула и быстро погнала детей по тёмной тропе.

– Мам, можно нам на него посмотреть? – спросил Тинк, глядя через плечо на Армулина, который направлялся прямо к ним.

– Нет. Пора домой. Дедушка и так переволновался.

– Мам, ну пожалуйста! – взмолилась Лили.

– Я сказала: нет, – ответила Ния и ускорила шаг.

Лили, хоть мать и помогала ей идти, споткнулась и упала. Ния остановилась и принялась с извинениями отряхивать пыль с платья дочери.

– Славный у вас пёс, – произнёс за спиной добродушный хриплый голос.

Дети замерли. Ния перестала отряхивать платье Лили и выпрямилась. В темноте она увидела силуэт Армулина. Наклонившись, он гладил Малыша по голове.

– Спасибо. Его зовут Малыш, – сказала Лили и подошла к пёсику, который сидел, виляя хвостом. Взглянув на еле видный в сумерках силуэт барда, девочка добавила: – Вы очень красиво поёте.

– Спасибо, принцесса, – ответил Армулин, присаживаясь перед ней на корточки.

Ния, стоя поодаль, по-прежнему хранила странное молчание. Бард протянул Лили руку:

– Меня зовут Армулин. Не нравится мне здесь у вас, – добавил он с улыбкой, едва заметной в темноте.

Лили улыбнулась в ответ, ничуть не смущённая этими словами:

– А меня зовут Лили. Я плохо хожу.

Улыбка Армулина погасла, и он склонился к девочке, чтобы получше разглядеть её лицо. Затем он взглянул на Нию и на мальчиков, которые по-прежнему стояли неподвижно:

– А вы, добрые люди, кто такие?

– Игиби, – сухо ответила Ния. Она быстро подошла к Лили и притянула её к себе. – Доброй вам ночи, – сказала она, направляя детей к дому.

Армулин стоял на дороге и смотрел им вслед.