Песнь одиноких китов на частоте 52 Гц - Матида Соноко

ли не насильно со словами «У мороженого срока годности нет». А потом смущенно добавил: «Я еще приду, так что оставь для меня чуть-чуть». Не знаю, что уж ему так во мне понравилось, могу только сказать, что со вкусом у него плохо. Неужели он забыл, как я ему врезала?

Осмотрев содержимое морозильника, мой гость выбрал ванильное в вафельном рожке. Я взяла клубничное в вафлях, и мы опять почему-то оказались на веранде. На ночном небе не было ни облачка, мягко светила луна, похожая на яичный желток. Была светлая лунная ночь. Дневная жара исчезла, будто ее никогда и не было, дул ласковый ветерок.

– По такой погоде было, наверное, легко сюда добраться? – поинтересовалась я, и мальчик, сев рядом, смущенно потупился.

Я знаком показала ему, чтобы скорее ел мороженое, и он приступил. Я тоже грызла свое, сидя рядом с ним.

Тихая ночь. Если прислушаться, казалось даже, что слышен шум набегающих на берег далеких волн.

Рядом раздалось еле слышимое шмыганье – мальчик ел мороженое и плакал. Он запихивал куски в рот и тихо лил слезы. Неужели даже в такие моменты он сдерживает свой голос? Заметив, что смотрю на него, он поспешно вытер глаза и отвернулся.

Я молча ела мороженое, смотрела на луну и прислушивалась к звуку волн. Доев, сходила за плеером, который лежал на столике в спальне. Мальчик тоже догрыз мороженое и теперь просто сидел, о чем-то задумавшись, но, заметив предмет в моей руке, вопросительно посмотрел на меня.

– Когда мне до смерти тоскливо, я слушаю один голос.

В прошлый раз он убежал как раз тогда, когда я хотела дать ему это послушать.

Протянув один наушник мальчику, второй я сунула себе в ухо. Я нажала кнопку – из тишины сразу возник голос. Мальчик посмотрел на меня и зашевелил губами, будто желая что-то сказать.

– Да, это голос кита. Только не такой, как мы слышали в прошлый раз.

Голос то ли звал издалека, то ли отдалялся сам. Его звучание, казалось, можно было услышать и на краю мира.

– Голос этого кита никто не слышит.

Мальчик расширил глаза и вопросительно наклонил голову набок.

– Оказывается, высота его голоса – это называется частота, так вот, эта частота не такая, как у других китов. Киты бывают разных видов, но в основном все они поют на частоте от десяти до тридцати девяти герц. А у этого кита – пятьдесят два. Слишком высокий голос, из-за этого другие киты его не слышат. Звук, который мы слушаем сейчас, отрегулирован на более высокой частоте, чтобы улавливало человеческое ухо, а на самом деле он звучит ниже.

Пятидесятидвухгерцевый кит. Самый одинокий в мире. Его голос звучит в огромном море, но никто не может его почувствовать, воспринять, ощутить. Существование кита, который продолжает петь никому не слышную песню, достоверно установлено, пусть его так никто и не видел.

– Говорят, что из-за разницы в частоте голоса он не может встретиться с другими китами. Даже если рядом есть целая стая, даже если они настолько близко, что могут соприкоснуться, животные проплывают мимо, не замечая его.

У него есть множество сородичей, но они ничего не слышат. Он ничего не может им сообщить. Как ему, должно быть, одиноко!

– Наверное, и сейчас он плывет где-то в море, поет, пытаясь донести до кого-то свой голос, который никто не может услышать.

* * *

После тех зимних каникул мать и отчим стали часто запирать меня в наказание в гостевом туалете. Время наказания все удлинялось, и в конце концов мне пришлось не только есть, но и жить там. Я закрывала унитаз крышкой и спала, сидя перед ним, обхватив руками колени, всем сердцем ожидая момента, когда мне откроют дверь. За стеной находилась ничем не стесненная, но недосягаемая веселая семья. Если я, сходя с ума от одиночества, начинала громко рыдать, дверь распахивалась, и меня били. А время заточения продлевали.

Иногда, потеряв надежду, глядя на лунный свет, проникавший внутрь через маленькое окошко, я начинала разговаривать с кем-то, кто так же сидел под таким же светом. Наверняка ведь не только мне так одиноко. Мне становилось чуть-чуть легче при мысли о том, что мой голос достигнет кого-то. Голос пятидесятидвухгерцевого кита.

* * *

– Ы-ы-ы, – прозвучало рядом, и я вздрогнула.

Мальчик прижал рукой ухо, в котором был наушник, и плакал. Он сжал челюсти, и наружу вырывался сдавленный звук. Ребенок дрожал всем телом, и я погладила его по спине.

– Можешь плакать вслух. Не волнуйся, здесь, кроме меня, никого нет.

Я снова и снова гладила его тоненькую, костлявую спину, которую сотрясала такая дрожь, что даже зубы стучали, и все равно он сдерживался и не плакал в голос.

– Знаешь, я все это время думала про твое имя. Ну не могу я звать тебя Паразитом. А вот сейчас придумала. Можно, я буду звать тебя Пятьдесят Два, пока ты не скажешь мне, как тебя по-настоящему зовут? Я буду слушать твой пятидесятидвухгерцевый голос, который никто не слышит. И буду очень стараться! Так что ты говори – говори теми словами, которыми можешь. Я все выслушаю!

Мальчик вздрогнул от удивления и обернулся на меня. Его прозрачные в свете луны глаза были полны слез. Глядя в эти красивые, словно озера, глаза, я улыбнулась.

– Я тоже когда-то говорила пятидесятидвухгерцевым голосом. Очень долго его никто не слышал, и только один человек однажды смог.

И почему я тогда не поняла, что он – моя духовная пара? Как же я не заметила, что нас свела судьба? А когда его не стало – было уже слишком поздно.

– Возможно, у тебя тоже есть сородичи, может быть, их целая толпа где-то в этом мире. Наверняка они есть. И я отведу тебя к ним так же, как когда-то отвели меня.

Я не смогла услышать голос того, кто услышал меня и спас. Ах, если бы я слушала его, если бы я ощутила его всем своим телом, может быть, тогда бы не сидела сейчас здесь.

То, что я сейчас стараюсь сделать для этого мальчика, – искупление по отношению к тому голосу, который в свое время я не услышала. Я пытаюсь избавиться от ощущения неизбывной вины… Ну и пусть! Пусть я пытаюсь найти Ану замену, пусть я не искренна, но все-таки хочу спасти этого мальчика. Если мне это под силу.

Пятьдесят Два посмотрел в небо. А потом медленно открыл рот. Слабый плач, безнадежнее, чем у новорожденного младенца, растворялся в ночном