Тоже Эйнштейн - Мари Бенедикт

женскими костюмами, которые только недавно стали носить состоятельные жительницы Цюриха. Свежий фасон — приталенный жакет с юбкой-трубой мы одобрили, однако решили, что для многочасовых занятий тугой жакет в сочетании с обязательными корсетами будет неудобен. Нет уж, мы остановимся на более практичных блузках с широкими рукавами, заправленных в юбки-колокола, — и обязательно строгих расцветок, чтобы преподаватели и сокурсники воспринимали нас всерьез.

Поболтав так минут пятнадцать, мы двинулись дальше в дружеском молчании, наслаждаясь редкими свободными минутами. Я, уже не в первый раз, подумала: как же неожиданно сложилась моя жизнь в Цюрихе! Уезжая из Загреба, я и представить себе не могла, что буду прогуливаться по бульвару рука об руку с подругой после вечернего чая в экстравагантном кафе. К тому же беседуя о моде.

— Давай пройдемся по Рэмиштрассе, — предложила вдруг Ружица.

— Что? — переспросила я, уверенная, что просто не расслышала.

— По Рэмиштрассе. Это ведь там кафе, где бывает герр Эйнштейн с друзьями?

— Да, но…

— Герр Эйнштейн ведь приглашал нас присоединиться к нему и его друзьям, когда играл с нами Баха вчера в пансионе?

— Да, но мне не кажется, что это удачная мысль, Ружица.

— Да брось, Милева, чего ты боишься? — возразила Ружица с легкой насмешкой в голосе и потянула меня в сторону Рэмиштрассе. — Мы же не будем его специально искать или еще как-то нарушать приличия. Просто пройдем по улице, как самые обычные прохожие, а если герр Эйнштейн и его друзья случайно нас заметят, так тому и быть.

Я могла бы настоять на том, чтобы вернуться в пансион. Могла бы просто развернуться и уйти. Но в душе я сама жаждала приобщиться к той жизни, что кипела в этих кафе вокруг. Ружица оказалась тем самым внешним подкреплением, которого мне до сих пор не хватало, чтобы сделать этот шаг.

Ободренная, я кивнула в знак согласия. Все так же держа друг друга под руку, хотя это становилось все труднее на более людных улицах, мы несколько раз свернули то влево, то вправо и наконец вышли на Рэмиштрассе. Словно по уговору, хотя и не сказав ни слова, мы замедлили шаг и двинулись по бульвару.

Я все крепче сжимала руку Ружицы. Мы приближались к кафе «Метрополь» — любимому заведению герра Эйнштейна. Я не решалась повернуть голову, чтобы посмотреть, не сидит ли он или его друзья за своими излюбленными столиками на улице, и заметила, что Ружица, несмотря на всю свою браваду, тоже не смотрит в ту сторону.

— Фройляйн Марич! Фройляйн Дражич! — услышала я чей-то голос. Я точно знала чей: герра Эйнштейна.

Ружица не замедлила шаг, и я вначале даже не поняла, слышала ли она этот зов. Но потом она тайком бросила на меня взгляд, и я поняла, что она притворяется. Хочет вынудить герра Эйнштейна позвать нас еще раз. У меня не было опыта в таких маневрах, поэтому я последовала примеру Ружицы и продолжала идти. Только когда герр Эйнштейн снова окликнул нас по имени и Ружица оглянулась на его голос, я позволила себе посмотреть в ту же сторону.

Герр Эйнштейн почти бегом пересек бульвар — от кафе «Метрополь» до тротуара, на котором мы стояли.

— Дамы, — воскликнул он, — какой очаровательный сюрприз! Я настаиваю, чтобы вы присоединились ко мне и моим друзьям. У нас бурная дискуссия по поводу опыта Томсона, показавшего, что катодные лучи содержат частицы, называемые электронами, и нам были бы кстати свежие мнения.

Расцепив руки, мы с Ружицей вошли за герром Эйнштейном в кафе. Все столики были плотно оккупированы студентами-мужчинами, и нам пришлось пробираться сквозь толпу к группке из трех человек, втиснувшихся в самый дальний угол. Как он только заметил нас из такой неудобной позиции? Должно быть, смотрел на улицу не отрывая глаз.

Двое мужчин поднялись и встали рядом с герром Эйнштейном, чтобы представиться. Тут я поняла, что один из них мне довольно хорошо знаком — по крайней мере, в лицо я его знала. Это был герр Гроссман, один из моих пяти сокурсников. Не считая приветствий и коротких деловых реплик в аудитории, мы с ним толком никогда не разговаривали. Другой мужчина был тот самый герр Бессо, о котором мне говорил герр Эйнштейн. Темноволосый, улыбчивый, с веселыми искорками в карих глазах.

Мужчины позаимствовали пару свободных стульев у других посетителей кафе и придвинули их к столику — для нас. Когда мы уселись, герр Бессо предложил налить нам кофе и заказать каких-нибудь пирожных.

Мы с Ружицей переглянулись и разразились хохотом при одной только мысли о том, чтобы еще что-то съесть или выпить. Мужчины с недоумением уставились на нас, и пришлось объяснить:

— Мы только что из «Conditorei Schober».

— А-а, — с видом знатока протянул герр Гроссман, — отлично вас понимаю. На прошлой неделе моя мать приехала из Женевы, и мы провели там долгий вечер. После этого я дня два ничего не ел.

Это была самая длинная и самая дружелюбная реплика герра Гроссмана из всех, адресованных мне, с тех самых пор, как мы стали сокурсниками. Впервые я задумалась — а не моя ли это вина, что мы с ним до сих пор не разговаривали?

Мужчины вернулись к обсуждению эксперимента Дж. Дж. Томсона, а мы с Ружицей примолкли. Ситуация была мне в новинку. Стоит ли высказывать свое мнение, размышляла я, или подождать, пока нас спросят? Я боялась, что Гроссман и Бессо примут мою застенчивость за угрюмость или невежество, но и показаться слишком дерзкой тоже не хотелось.

— Что вы об этом думаете, фройляйн Марич? — спросил герр Эйнштейн, как будто услышал мои мысли.

Ободренная приглашением к разговору, я ответила:

— Меня занимает вопрос, не могут ли те частицы, которые герр Томсон обнаружил с помощью своих катодных лучей, стать ключом к пониманию материи?

Мужчины примолкли, и я тут же сжалась. Не наговорила ли я лишнего? Не сказала ли какую-нибудь глупость?

— Хорошо сказано, — заметил герр Бессо.

Герр Гроссман кивнул:

— Совершенно согласен.

Трое мужчин вернулись к дискуссии о существовании атомов, которая, очевидно, началась еще до нашего с Ружицей прихода, и я снова замолчала. Но ненадолго. Теперь, как только в разговоре выдавалась очередная пауза, я вставляла свои замечания. Когда всем стало ясно, что я не уйду в свою раковину, как моллюск, остальные сами стали интересоваться моим мнением. Мы перешли к обсуждению экспериментов, которые проводились тогда в Европе, — в частности, к открытию Вильгельмом Рентгеном рентгеновских лучей. Ружица, хоть я и пыталась вытянуть из нее политологическую точку зрения на этот вопрос, оставалась непривычно молчаливой. Неужели компания герра Эйнштейна и его друзей разочаровала ее? Может быть, она надеялась на