Рыбацкие байки - Мирсай Амир

— Можно к вам?

Весь запас моего гостеприимства, предназначавшийся гостям званым, обрушился теперь на этого незваного гостя.

— Милости просим, Латып-ага! Я очень рад! Проходите!.. Вы как нельзя кстати приехали!

Жена — она уже знала о моей встрече с героем «Склероза» в поезде и забытом им плаще — присоединила к моим и свои восторги.

Дед Латып уже знал, к кому он приехал в гости, и, сев за стол, сразу заговорили о рассказе:

— Я еще тогда заподозрил, что вы автор «Склероза», но все-таки колебался. А на днях и фамилию вашу узнал. Тут уж последние сомнения отпали. Даже сказал сам себе: может быть, ты, старый плут, нарочно плащ забыл в поезде, чтобы повод для встречи был.

— Значит подвела память.

Дед улыбнулся.

— С памятью у меня теперь полный порядок. Но все же... пока не забыл... хочу тебе кое-что показать.

С этими словами он вытащил из кармана рубахи странной формы блесну с крючком. Она была не похожа ни на одну из известных мне блесен, лишь немногим напоминала «Байкал».

— Видел такую?

— Нет, кажется, не видел!

— Только что щуку на нее поймал. И щука, и судак страсть как любят эту блесну. И жерех, и окунь тоже берут,

— Как она называется?

— Я ее назвал... «Латып».

— Самоделка?

— Ну, это целая история... Не лень послушать? —- Ну что вы, Латып-ага, рассказывайте!..

ЧИСТОПОЛЬСКИЕ ЧАСЫ И ТУЛЬСКИЙ САМОВАР

— Хорошо! — ответил дед Латып. — Но сначала посмотрите вот это.

Он отстегнул золотые часы, снял их с ремня и показал мне крышку.

На крышке была выгравирована надпись: «Нашему сверстнику Латыпу. Поздравляем с шестидесятилетием. Друзья».

— Прекрасный подарок!

— Наши, чистопольские! — с гордостью сказал старик и не спеша надел часы на руку. — Теперь можно начинать рассказ. Однажды я напал на богатое место. Щук полным-полно! Но и коряг предостаточно. Что ни заброс, клюет: или щука, или коряга! Коряги, надо признаться, чаще клевали! Вытащил одну щуку, две сорвались. Пять блесен они, жадины, у меня оборвали, ни одной не осталось. А уходить не хочется с такого клева. Что делать? Пришлось эти часы превратить в блесну! За одно ушко привязал жилку, к другому прицепил карабинчик с тройчаткой. Тяжесть хорошая, грузила не требуется. Однако далеко забрасывать бо­юсь: еще затянется за корягу, и оставишь на дне дорогой подарок. Решил.— опущу подле лодки в воду, тем более что глубина подходящая — все пять метров. Только опустил — хоп! Рыба! И притом крупная! Вытащил доброго судака килограмма на полтора. Осмотрел часы — идут как миленькие! Вот что значит «противоударные, пылезащитные, влагонепроницаемые»! Делаю второй заброс. И снова — хоп! На этот раз вытащил щуку. Часы идут как ни в чем не бывало! Очень хотелось еще разик забросить, но благоразумие взяло верх над жадностью. Как русские говорят, пора и честь знать!

Вернулся домой и не удержался, старый дурак, рассказал жене, как ловил рыбу на часы. И, конечно, получил от своей старухи нагоняй. «Совести у тебя совсем не осталось! Люди от чистого сердца подарок сделали. Ну, а если бы часы остались на дне? Как бы ты сам себя чувствовал тогда?»

— Ясно, что плохо бы я тогда себя чувствовал, до конца жизни терзался бы от сожаления. Правда ведь, а?

Мы все дружно закивали.

— Рыболовная страсть — она такая... Иногда и совсем разума лишает, правда ведь?!

— Правда! — сказал я один.

— После этого случая жена отобрала у меня часы в спрятала. «И не проси, и не ищи — и не дам, и не найдешь!» Так я и обходился без часов. Интересно, а?

— Очень интересно! — сказал я.— Но ведь вы обещали нам рассказать историю блесны «Латып», а не эту.

— Имей терпение! То, что я рассказал,— только вступление. После того как я открыл щучье гнездо среди скопища коряг, проблема блесны стала меня мучить. За один выезд на две найденных щуки у меня приходилось пять-шесть оборванных блесен. Слишком дорогое удовольствие! Как-то у одного рыболова, ловившего по соседству со мной, я увидел на конце лески странного вида желтую блесну. «Где взяли?» - спра­шиваю. «Сам вырезал... из старого примуса»,— отвечает. Тут меня и осенило… Был у нас дома хороший самовар... Вы меня извините, когда я говорю о самоваре, всегда очень волнуюсь, потому что детство вспоминается. Для нынешней молодежи самовар — это сувенир, экзотика. А для нас в старое время самовар был символом благополучия и достатка. Утром, вечером, в лк> бое время дня, кто бы ни зашел в дом, на стол подавался кипящий самовар. Он урчал, как сытый кот, клубился паром, от него исходило золотое сияние. Он украшал весь дом, превращал в роскошный пир самую убогую трапезу. Я помню, как однажды к нам в дом ворвались с бранью длинноусые сборщики податей и один из них прямо с подноса схватил и унес кипевший самовар. Мы все выскочили во двор с плачем, с криком... Когда наш самовар унесли, мне показалось! что мир рухнул. Словно он стоял не на бычьих рогах, а на одном нашем самоваре! Что теперь будет с нами? Как можно жить без самовара? И такое отчаяние меня охватило» что хоть ложись да помирай. Может быть, и умер бы, да к вечеру отец принес самовар обратно домой. Вот это какая вещь — самовар…

Ну ладно, пойдем дальше, Шагнем прямо в наше, советское время. Первые пятилетки. Я уже женат, живу в городе. Квартира приличная, с дровяным отопле­нием. Воду берем на улице, за полквартала от дома. Освещение — керосиновые лампы. В общем, все не хуже, чем у людей, но... какая-то червоточина в душе, чего-то не хватает. Чего? Ну конечно, самовара! С большим трудом, через знакомых, с переплатой, достали наконец и самовар. Тульский красавец! Жена за ним ухаживала, как за малым ребенком. Никогда не оставляла с водой, каждый раз золу вытряхивала, перекалить не давала. Когда мы уезжали в отпуск, она не оставляла его в пустой квартире, а, завернув во фланелевый халат и запихнув затем в холщовый мешок, относила к верным знакомым и сама прятала наше сокровище в надежное укромное место.

Самовар жил да поживал и дожил до шестидесятых годов, оставаясь таким же новеньким и блестящим, как в год покупки. А надобность в нем уже пропала! , В доме — газ, электричество. Кому нужен этот переживший себя тульский красавец! Но все же мы его хранили как реликвию. А потом... Семья растет, в доме тесно. Самовар стал нам мешать, и мы решили от него избавиться. Гостил у нас один мой родственник из далекой деревни, вот я и подарил ему самовар. От подарка он не отказался, но и не очень-то обрадовался. Буркнул: «Спасибо» — и все. Тем не менее, уезжая, забыл взять с собой подарок. Самовар остался в доме. Ладно! Одолею тебя, думаю, не мытьем возьму, так катаньем. А тут соседи в новую квартиру въезжают. Вот мы на новоселье и подарили им самовар. Год прошел, два — ничего. Я уже и забывать о нем стал. А тут мой сын получил отдельную квартиру. И, можете себе представить, кто-то из его товарищей подарил ему на новоселье... наш самовар! А сын принес его нам. Наверное, мой самовар не через одно новоселье прошел, пока вернулся на прежнее свое место! И все такой же — новехонький, блестящий. Я даже прослезился, когда его увидел. Ну, думаю, не может того быть, чтобы на такую прочную вещь не нашелся охотник. Наутро отнес самовар в комиссионный магазин. Взяли! Не очень охотно, но все же пошли мне навстречу, согласились взять. Стоял он у них год. Три раза дену снижали. Потом вернули мне самовар обратно.

И вот, когда я увидел в руках у того рыболова блесну, вырезанную из примуса, я снова вспомнил о своем самоваре. По моему рисунку в совхозной кузне мне сделали штамп, и мой тульский красавец нашел себе новое применение. Проблема блесны была решена. Жена вернула мне мои часы. У меня сохранились три самоварных блесны. Одна — ваша. Прошу!.. Я принял подарок.

— Я буду беречь вашу блесну, Латып-ага,— сказал я,— я буду брать ее на ловлю только для того, чтобы рассказывать товарищам ее историю в те часы, когда не будет клева. Спасибо вам большое и за блесну, и за рассказ.

— Я тоже думаю одну блесну сохранить,— сказал дед Латып.— Только бы не забыть, что она заветная...

— Не забудете. Ведь вы же сами говорите, что память у вас сейчас наладилась.

— Наладилась-то наладилась, но все же той дурной молодой памяти уже нет. Тогда ведь каждый случайно услышанный анекдот годами сохранялся в не прикосновенном виде. А сейчас память у меня поумнела. Хранит только самое необходимое. И слава богу! Хуже, когда и необходимое не удерживается в голове. Но я вылечился!

— Обождите, Латып-ага! Вы же слабую память не считали болезнью. Как же вы лечились?

ИСТОРИЯ ИСЦЕЛЕННОЙ ПАМЯТИ

Дед Латып принялся было за новый рассказ, но моя жена, помня о своих обязанностях хозяйки, сказала:

— Наш гость угощает нас своими рассказами, а сам ничего не берет! Съешьте рыбки, Латып-ага, ешьте все, что на стол поставлено. Потом будете рассказывать,