Долгая заря (СИ) - Большаков Валерий Петрович

— Твои прекрасные глазки до того сияют, — мягко улыбнулся я, — что мне впору стыдливо кряхтеть.

Лея заливисто рассмеялась — и увяла.

— Я так и не рассказала тебе тот секрет, — забормотала она, отводя глаза. — Болтаю о тайне личности, словно зубы заговариваю… В общем… — отчаянно глянув на меня, девушка выпалила: — Я сделала психокорректировку Инне! Давно уже, еще когда она к полету готовилась! Вот…

Я ласково обнял пожухшую Лею, и она вздрогнула, глянула, часто моргая.

— Ты не сердишься? И ругать не будешь?

Я покачал головой.

— Однажды мне самому пришлось делать… м-м… «операцию на сознании». Переживаний было… Ты хотела разбудить эмпатию в Инне?

Доча быстро закивала.

— Тебе это удалось. — Я притиснул Лею сильнее. — Только будь осторожнее… Потом.

— Я больше не буду, папочка! — пообещала девушка, тут же поправляя себя: — То есть, буду, но как врач! Обещаю! — пылко вытолкнула она, и лукаво улыбнулась, подлащиваясь: — Ты меня простил? А поцеловать?

Я честно чмокнул Лею в подставленные губки, и мы, просветленные, направились к стекляшке «Гастронома».

Вторник, 23 сентября. Утро

Бонн, Херман Эйлерс штрассе

«Бундесхаус» не отличался державностью, как Кремль или Вестминстер, и не вызывал почтение «вторичными признаками» парламента — обычная высотка в тридцать с лишним этажей, более подобающая отелю или офису крупного банка.

Туристы, азартно щелкавшие «лейками» и «кэнонами», обычно удивлялись, когда гид им объявлял — здесь, мол, вот в этой самой многоэтажке, заседает бундестаг ФРГ.

«Да-а⁈» — вытягивались лица краснолицых фермеров со Среднего Запада или бойких итальяшек, и взвизгивания затворов сливались в длинную очередь…

Герхард Шрёдер, покачиваясь с пяток на носки, усмехнулся, глядя за окно кабинета. Если приложить усилия, действуя умно и не спеша, то вполне можно перенести парламентскую «говорильню» обратно в Берлин. Времена меняются. Всем довольные «осси» уже строят самолеты, собирают компьютеры, а обозленные «весси» орут на митингах и потрясают плакатами «Gib mir die Arbeit!»…

Герд расстегнул пиджак и ослабил узел галстука, уловив свое бледное отражение на стекле. Победа на выборах горячила лишь в первый день — Дорис визжала от радости, а он лишь смутно улыбался, чувствуя странное разочарование. Ведь долгий путь к вершинам власти окончен, еще шажок — и Западная Германия свяжет свои надежды с новым канцлером… С ним. С Герхардом Шрёдером.

Одно плохо — выше дороги нет. Остается только топтаться на пике славы, изображая мудрого государственного мужа, а затем… А затем будет спуск.

Впрочем, зря он расстраивается — и в политической текучке хватает борьбы. Его противники уже закопошились, в эти самые дни и недели, пока СДПГ сколачивает крепкую коалицию. Вот у них-то цель точно есть — обойти канцлера Шрёдера на следующих выборах…

Герд усмехнулся, и подмигнул своему отражению: а это мы еще посмотрим, кто кого! Так уж получалось, что он с самого начала выбрал курс, почти смыкаясь с коммунистическими воззрениями. Любой буржуазный политик шарахнулся бы от подобной «линии партии», как вампир от запаха чеснока, а вот Герхард Фриц Курт Шрёдер возглавил «Молодых социалистов» — этакий «комсомол» ФРГ. И народ его поддержал…

Даже смирные бюргеры устали от вечного вранья! А сейчас «тикает» самое удачное время, чтобы наладить прочные связи с Восточной Германией, с «Общим рынком СЭВ», с СССР. Ведь недаром самой страшной головной болью для Британии и США была возможность российско-германского единства! Обобщить советские ресурсы и немецкую индустрию… Что может быть лучше?

Да подобное объединение всего за пару лет выведет ФРГ в мировые лидеры! Советские газ, нефть, металл, лес, микросхемы, станки… «Золотые головы» в России плюс «золотые руки» в Германии! А потом можно будет и вовсе речь заводить о мирном воссоединении с ГДР… О Германском Союзе…

«Deutsche Union!»

Разволновавшись, Шрёдер и вовсе стянул галстук, расстегнул две верхние пуговицы белой нейлоновой рубашки, вдохнул глубоко. Перспективы столь ослепительны, что напоминают мираж…

Всё так, но есть два фактора, очень и очень серьезных. И они придают ему смелости, а планам — реализма. Прежде всего, «оккупационные войска США» выведены с немецкой территории. Спасибо миссис Даунинг — эта энергичная и весьма практичная особа вплотную занялась стабильностью и благополучием самих Штатов, трезво рассудив, что безопасность Европы — дело самих европейцев.

И надо еще сказать «спасибо» Андропову и Хонеккеру! Когда ГДР бесцеремонно «аннексировала» (по выражению «Бильд») или «освободила» (как с глубоким удовлетворением писала «Правда») Западный Берлин, в Бонне визжали, брызгаясь слюной и стуча кулаками. На долгих десять лет разорвали дипломатические отношения, опустили глухой «железный занавес»…

А в объединенном Берлине всего лишь презрительно скривили губы. «Осси» было не до истерик Запада — они строили сотни заводов, «онемечивали» поляков на возвращенных Восточных землях, прокладывали бетонные автобаны «Берлин — Москва — Свердловск» или «Минск — Прага — Будапешт — Белград — София». Росло благосостояние трудящихся — и «весси» ощутили «мягкую силу социализма»…

Задумчиво потирая щеку, Герд дошагал до письменного стола, но нервный подъем не унимался, не давал спокойно сесть и рассудить. Все эти цели и наметки хорошо заряжают, придают куражу, но и уводят от главной проблемы. Проблемы выбора.

Коалицию они сколотят-таки, это близко к формальности… И займет Герхард Фриц Курт вакантную должность канцлера. И окажется он перед развилкой, между двумя концепциями преодоления кризиса…

Направо пойдешь, куда назойливо заманивают неолибералы — крупный бизнес ублажишь, а социальные программы порежешь. Налево пойдешь, куда указывает Оскар Лафонтен, «вождь» социал-демократов — повысишь налоги богатеям, чтоб «социалку» укрепить.

Насупившись, Герд опасливо выдвинул ящик письменного стола. Письмо от Маркуса Вольфа лежало сверху — убийственный компромат. Если только оппозиция узнает о его связях со Штази, то восторженно взвоет!

«Не узнает», — губы Шрёдера дернулись в ухмылке.

Всесильный Маркус Вольф, «человек без лица», скучает на заслуженном отдыхе. Наверное, потому и не сдержался — передал письмецо с верным человеком.

Туманные слухи о предикторе Ностромо, который якобы снабжал Кремль знанием будущего, ходили давненько, и к нынешнему времени стали легендой. Вроде россказней о графе Калиостро или о бабушке Ванге.

Однако Маркус на полном серьезе писал, что лично встречался с предиктором, что тот реально «вангует»! И предупредил: двинешь вправо — дождешься разрыва с Лафонтеном и утратишь народное доверие. Причем, структурные экономические проблемы так и не решишь! Вопрос: «А оно тебе надо?»

Держа письмо на весу, Герд щелкнул зажигалкой — огонь растекся по вздрагивавшему листу. Быстро дошагав до тесного санузла, Шрёдер успел сбросить похрустывающую бумагу в унитаз, и смыл пепел. Покивал своим мыслям, глядя на журчащую воду.

Маркус может действовать хитро, жестко, но любые проделки его хитроумных «шпицелей» искупает одна, определяющая черта характера Вольфа — он никогда не предаст своих.

Принюхавшись — запах горелого почти улетучился — Герхард вернулся к столу. Будто дождавшись очереди, в кабинет заглянул помощник — молоденький яйцеголовый очкарик с вечно встрепанными волосами.

— К вам дипломаты, господин Шрёдер, — проблеял он.

— Дипломаты? — Брови Герда, задравшись, словно смяли морщины на лбу. — Ну, давай своих дипломатов…

— Кофе?

— Потом, Ганс.

Очкарик втянулся в приемную, а порог переступили два важных господинчика. Стильно одетые и респектабельные, они вызывали оскомину своей вальяжностью. В одном из них, медлительном и надменном, с малоподвижным квадратным лицом, сразу узнавался джентльмен-островитянин. Ганс, будто герольд, представил его: