Шпионка, которая любила принца (Дарья Ливен) - Елена Арсеньева

Виктория признавалась лорду Мельбурну, что не ожидала встретить в лице принца столь очаровательного молодого человека.

Вместе с русским цесаревичем в Лондон прибыли также и другие женихи – принцы Оранские и давно прочившийся в мужья королеве ее кузен, герцог Альберт Кобург Гота. Однако Виктория была всецело поглощена Александром, совершенно не обращая внимания на других претендентов: «Мне страшно нравится принц, он такой естественный и веселый, и мне так легко с ним!»

Молодые люди упивались обществом друг друга. Виктория даже осмелилась пригласить Александра на приватную беседу, без свиты, чего не делала никогда. Потом молодые люди сели на лошадей и отправились на прогулку в парк.

«Я танцевала с ним… Я покинула бальный зал в три часа ночи с четвертью очень счастливой, с сердцем, полным радости. Я не могла спать до утра…» – такими записями изобиловал в то время дневник Виктории.

Дневник вела не одна она. Адъютант Александра, подполковник Симон Юрье́вич, записывал с искренней тревогой: «Царевич признался мне, что он влюблен в королеву и убежден, что и она вполне разделяет его чувства. Я просил его дать мне несколько дней на размышление».

За эти несколько дней состоялся стремительный обмен депешами между Лондоном и Санкт-Петербургом, а также между Лондоном и Парижем. Лорд Грей информировал «милую Дороти» о случившемся. Она едва не лишилась сознания от ревности! При этом она прекрасно понимала, что Александр не женится на Виктории: ведь это будет означать для него отречение от русского престола. Дарья Христофоровна ревновала не к их союзу, а к их любви! И она решила, что должна погубить эту любовь в его сердце. Но как, каким образом? Охаять перед ним Викторию? Но княгиня Ливен – последнее в мире существо, от которого Александр примет совет… Надо поступить похитрее. Заставить Викторию нанести ему такое оскорбление, от которого он не скоро оправится, от которого даже думать о ней не захочет! И через лорда Грея Дарья Христофоровна отправила приватное, секретное письмо лорду Мельбурну.

Из дневника полковника Юрье́вича:

«Великий князь опять огорчил меня. Я сказал ему, что этот брак совершенно невозможен. Я прибавил, что в случае такого поступка ему придется отказаться от своей будущей короны и что совесть никогда не позволит ему сделать это. Он согласился со мной. Но было ясно, что он очень страдает. Выглядел он бледным и несчастным… У меня нет ни малейшего сомнения, что если бы царевич сделал предложение королеве, она без колебаний приняла бы его».

Юрье́вич обратился к бывшей гувернантке Виктории, баронессе Луизе Лезхен, с которой королева была очень близка. «Она сказала мне, что ее величество призналась ей в своих чувствах к великому князю. Он – первый человек, в которого она влюбилась. Она чувствует себя счастливой в его присутствии и просто обворожена его видом и пленительным обаянием… Боюсь, она примет его предложение».

Внезапно Виктория изменилась. Стало известно, что она имела очень нелицеприятную беседу со своим наставником лордом Мельбурном. «Он сказал: «Мне кажется, Великий князь не выглядит хорошо, уж слишком он бледный…» – писала в своем дневнике королева. Характеристика, данная лордом, безусловно, была с подтекстом. Подразумевалось, что Англии нужен более здоровый принц-консорт, который бы сумел дать здоровое потомство.

Виктория в свои двадцать лет уже отлично знала, что может королева писать в своем дневнике, а чего – ни в коем случае. Поэтому в Лету канула суть ее беседы с лордом Мельбурном. Тот очень осторожно намекнул на некую государственную тайну России, которая стала ему известна. Тайна эта касалась происхождения Александра Николаевича… а также его отца и деда. Только некоторым, самым осведомленным лицам в России было известно, что Павел вовсе не сын императора Петра Федоровича III. Его отцом называют фаворита императрицы Екатерины Великой – Сергея Салтыкова. Но это было бы полбеды! Вполне вероятно, что Павел – не сын также и Екатерины. Ребенок ее родился мертвым, и царствовавшая тогда императрица Елизавета, чтобы не допустить гибели династии, подложила в колыбель первого попавшегося родившегося в эту же ночь ребенка, какого-то простолюдина, чуть ли не чухонца…

30 мая 1839 года адъютант Юрье́вич отмечал в своем дневнике, что великий князь был очень печален, покидая Англию. «Прошлой ночью мы попрощались с английским двором. Когда царевич Александр остался наедине со мной, он бросился в мои объятья, и мы оба плакали. Он сказал мне, что он никогда не забудет Викторию. Прощаясь, он поцеловал королеву. «Это был самый счастливый и самый грустный момент моей жизни», – сказал он мне».

Александр подарил королеве Виктории кавказскую овчарку Казбека, которую Виктория очень любила и с которой не расставалась даже после замужества.

Бог весть, поверила ли она в легенду о чухонце. Но, так или иначе, Дарья Христофоровна добилась своего!

Ей бы торжествовать… Однако княгиней овладела глубокая тоска. Предательство, совершенное по отношению к обожаемому принцу, выжгло последние всплески юности в ее сердце. Она вполне излечилась от своего безумия и очень не любила о нем вспоминать: прежде всего из-за предательства, конечно.

Кроме того, она боялась, что обо всем этом узнает Гизо. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше она ценила его и благодарила бога за то, что, в утешение от всех потерь, ей был послан такой друг. Он тоже дорожил каждым часом, проведенным в ее обществе, потому что его возлюбленная превосходила всех тех женщин, которых он встречал на своем жизненном пути.

Теперь Дарья Христофоровна постоянно жила в Париже: на это было дано формальное разрешение императора Николая, который надеялся, что еще сумеет воспользоваться уникальными талантами этой женщины в области тайной дипломатии.

Княгиня Ливен сняла бельэтаж старинного отеля, некогда принадлежавшего ее приятелю Талейрану, – между улицами Сен-Флорентен и Риволи. В этом отеле в 1815 году, во время осады Парижа союзными войсками, останавливался император Александр Павлович.

Здесь салон княгини Ливен достиг наивысшего процветания и получил известность в Европе, так как служил своего рода сборным пунктом не только для дипломатов, министров и посланников, но и замечательных ученых, писателей и всякого рода знаменитостей. Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалетов и любезностью, наибольший интерес для всех (сохранилось множество отзывов современников об этом!) представляла сама княгиня. Она первенствовала над всеми, очаровывала и умом, и необыкновенной ясностью и силой мысли. Она обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий, оживленный разговор. Она еще больше похудела («Longitude of St. – Petersburg»!), но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные и сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grandе dame[23]. Дарья Христофоровна говорила несколько отрывистыми фразами, произносила каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в 1840—1848 годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant [24] всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, которое привело в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.