Звери в отпуске - Людвик Керн

А лис стоял у стены и, равнодушно уставясь на телефон, погрузился в ожидание.

– У вас здесь квартира?- осведомился я.

– Откуда!- возразил он.- Я живу у сестры.

– У сестры Кити?

– Да.

– Отчего же не в гостинице или не в пансионате?

– Не люблю. Домашняя атмосфера мне ближе. Что может быть лучше семейной норы?

– Здорово вы потрудились, пока прятали эту камеру.

– Я не имел права рисковать. Вся моя надежда, вы понимаете…

Тут он замолк и стал прислушиваться.

– Ты готова? Отлично. Начинай передачу.

Он жестом извинился и прервал наш разговор, а я, не веря собственным глазам, стал наблюдать, как из телефонной трубки понемногу что-то вылезает. Не было никаких сомнений: оттуда с величайшим трудом вытискивается моя автомобильная камера.

Передача отняла много времени. До сих пор для меня остаётся загадкой, на каком принципе основывалась эта операция, но факт остаётся фактом: примерно через четверть часа вся камера вылезла из телефонной трубки.

Лис тут же мне её вручил со словами:

– Будьте любезны. Теперь у вас комплект.

Мы возвратились к столику. Жена тем временем заказала оладьи и уже почти справилась со своей порцией.

– Я хотела заказать свиную отбивную, но решила воздержаться. А вдруг, думаю,- сказала моя жена,- отбивная прямо на тарелке превратится в свинью. Да ещё завизжит. О, я вижу, у тебя камера…

– Да,- ответил я,- у меня камера.

– Где ты её раздобыл?

– Её передали телефонным способом.

– Телефонным способом? Не может быть!

– Очень даже может. Я видел собственными глазами.

– Ты надо мной издеваешься.

– Отнюдь.

– Всё равно я тебе не верю.

– Но я клянусь, клянусь… Если тебя интересуют технические детали, спроси у нашего друга… Он даст профессиональные объяснения.

Лис откашлялся, глянул глубоким взором моей жене в глаза и сказал:

– Ни о каких технических деталях пока не может быть речи. Изобретение находится в стадии испытания и строго засекречено.

– Всё ли возможно пересылать телефонным способом?

– В будущем телефонным способом можно будет переслать любую вещь,- уклончиво ответил лис.

– А сейчас?- не отступалась жена.

– А сейчас? Сейчас только некоторые, наиболее, так сказать, растяжимые.

– И вы изобретатель этого способа?

– Да, я,- не без самодовольства подтвердил наш рыжий знакомец, и в хитрых глазках промелькнуло удовлетворение.

Радость, испытанная в связи с находкой камеры, не позволяла мне раздумывать над необъятными возможностями этого изобретения. Хотелось как можно скорее вернуться в палатку, выспаться, чтобы с рассветом приступить к монтировке колёс. У меня даже аппетит пропал.

Я показал знаком жене, что пора уходить. Она кивнула в ответ.

– Очень приятно было провести время в вашем обществе,- сказал я, поднимаясь со стула,- но нам пора.

– Как? Вы уже уходите?

– Завтра нам в дорогу,- пояснила жена,- а день, знаете ли, был сегодня у нас необыкновенный и, я бы сказала, утомительный.

– Понимаю,- отозвался на это лис.- Очень даже понимаю. Однако своим уходом вы сильно меня огорчите. Тем более что настоящая забава только ещё начинается.

– Мне кажется, публика и без того неплохо развлекается.

Оркестр и в самом деле играл с необычайным азартом, а единственная в своём роде толпа танцоров безумствовала на паркете. Плясали под модную песенку, знакомую нам по пляжу:

Сегодня знает светОб этой личной драме,Мой лоб во цвете летУкрашен был рогами.

Более всего неистовствовали, разумеется, юные козочки, вертевшиеся в танце с бородатыми козликами. Время от времени в толпе мелькал и кое-кто из павианчиков, тех самых, с которыми я сегодня купался.

В какой-то момент мне даже показалось, что один из них иронически улыбнулся, заметив зажатую у меня в руке камеру. Она была, конечно, изрядно помята вследствие передачи её по телефону, но оказалась тем не менее в полном порядке. Я не понял, что, собственно, означала эта его ироническая усмешка.

Наш официант, пингвин, видя, что мы собираемся уходить, подскочил к столику.

– Сколько с нас за оладьи?- спросил я.

– Вы ничего-ничего не платите,- ответил, низко кланяясь, официант,

– То есть как ничего?- поразился я. Такое происходило со мной впервые.

– Вы ничего не платите, абсолютно ничего,- заволновался пингвин и, достав блокнот, стал писать какие-то цифры.

– Тем не менее я всё-таки попросил бы счёт.

– Одну секундочку,- отозвался пингвин.- Секундочку. Вот, пожалуйста!

И протянул мне листок бумаги с нацарапанными на нём каракулями.

– 4 у, 2 с, 9 ч,- прочитал я.- Что это такое?

– Это итог,- любезно пояснил официант.

– В каком смысле?

– В нашем.

– Но что это значит?

– Это значит в нашей валюте. Она имеет хождение на нашей территории. Счёт за съеденные вашей высокочтимой супругой оладьи равен 4 у, 2 с, 9 ч, или, иначе говоря, четырём удодам, двум снегирям и девяти чижикам.

– Удоды… снегири… чижики…- пробормотала жена.- Так ведь это же птицы!

– Весьма возможно,- поспешил согласиться официант, который был хорошо воспитан и считал, что клиент всегда прав.- Весьма возможно. Но это прежде всего наша валюта.

– Откуда ж мне взять такие диковинные деньги?- воскликнул я, не на шутку взволнованный, опасаясь, что произойдёт конфуз: воспользовался услугами ресторана, и вдруг выяснилось, что не в состоянии заплатить по счёту. Получается, что ты аферист.

– Да вы не волнуйтесь,- принялся успокаивать меня официант.- Не вы должны мне платить, а я вам.

– Вы мне? Но за что?- спросил я вне себя от удивления.

– То есть как за что? За оладьи.

– Так ведь оладьи съела моя жена.

– Вот именно,- подхватил официант.- Ваша жена оказала нам честь, съев наши оладьи. За это ей причитается вознаграждение. Принцип нашей фирмы заключается в следующем: если кто-то что-то у нас съел, он должен запомнить это на всю жизнь.

– Должна признаться, оладьи были потрясающие,- заметила моя жена.- Уж не упомню, ела ли я когда-нибудь такие оладьи!

– Вот видите!- радостно воскликнул официант и, достав объёмистый кожаный кошелёк, принялся отсчитывать названную сумму.- Вот вам: 4 у, 2 с, 9 ч. Жаль только, что заказали такое скромное блюдо. Потому и счёт небольшой. Но мы надеемся, в следующий раз…

– Я этих денег не возьму!- воскликнул я, считая, что тут затронута моя честь.

Лис, слушавший до сих пор с улыбкой весь наш разговор, стал вдруг очень серьёзен.

– Ни в коем случае не спорьте!- раздался в моём ухе его свистящий шёпот.- Это будет тяжёлое оскорбление. Ещё неизвестно, чем всё это кончится.

– Вы полагаете?..

– Да. Спрячьте, пожалуйста, немедленно деньги.

Поняв, что иного выхода нет, я собрал положенные на столик монетки и сунул в карман.

Официант был на седьмом небе от счастья и заулыбался, а затем, отвесив на прощание низкий поклон, ушёл всё той же походочкой в глубину зала.

Мы встали и направились к двери,

– Жаль, что вы уже уходите,- твердил лис.- В самом деле жаль,- Только сейчас, как я уже говорил,- начинается самое интересное. Такой забавы вы наверняка ещё не видали.

– А какая забава?- осведомилась моя жена, которая всегда была почему-то любопытнее меня.

– Игра в апельсины.

вило, ничего не делал, а я меж тем качал* да качал до потери сознания.

Даже вылезший из палатки Тютюра, которого разбудило шипение насоса, присел поблизости и следил сочувственно за моей деятельностью. Он попытался даже мне помочь. Несколько раз пробовал сунуть свою мордочку в ниппель, чтобы дыхнуть вместе с насосом.

Около восьми всё было уже готово. Камилл стоял вновь на своих четырёх колёсах, зато я свалился под сосну, чтоб прийти в себя.

Две или три минуты мне суждено было полежать в покое, как вдруг прилетела большая пёстрая птица и, точно прилепившись к сосне, принялась стучать по стволу. Удары были то реже, то чаще, совсем как у радиотелеграфиста.

Моя жена, в прошлом харцерка (Харцеры – скауты в современной Польше), разбирается в азбуке Морзе, владеет как звуковой, так и световой сигнализацией. Услыхав этот стук, она тут же закричала:

– Слушай, он что-то сообщает.

– Кто?

– Ну дятел, который сидит у тебя над головой.

– Что именно?

– Минуточку, надо послушать внимательней.

– Ну так послушай и переведи мне, если что-то ещё помнишь.

– Конечно, помню,- ответила жена и обратилась вся в слух.

Ещё несколько ударов эхо разнесло по поляне.

– Ну что он там говорит?- спросил я, заинтригованный.

– Он говорит: «Доброе утро, вот и я».

– Пока ничего особенного. Продолжай приём.

Дятел вновь долбанул несколько раз по стволу, а жена перевела:

– Говорит, что уже восемь.

Я взглянул на часы. В самом деле, восемь.

– Это и без него известно,- буркнул я, нимало этим не взволнованный.

Теперь постукивание шло без пауз,