Звери в отпуске - Людвик Керн

– Абсолютно нормально.

– А животным ты в этом отказываешь, да? А ведь они тоже целый год работают в поте лица, не покладая лап, кто знает, может, ещё больше нашего…

– Я не отказываю, не отказываю!- закричал я.- Но я пока ещё не слыхивал, чтоб существовал такой животный отдых…

– Ага!- воскликнула жена.- Он, видите ли, не слыхивал! Ну разумеется, ты не слыхивал! Потому что все люди такие же, как ты! Ничего удивительного, что животным приходится беречь тайну, чтоб не нарваться на какую-нибудь неприятность со стороны человека. Со стороны вот таких толстокожих, как ты. Потому-то ты никогда не узнаешь названия этой местности. И я тоже никогда не узнаю.

– Выходит, эта местность как-то всё-таки называется?

– Да уж, конечно, называется. Всякая местность как-то называется. Но звери хотят соблюдать осторожность, и я отлично их понимаю. Да и так ли важно, в самом деле, знать, как называется местность? Главное, чтоб нам было тут хорошо, правильно?

– Хорошо, хорошо…- повторил я вслед за женой.- Дело только вот в чём: если знаешь, как называется местность, то из этой местности легче выбраться…

– Мы ещё пока никуда не едем. Лежим себе на пляже, самочувствие великолепное, покой и тишина, и все отдыхающие, или однопляжники, называй их как хочешь, ведут себя безукоризненно.

– Это верно,- согласился я.- Этот пляж сделает честь любому человечьему пляжу. Вот только козы с козликами…

– Этим можно простить. Молодые и дурашливые. Играют. Вечером пойдут наверняка на танцплощадку. Что ж особенного, если…

– Погоди,- воскликнул я.- Значит, танцплощадка у них тоже есть?

– Конечно, есть. И рестораны, и кафе, и кино, и даже театр на открытом воздухе.

– И всё исключительно для зверей?

– А то ещё для кого же? Кроме них, больше никто здесь не бывает. Ни у кого нет возможности сюда приезжать, понятно? Необходима специальная путёвка…

– А ведь путёвку, я думаю, достанешь не вдруг,- заметил я.

– Ещё бы! Прежде всего надо быть четвероногим. Можно не пользоваться другой парой ног, но необходимо, чтобы они были в наличии. Без этого не может быть и речи.

– Выходит, нам такой путёвки не предоставят, а?

– Ясное дело. Разве что поискать обходных путей.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну вот ты, скажем, стал бы ходить на четвереньках,- пояснила жена и тут же расхохоталась, представив себе, как я иду в своё учреждение и разговариваю, стоя на четвереньках, с директором.

– Само по себе хождение на четвереньках ещё ничего не даст. Из-за одного только хождения мы четвероногими не делаемся. А ты говоришь: только четвероногий имеет шанс получить путёвку на этот курорт, где мы с тобой очутились и названия которого, кстати, так и не знаем.

– А у Тютюры шансы есть?

– У Тютюры, да. Тютюра получил бы путёвку без хлопот. Он ведь четвероногий.

– Послушай!- воскликнула в волнении жена.- А ты убеждён, что Тютюра – четвероногий?

– А то как же,- ответил я, и тут же в душу закралось сомнение.

– Ты хоть раз считал у него ноги?

– Считал ли у него ноги?- воскликнул я.- Ну знаешь, довольно странный вопрос. С чего б это мне считать у него ноги?

– Не отвлекайся, говори прямо: считал или не считал?

– Не считал.

– И я тоже не считала. Что же теперь будет?

– А что может быть? Ничего не будет.

– А если у него больше четырёх ног или меньше? Если, например, шесть, девять или три?

– Ну и что из этого?

– Но ведь это же ужасно,- трагическим шёпотом произнесла моя жена,- ужасно. Тогда, выходит, Тютюра не четвероногое. А нам в нашем положении необходимо иметь близкого четвероногого. Придётся пересчитать у него ноги. Другого выхода нету.

Не вздумайте, однако, над нами смеяться. Хотел бы я знать, ответит ли без запинки большинство из вас, сколько ног у ежа. Я полагаю, вы не очень-то знаете, как с этим обстоит дело. Ёж с точки зрения ног животное загадочное. Мы рассматриваем его скорей с той стороны, где у него иглы, то есть сверху, а не снизу, где у него ноги. Черепаху, скажем, можно взять на руки, перевернуть брюхом кверху и выяснить, как там у неё с лапами. С ёжиком же из-за его иголок обстоит куда сложнее. Ведь ежа не схватите, правда? Значит, можно иметь какие-то сомнения? Можно.

Бедный Тютюра был, вероятно, ошеломлён, когда мы выхватили его из-под соломенной шляпы, под которой он, спасаясь от зноя, притащился на пляж, и одним движением опрокинули на спину.

Беглого взгляда оказалось достаточно. Выяснилось, что всё в порядке. Ноги у Тютюры было четыре. Скорее это были даже не ноги, а ножки, тем не менее они были, вдобавок четыре, а ведь только этого нам и требовалось. Со вздохом облегчения мы перевернули Тютюру брюхом вниз снова и накрыли шляпой.

– Тютюра, вне всякого сомнения, четвероногое,- сказала, повеселев, жена.- Нам повезло. В случае чего можем сказать, что именно он привёз нас сюда на отдых.

– Это ты здорово придумала,- отозвался я, почувствовав прилив уверенности.- А раз так, пошли купаться.

Я разогнался и бросился в воду поблизости от плававших на своих камерах трёх юных павианов.

– Гей, гей!- загалдели, увидев меня, расшалившиеся юнцы.- Плавайте на камере! Одно удовольствие! У вас нету камеры?

– Нету!- крикнул я в ответ и принялся загребать руками. А они подплыли ко мне и стали наперебой расхваливать автомобильные камеры – наилучшее, как они считают, приспособление в помощь купальщику.

– Самый смак!- крикнул первый.

– Самый сок!- крикнул второй.

– Величайшее открытие столетия!- поддержал братьев третий павианчик.

– Каждый камерой рулит, каждый с камерой шалит, каждый камеру хвалит!

– Надо «хвалит», а не «хвалит»,- поправил я павианчика.

– Подумаешь…- небрежно бросил юный поэт.- Важно иметь камеру. Только тогда вы испытаете настоящее удовольствие.

– Слишком много болтовни,- прервал его брат.- Слетай лучше куда надо и принеси ещё одну камеру. Пусть наслаждается.

– Есть там ещё камеры?

– Одна, вроде, где-то валяется.

– Так я побежал.

И, выскочив из воды, он помчался по пляжу. Вскоре павианчик вернулся с камерой. Он набросил мне её на голову. Теперь и у меня была камера, и я мог проделывать то же, что и они.

Должен, впрочем, признаться, что павианчики были куда проворнее. Однако удовольствие получил и я. Я перелетал вместе с камерой с волны на волну, скатывался с камеры в воду, пытался втянуть её поглубже в море, но она ни за что не желала погружаться и тотчас вместе со мной выскакивала на поверхность и так далее, и так далее… Я уж и сам теперь не могу вспомнить, какие штуки я тогда вытворял. Продолжалось это час, а может, и больше, в конце концов я умаялся и решил выйти на берег.

– Кому отдать камеру?- спросил я. Павианчики всё ещё резвились со своими камерами в воде.

– Берите её себе!- крикнул один из них.- Нам она не нужна.

– Оставьте на память!- крикнул второй.

– Веселитесь на здоровье!- поддержал братьев третий.

Я вылез из воды. Усталый, потащился к нашей берложке, бросил камеру в песок и сказал жене:

– Ну вот, теперь у нас на одну камеру больше.

Едва я растянулся на песке, желая отдохнуть от этих безумств, как послышался пронзительный вопль:

– Помогите! Помогите!

Мы с женой тотчас вскочили и стали смотреть по сторонам, чтоб выяснить, кто кричит и кому какая опасность угрожает.

– Помогите! Помогите! Он тонет!- повторил мгновение спустя тот же трагический голос. Все наши соседи, за исключением ленивцев, тоже вскочили с мест и уставились на море.

– Помогите! Помогите! Спасите малыша!- послышалось в третий раз.

Я глянул в том направлении, откуда доносился голос, и сразу понял, что это жирафа. Она приставила ко рту мегафон и кричала изо всех сил.

– Жирафа тут, кажется, вместо наблюдательной вышки,- шёпотом сообщила мне жена.

– Но ведь это не пожар, правда?

– Не в пожаре дело,- ответила мне жена.- Она следит, чтоб кто-нибудь случайно не утонул. Высокая, вот ей издалека всё и видно.

– Ты права. Бежим к жирафе!

Мы бросились к жирафе, а за нами устремилась вся пёстрая пляжная публика.

– Что случилось, жирафа?- спросил я, запыхавшись.

– Он тонет! Тонет!..

– Кто, кто?..

– Да этот сопляк-ленивец! Каждый раз одно и то же!

– Он что, плавать не умеет?

– Да умеет.

– Отчего ж он тонет?

– От лени. Считает: лучше утонуть, чем сделать одно лишнее движение.

– Надо спасать, пока не поздно!- воскликнул я и бросился в воду, а следом все остальные.

Броситься-то бросился, но куда плыть, я не знал, потому что не видел утопающего. Обычно, если кто-то тонет, он изо всех сил барахтается, взмахивает руками, мечется и так далее. А тут – пустое море.

Жирафа побежала за мной следом, и, стоя на берегу в мелкой воде, стала руководить.

– Плывите, пожалуйста, прямо… Теперь чуть левее… Так, а теперь посмотрите на дно… Я вижу его, вон он лежит…

Я нырнул до самого дна и наконец в кристально прозрачной воде заметил простёртое на зеленовато-золотистом песке тело в пёстрых плавках. Я схватил ленивца за плавки и мгновенно вытянул на поверхность.