А что там в Брюгге? - Юлия Родионова

гнева. Филипп III не мог поведать никому, за что так злится на Рогира. Тогда бы пришлось раскрыть и причину, побудившую художника выкрасть портрет герцога.

Причина же была проста. Рогир узнал о связи своей супруги Элизабет с герцогом.

Да, Его Светлость всегда был горяч, непостоянен и мгновенно загорался, увидев юное, обворожительное личико или хотя бы кокетливо и как бы случайно выставленную ножку очередной прелестницы. Но тут было иное. Супруга Рогира Элизабет была уже стара. Очень стара. Ей шел пятый десяток. Однако правдой было и то, что она и в этом преклонном возрасте была хороша. Элизабет не потеряла ни стройности стана, ни блеска в лукавых серых глазах. Даже волосы ее оставались такими же, как в юности, — цвета игравшей на солнце смолы. Без единого седого волоска. Рогир до сих пор обожал свою Элизабет, прожив с ней без малого двадцать лет и вырастив троих столь же нежно любимых детей.

Герцог же, презрев супружеское счастье четы и уважение к самому мастеру, не устоял перед прелестью Элизабет. Да и хотел ли устоять?

Но при всей своей страсти к супруге Рогира герцог Бургундский не мог допустить, чтобы кто-то узнал о его связи с прекрасной, но уже очень старой дамой. Это бы означало, что и сам герцог не столь бодр и ловок в охоте на юных нимф, а довольствуется лежалым товаром, чтобы он о себе не думал. Это бы означало, что и герцог стар.

Это и была та причина, суть которой невозможно было раскрыть, особенно помня о предстоящем походе на Константинополь и надвигающейся опасности со стороны Франции. В глазах друзей и тем более, врагов герцог Филипп Добрый должен быть силен и на поле брани и в опочивальне.

А вот о том, что пообещал сделать рогоносец Рогир, и вовсе рассказать было немыслимо.

Случайно узнав об измене супруги Рогир, запер неверную в доме и поклялся отомстить герцогу. Он, позабыв о почтении, так и заявил Его Светлости в лицо: «Я отомщу Вам за унижение. Поверьте мне. Я напишу Ваш портрет. И напишу его с мыслью о мести. Вы будете на нем изображены не в Вашем обычном черном, каковое Вы носите в память об отце, а в костюме шута. Знайте, я сделаю это!»

Филипп, славившийся быстротой реакции далеко за пределами своего герцогства, еще даже не успел понять всю глубину нанесенного оскорбления своей Светлости и памяти своего высокочтимого отца, как Рогир уже покинул залу, где они только что беседовали один на один. А на следующий день из пиршественного зала пропал портрет герцога.

Конечно, Рогира схватили, обвинили в краже. Но портрета у него не обнаружили, а потому на неопределенный срок, необходимый для нахождения пропажи, заточили в темнице.

Часть IV

Глава 1.

— Теть Саш! — вопила в трубку Василиса, позабыв и правила приличия, установленные строгой теткой, и самое себя. — Там буквы!

— Еду, — только и сказала Александра Сергеевна.

Буквы и в самом деле были. И обнаружились они совершенно случайно.

В тот вечер после пасхального обеда и отъезда тетки Василиса сама долго рассматривала книгу и, конечно же, таинственную вставку. Но ровно так же, как и Александра Сергеевна, ничего нового и интересного не нашла. Книга была отложена. Однако каждый вечер после работы и вкусного ужина Василиса заходила в кабинет почитать, а заодно и взглянуть на неразгаданную Книгу с Историей. Она так и называла ее «Книга с Историей», потому что это была именно Книга с большой буквы и именно с Историей.

Последний день апреля был особенно муторным. Не радовали ни погода, — похолодало и поговаривали, что даже пойдет снег, — ни тем более, работа. Василиса с трудом досидела до конца рабочего дня, занимая себя мечтами о бараньих ребрышках в цитрусово-медовой глазури и йоркширском пудинге, которые вчера приготовила искусительница Баб Марта.

Кстати, Чокнутой Василиса ее больше не звала, даже про себя. Она полюбила странную старушку и принимала ее особенности, как данность. «Все мы странные, а она чуть страннее, ну и что?» — решила Василиса и закрыла для себя этот вопрос.

Да, ребрышки! Обычно Баб Марта готовила понемногу: супа на две тарелки, порционное горячее и даже небольшие тортики, по размеру больше похожие на пирожные, чем на торты. Все так, чтобы можно было съесть за одну трапезу. Но иногда Баб Марта просчитывалась или увлекалась, и тогда еда оставалась еще и на завтра. А завтра можно было видеть горестно застывшую старушку, наблюдающую, как Василиса разогревает вчерашний обед. Да, Баб Марта не любила подогретую на плите еду, справедливо полагая, что еда должна быть только свежей и разогревать ее — только бога гневить.

А вот как раз вчера Баб Марта к радости Василисы просчиталась: божественно вкусных ребрышек получилось больше, чем Василиса и Баб Марта смогли съесть. А на пудинг у Василисы и вовсе сил не осталось. Потому то и мечталось сегодня Василисе в этот тягучий рабочий день о ребрышках под апельсиново-медовой глазурью и о воздушном пудинге, пахнущем ванилью и чем-то еще таким нежным, беззащитным, чем-то, пахнущим детством.

Ребрышки ждали Василису ровно так же, как и грустная, укоризненно смотрящая на варварские подогревательные действия Баб Марта. Но Василиса была счастлива.

Поужинав, она по привычке направилась в кабинет. Села в любимое потертое кресло, взяла синюю с единорогом книгу, раскрыла ее и задумалась. Так и сидела она, так и поглаживала нежно страницы пальцами, как раньше знакомилась с книгой. И чуткие пальцы не подвели. Почувствовав еле ощутимые бороздки, бугорки и впадинки, Василиса вздрогнула. Провела еще раз, не веря первому впечатлению. Неровности были.

Василиса подняла книгу к настольной лампе, открыв одну лишь страницу, и вгляделась в нее. Теплый луч, осветив страницу, проявил и буквы. Василиса застыла, всматриваясь в красивые готические буквы, которые отчетливо проступали на тонкой бумаге. Чем они были написаны? Да и написаны ли были вообще? Казалось, что переписчик просто выдавливал их пером. И если бы не чуткие Василисины пальцы, буквы нипочем бы не обнаружились.

Вот и вопила в трубку ошалевшая от счастья Василиса, не обращая внимания ни на условности, ни на поздний час.

Александра Сергеевна ворвалась в квартиру, на ходу развязывая шарфик и разуваясь.

— Где она? Где книга?

— Пойдемте, пойдемте, — скороговоркой выстрелила Василиса. — Она в кабинете.

Глава 2

Забыв, что завтра обеим на работу, Василиса с Александрой Сергеевной всю ночь просидели, выискивая и записывая слова. Слова мало того, что были