Индюшка с бриллиантами (Сборник юмористических рассказов) - Христа Пелитев

Мне хотелось вскочить, снять со стены плеть (она висит там для украшения) и подобно Христу выгнать из дома всех этих лжецов и лицемеров. Но я заметил, что жене моей (она не была посвящена в мой эксперимент) приятны все эти дифирамбы, а молодая жена одного из моих сослуживцев, к которой я проявлял естественный в моем возрасте интерес, не сводила с меня глаз. Пришлось сдержать свое возмущение, так что остаток вечера прошел во взаимных объяснениях в любви и уважении.

Лежа в кровати, я опять вспомнил ужин и опять вскипел от негодования. Но где-то в глубине души заговорил подленький голосок. Он все настойчивее нашептывал, что я мог ошибиться и, несмотря на старания, действительно создать что-то талантливое и сильное, и как говорили на ужине… внести вклад в изучение психологии современного крестьянина. Талант ведь как насморк, его не скроешь, не спрячешь. Может, он и сейчас сыграл со мной злую шутку и я напрасно обвиняю друзей в лицемерии и отсутствии художественного вкуса.

А впрочем, вес это глупости! Я ведь знаю. какую ахинею написал, как придумывал разные банальности и схемы, как радовался, что посмеюсь над всеми. Повернувшись на другую сторону, я попытался уснуть. Завтра, когда я принесу рукопись в издательство, все встанет на свои места. Там работают люди знающие, обладающие высокими художественными критериями. Они сразу поймут, в чем дело.

Утром я позвонил в издательство знакомому редактору и сообщил, что досрочно закончил рукопись, которую планировал на конец года. Он так искренне обрадовался, так тепло благодарил меня за то, что я не нарушил издательского плана, что мне стало не по себе. Мы договорились о встрече, и я отнес ему свое творение. На прощание он так долго тряс мою руку, что я, право, почувствовал себя неловко. Все это время меня не покидала мысль: интересно, как же ты запоешь, когда прочитаешь мой опус. Я с нетерпением ждал, что будет дальше. И вот через неделю дома зазвонил телефон. Я снял трубку и, услышав голос редактора, испытал неприятное чувство — что-то он скажет сейчас. Пожалуй, отчитает как следует за неуместные шутки с солидным учреждением. Как бы не так! Мне просто неудобно повторять перед читателями, что я услышал. Ну в общем, меня благодарили от имени директора за талантливое произведение, за правдивое отображение современной действительности. И так далее и тому подобное. Прервав поток его словоизлияний, я спросил, может, он имеет в виду какую — нибудь другую рукопись. В ответ редактор, отечески пожурив меня, сказал, что наши писатели унаследовали у тесняцкого прошлого чрезмерную скромность, что порой мешает им чувствовать себя авторами европейского масштаба. Ну, сказал я себе, это уж слишком и собрался было раскрыть свою тайну, но что-то меня остановило, как говорится, на полуслове. С одной стороны, любопытно — как будут развиваться события дальше, а с другой, если говорить откровенно, все эти хвалебствия мне были не совсем неприятны. Так уж устроен наш брат, писатель. Знает, что не заслуживает похвалы, но сидит в нем какой-то подлый чертенок, который дергает самую чувствительную струну. Как бы то ни было, смолчал я и на этот раз.

Дней через десять встретил я в кафе критика, которого не очень-то жаловал (он почему-то игнорировал мое творчество). Сейчас он явно решил исправить свою ошибку и доказать мне, что я напрасно подозревал его в недоброжелательности. Он схватил меня и чуть не задушил в своих объятиях, уверяя, что давно уже не испытывал такого эстетического удовлетворения, такой радости при чтении болгарского произведения. Когда ему предложили написать рецензию на мое последнее произведение, он сначала хотел отказаться, но потом передумал и согласился. Прочитав первую страницу, он так увлекся, что читал всю ночь напролет. Так не терпелось ему узнать, что же произойдет с героями.

— Да, это, брат, удача! — повторял критик, не отпуская меня. — В моей искренности можешь не сомневаться.

На этот раз я был по-настоящему озадачен. Все, кто меня хвалил до сих пор, были моими друзьями, и можно было допустить, что они щадят мое самолюбие. Этот же совершенно чужой мне человек. По крайней мере до сих пор ни любви, ни ненависти ко мне он не проявлял. Черт побери, а вдруг я ошибаюсь? Ведь я могу попасть в нелепое положение, если кто-нибудь узнает про мой эксперимент. Домой я вернулся в крайнем смятении. На столе лежало сообщение о том, что рукопись принята в печать без поправок, если не считать того, что из разряда повести ее перевели в жанр романа. Меня просили прийти подписать договор.

Думал я, думал и в конце концов решил не отказываться, как говорится, бьют — беги, дают — бери. Тем самым я сохраню за собой право посмеяться последним.

Вам, наверное, интересно, чем все это кончилось. Роман вышел, и теперь критики наперебой цитируют его, как только заходит речь о современной тематике. Все единодушны в мнении, что я добился успеха и на этой ниве.

Нашелся, правда, какой-то молокосос, который написал, что это типичный образчик серого потока. Я, конечно, этого так не оставлю. Буду жаловаться председателю нашего союза, до самого министра культуры дойду, но этого выскочку поставлю на место.

Подумать только, он позволяет себе замахиваться на выдающихся представителей нашей литературы, на ее эталоны. Давно пора одернуть людей, которые думают, что им все дозволено.

Радой Ралин. Мой друг

Перевод Лидии Христовой

Был у меня друг. Единственный верный друг. С ним я делился и мыслями, и последним куском хлеба. На него полагался в самые трудные моменты жизни. Случится, бывало, какая-нибудь неприятность, он тут же бросается все улаживать. Уволят меня, он начинает обзванивать ответственных работников и донимает их до тех пор, пока не восстановят меня на работе. Поссоримся с женой, он тут же бросается нас мирить.

Но в один печальный день я неожиданно обнаружил, что причиной всех моих неудач и житейских неурядиц всегда был он. мой единственный, верный друг…

В сущности, меня преследовали только но его доносам. Конфликты же он улаживал только для вида. С работы меня снимали под его нажимом… Вдобавок ко всему этот подлец снюхался с моей женой. Теперь мне ясно, почему он советовал мне не быть ревнивым, почему с такой легкостью улаживал наши семейные конфликты.

Потрясенный этим открытием, я решил навсегда порвать с ним. Сразу. Безоговорочно.

Но потом подумал: Верно, он клеветал на меня, но делал это как друг. Без злого умысла. Не будь он мне другом, кто знает, какие грязные непочтенные средства пустил бы в ход.

Из-за него меня снимали с работы! Да, это установлено. Но ведь и это он делал как друг, а не как заклятый враг. Не будь он мне другом, кто знает, каким бы гонениям я подвергался…

Гулял с моей женой. Она сама мне в этом призналась. Но ведь делал он это как друг, а не по злобе. Не будь он мне другом, он бы унижал мое достоинство, издевался над моей личностью…

Так что если порву с ним, останусь без друга — верного, незаменимого. А разве можно прожить без друга? Нет, невозможно. Лучше плохой друг, чем никакого! А друг мой не так уж и плох. Конечно, он допустил непозволительные оплошности, но как друг, без злого умысла, несознательно. Враг бы не просчитался, а сознательно вредил бы мне до полного моего уничтожения.

Да!

Разве враг побежит улаживать дело, если у меня опять возникнут неприятности? Разве враг будет искать мне работу, если меня уволят? Разве враг будет мирить меня с женой, если нашему семейному счастью угрожает опасность?

И где гарантия, что найди я нового, единственного, незаменимого, верного друга, он не станет строчить на меня доносы и строить козни мне на работе и совращать жену, а затем улаживать конфликты, находить мне новую работу и мирить с женой?

И что все это он будет делать сознательно, как друг?

Так неужто стоит лишаться старого друга из-за его невольных оплошностей?

Решено: не буду порывать с ним. Это окончательно и бесповоротно.

Теперь я уже знаю, что мне есть с кем поделиться мыслями и последним куском хлеба. Теперь я не боюсь гонений, увольнений, семейных бурь.

Тогда почему же я начал свою исповедь словами: «Был у меня друг?..»

Радой Ралин. Недогадливый царь

Перевод Лидии Христовой

Как-то один царь решил водворить в своем царстве порядок и справедливость. Стал он советоваться с мудрецами да советниками, звездочетами да статистиками, но так ничего и не добился. Тогда он решил созвать своих подданных, почему они не занимаются спокойно своим делом, что их беспокоит?

— Как тут быть спокойными? — отвечали, словно сговорившись, хором и в одиночку, люди. — На каждого жителя царства написано как минимум семь-восемь доносов. После каждого доноса нас вызывают для объяснений. И все свое свободное время мы тратим на сбор доказательств и заверку сведений.