Не жди, когда уснут боги - Александр Иванов

Ксеня тихо плакала, редкие бусинки катились из глаз по худеньким, с ржавинками, щекам и высыхали у подбородка. Подсевшая поближе Люда обняла ее за талию, говорила всякие ласковые слова, а сама смотрела вдаль, туда, где долина медленно набирала высоту предгорий, смотрела, ожидая поддержку. И когда, наконец, дождалась, когда эта самая поддержка возникла, запылив горизонт узенькой белой полоской, она радостно вздохнула, воскликнула:

— Вон скачет, гляди!

— Кто?

— Аскар, ну, разумеется, Аскар!

Ксеня быстренько спрыгнула с бревна, промокнула кулачками глаза и вся как-то преобразилась, подавшись навстречу всаднику, который несся на всех парусах. Если бы Люда не отвлеклась от ее лица, то увидела бы, как оно меняется, постепенно меняется, словно оплывающая свеча, готовая вот-вот погаснуть.

Не Аскар это был, а Санька. Пока пегая под ним тяжело водила боками да отряхивала с морды пену, он мрачно докладывал:

— Ничего спиртного. Мы ж забыли — сегодня воскресенье. В сельпо все подчистую подметено. Гуляют люди!

— Дальше бы проехал, — Люда тоже была огорчена. — Или не сообразил?

— Скажете, Людмила Матвеевна! — обиделся Санька. — Везде одинаково — пусто. В газетах же ясно пишут: растет благосостояние трудящихся!

— Ох, Санька, допаясничаешься ты у меня! Слезай да займись делами. Что-нибудь посильное и для тебя найдется.

Санька был отходчив. Тут же блеснул зубами и загорланил: «О, дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить!..»

Солнце уже накренилось к западу и пошло на убыль, когда появился Аскар. И на этот раз не обошлось без гостинцев: девчатам он привез коробку конфет, а Саньке, по его просьбе, тугую тяжелую камчу. Люда хотела было попросить, чтобы Аскар помог раздобыть свежего мяса, но Ксеня опередила подругу.

— Как себя чувствует тетя?

— Лючше. Почти, совеем здорова. Привет вам передает.

— А ты что, рассказывал ей о нас?

— Рассказывал, много рассказывал!

Перебирая картошку, Санька как бы невзначай поинтересовался:

— А рассказывал, как лопнула для меня карьера опорного певца?

— Прости, Санька, но я не знал, что у тебя что-то лопнуло, — в тон ему ответил Аскар.

— Ксень, а Ксень, — дурачился Санька, — почему его, — он тыкал картошкой в сторону Аскара — не волнует моя судьба? Население катастрофически стареет, молодых все меньше и меньше, пора бы петь: «Молодым везде у нас дорога, молодым всегда у нас почет», но не ощущаем мы этого почета, не ощущаем. — Санька залез на бревно, как на сцену, расставил ноги пошире, упер руки в бока и трагическим голосом произнес:

Когда придет последний час,Вы вспомните о нас!Но только звезды в ваш закатМигнут, как тыщу лет назад.Так думайте уже сейчас —Кто для кого — иль стар, иль млад!

— Санька прав, — сказала Ксеня, — нужно больше думать о тех, кто идет следом. А то дуем без оглядки вперед и вперед, а как-нибудь оглянемся — за нами никого.

— Куда они денутся? — возразила Люда, — За нами остается дорога, пусть топают по ней. Разве о нас и о тех, кто постарше, столько заботились? Спасибо, что путь проложен прямой.

— Верно, Люда, но не совсем. Когда идешь через глухие горы или тайгу, то радуешься любой тропинке, а стоит выйти на простор — и глаза разбегаются: сколько разных троп и дорог! Вот тут-то надо особо помнить: кто, зачем и почему.

— Ну, хорошо, Санька, скажи, чем ты недоволен? Кормили тебя за двоих — вон какой здоровенный вымахал. Профориентация в школе, наставничество на работе, библиотеки, телевизоры, театры, кинотеатры — чего тебе еще?

— Пустячок, уважаемая Людмила Матвеевна, совсем пустячок. Поинтересуйтесь, чего я хочу, а не суйте мне в рот пережеванную и подслащенную пищу, которая, может быть, и полезна, но от которой меня лично поташнивает.

— Сюда тебя тоже насильно послали? — спросил Аскар.

— Нет, сюда-то я сам хотел. Зато родители — ни в какую! У них насчет меня были свои, «музыкальные» планы. Только я ультиматум поставил: или в эту экспедицию отпустят, или я на Аляску сбегу. А они знают: если мне в голову что-нибудь взбредет, хоть вдребезги разобьюсь, но своего добьюсь.

— Эгоист ты, Санька, — сказала Люда. — Взрослым собой заняться, свою жизнь выстроить некогда, а ты заладил: мне дорогу, мне почет. Сумеешь ли после отработать такой аванс?

Санька наклонил вихрастую голову над чашкой с картошкой и негромко, сочным ясным голосом запел: «О, дайте, дайте мне свободу…»

Начальник экспедиции Николай Николаевич Мальцев успел как раз к лагману. Был он мужчина плотный, пожилой, с большой, наполовину лысой головой, характер имел неугомонный и взрывчатый. «У Флобера в «Лексиконе прописных истин» сказано, — любил повторять он, — что лысина есть результат великого ума или разгульного образа жизни. Для меня ни то, ни другое целиком не подходит, а вот посередке в самый раз».

Оглядев стол, Мальцев недовольно хмыкнул и полез в свою видавшую виды полевую сумку.

— А стопки-то хоть у вас найдутся? Вот и ладно. Со свиданьицем!

Он выпил и уткнулся в тарелку. Потом скосил тяжелый, выпуклый глаз в сторону Аскара.

— А ты чего?

— Не пью, — ответил Аскар.

— Совсем?

— Совсем.

— Какой же ты мужик?

— Нормальный. Все на месте. Нога в гору бежит, рука на курке не дрожит. Вопросы еще у начальника имеются?

Мальцев чуть не поперхнулся: не ожидал такого поворота. Девчата притихли. Что если вдруг затеется перепалка? Оба гости, оба горячие… Опасения росли, вот-вот, казалось, разразится гроза.

Мальцев, молча, поел, вышел из-за стола и вскоре вернулся с ружьем.

— Пошли, — сказал он.

Ксеня кинулась к нему, вцепилась в плечо, крикнула:

— Да вы что, с ума спятили?

Маленькая, легонькая, разгневанно пыхтя, она попыталась удержать его, но он небрежно отряхнулся от нее, шагнул к Аскару:

— Ну, давай проверим, какой ты мужчина!

Ксеня продолжала гневно суетиться возле Мальцева, как муравей возле бревна. Остальные сидели за столом и смотрели на них. Аскар встал.

— Пошли, пожалюйста.

Они уже были метрах в двадцати от палаток, когда Мальцев остановился и, словно что-то вспомнив, поманил пальцем Ксеню, застывшую в растерянности на месте.

— Раскошелься, — сказал он ей, — на пяток консервных банок. Пустых, разумеется.

Ксеня все поняла, обрадовалась и вприпрыжку как девчонка, побежала выполнять просьбу начальника.

Расставленные в ряд на взгорке, поблескивая боками, банки представляли отличную мишень. Стреляли поочередно. Плотный, массивный, как двухтумбовый стол старинной работы, Мальцев уверенно держал ружье в коротких руках, полные губы были слегка раздвинуты усмешкой, натянутая по самые брови широкополая соломенная шляпа придавала ему ковбойский вид. Пули цокали, как копыта по брусчатке. Пять выстрелов — и четыре банки закувыркались по склону.

Для Аскара стрельба была удовольствием. Перед каждым выстрелом он поглаживал темный ствол шершавой ладонью; словно джигит коня, готовя его к скачкам. А дальше все происходило стремительно, почти неприметно для глаза. Ружье взлетало к плечу, тут же гремел выстрел, колебля отдачей его сухощавое тело, и вот уже опять — медлительное поглаживание теплого ствола, по которому мгновение спустя вновь промчится свинцовая молния.

Ксеня волновалась за него, после каждого попадания хлопала в ладоши, вскрикивала: «Так, Аскар, так!» — ей хотелось, чтобы он победил, обязательно победил, но на пятом выстреле Аскар, как и Мальцев, промазал.

— Получается у тебя, — похвалил Мальцев. — Если б не спешил — мог бы все сбить.

— У вас лючше получается, — возразил Аскар, — основательней.

На том они и поладили.

После чаепития, проводив Аскара и отправив Саньку спать, хоть он и упирался, перешли к делам. Большинство площадей в этом районе было обследовано. Оставалось работы недели на две. Предстояло изучить травяной покров соседних ущелий и того видного отсюда, лобастого склона, что уходил вверху в бесконечную суету облаков, но еще больше пятился назад, скрывая свои тылы.

Мальцеву сроки показались раздутыми.

— Жирновато, девчата, две недели на такой клочок тратить. Нам что нужно? Мас-шта-бы! Уяснили? Чтобы осенью брякнуть на стол столько материалов, что у коллег из южной экспедиции дух захватит и пяточки зачешутся: впору снова мчаться в горы и добирать образцы. Жидки они тягаться с нами, вот что. На первом вираже обходим.

— Обходить-то обходим, — с горечью заговорила Люда, — но какой ценой? Намотаешься в седле, аж тошнит. Одно место — ну, ни дать ни взять отбивная котлета. Вернешься в город и еще долго не можешь понять, то ли баба ты, то ли мужик.

Мальцев со вкусом, чуть причмокивая губами, оглядев высокую, волнующую грудь, длинные, в меру полноватые ноги, встретился с живыми, насмешливыми глазами и, покачал головой.