Всего один век. Хроника моей жизни - Маргарита Былинкина

Перед дачей, как и перед другими домами поселка, был небольшой сад с соснами, узкими дорожками и несколькими клумбами. Летними вечерами здесь стоял подмосковный аромат белого табака и жасмина. На заднем дворе были разбиты корты для лаун-тенниса. Ладно скроенный, плечистый Иван хорошо играл в теннис, но гораздо больше любил другую индивидуальную игру — «тихую охоту», одинокие блуждания по рощам Лосиного острова с корзиной для грибов.

Зимой на Рождество и на святки дача оживала и шумела. Особенно веселыми и многолюдными были зимние праздники предвоенных 1910–1913 годов. Приезжали Александр с молодой женой, Николай с приятелями, Иван с университетскими друзьями, Раиса и Таисия с подругами, соседи по даче. Бывали там и дочери Александра Платоновича Потоловского, который вел свои мануфактурные дела с Герасимом Ивановичем Былинкиным и закупал ткани на морозовских фабриках.

Позже, в начале Гражданской войны, на даче Былинкиных зимой тоже собирались родственники и друзья. Хотя былой беззаботности и бесшабашного веселья не было и в помине. Но молодость брала свое. Во время одного из таких праздников, в 1918 году, случилось нечто из ряда вон выходящее. Балагур и насмешник Николай Былинкин начал вдруг всерьез ухаживать — не приударять ради смеха за барышней, а самозабвенно и настойчиво ухаживать — за кудрявым пятнадцатилетним херувимом, Наташей Потоловской. Она мило жеманничала и смеялась, но ухаживания забавного тридцатилетнего инженера к сердцу близко не принимала. К тому же Потоловские уже поговаривали о своем отъезде из Москвы в Ялту. Наташа обещала прислать Николаю привет из Крыма. Только и всего. Но точка еще не была поставлена.

…К Первой мировой войне, начавшейся в августе 1914 года, Иван заканчивал химическое отделение ВТУ. Он по-настоящему увлекся органической химией и решил идти по стопам отца. А отец видел в нем своего последователя и заранее готовил его для работы в «Товариществе» Морозова. Чуть ли не с первых курсов училища Иван каждое лето проходил месячную практику на одной из морозовских фабрик.

До сих пор жива потрепанная бумажка, которая называется «Удостоверение № 482» и подтверждает, что «студент И.Г. Былинкин работал на Отбельно-красильной фабрике Товарищества Никольской мануфактуры Саввы Морозова и Ко и исполнял химические работы при лаборатории фабрики, как-то: анализы различных материалов, пробныя типичныя выкраски и набивку». Датирован документ 10 августа 1914 года по старому стилю, а ровно месяцем раньше Германия уже объявила войну России…

Быть бы способному студенту, влюбленному в органическую химию и анилиновые краски, хорошим специалистом, художником (он и рисовал отлично) на ниве знаменитого российского текстиля, да российская история, закусив удила, рванула в сторону.

Несмотря на то что в Русско-германскую войну сыновья старовера отбывали воинскую повинность по своей основной профессии, семья Былинкиных пережила немалые волнения. Старший сын, двадцативосьмилетний Александр, строивший военные госпитали, был серьезно ранен и попал в плен к австро-венграм. Лишь благодаря отчаянно смелым действиям его жены Екатерины, добившейся личной аудиенции у австрийского императора и доказавшей, что ее муж в боях не участвовал, Александр смог вернуться на родину.

Двадцатидвухлетнему Ивану пришлось забыть о радужных переливах анилиновых красок и посвятить себя созданию убойных взрывчатых веществ. Красота упрямо не хотела спасать мир.

Вот еще один документ из тех времен, когда делалась история страны и круто менялась жизнь. В верхнем углу штамп: «Министерство Народного просвещения. Императорское Московское Высшее Техническое училище. 14 января 1916 года». Далее — текст: «Удостоверение № 382. Выдано сие студенту Ивану Герасимовичу Былинкину в том, что он командирован Училищем на заводы «Фарбверке» для работ по обороне страны для изучения производства фенола и тротила». Внизу — подпись директора и круглая синяя печать с двуглавым орлом.

По окончании ВТУ Иван Былинкин некоторое время еще работал на заводах «Фарбверке». В 1918 году, уже при советской власти, результаты его успешных исследований были опубликованы в «Известиях Московского Научного института», и его пригласили на должность научного сотрудника химического отделения этого института.

Успехи молодого ижненера-химика были некоторым образом предопределены. Известный русский ученый, профессор А.Е. Чичибабин, читая лекции по химии в ВТУ, заприметил толкового студента и стал руководителем его первых самостоятельных работ. Сотрудничество ученика и учителя переросло в дружбу. Где бы после училища Иван Былинкин ни работал, он неизменно советовался с любимым мэтром по поводу своих догадок и находок. Недаром, переходя на работу в другое советское предприятие «Фармацентр», он напишет в своей служебной автобиографии: «Отзывы обо мне как об инженере и химике могут дать профессора Высшего Технического Училища А.Е. Чичибабин и М.П. Прокунин».

Сохранилась небольшая фотография Ивана Былинкина в студенческом мундире. Темные миндалевидные глаза на правильном лице с чуть раздвоенным, крупным, но четко очерченным носом. Мужскую физиономию, не в пример женской, большой нос, да еще в сочетании с большими глазами, отнюдь не портит.

Умный, но равнодушный, даже отстраненный взгляд устремлен прямо в фотообъектив. Гладкие темные волосы прилизаны набок. Интеллигентный, даже красивый, но не мужественный облик.

В 1919 году на города и веси России обрушилась Гражданская война. По губерниям растекался голод. Входившая в силу довоенная промышленность попала под колесо слепого разрушения. Фабрики Морозова в Орехово-Зуеве были реквизированы и практически остановились. В корпусах затих перестук ткацких станков, рассеялся горьковатый запах анилиновых красителей. Работники бежали туда, где был прокорм, а те, что остались, шумели вокруг ревкомов и стачкомов. Впрочем, рабочие еще пытались спасти рухнувшее производство. На общем фабричном собрании был выбран «красный директор». Этим «красным директором» стал человек, который сделал здешние фабрики отлаженным часовым механизмом, а рабочим устроил вполне приемлемую жизнь. Герасим Иванович Былинкин получил официальный директорский мандат.

Для Герасима Ивановича этот документ стал своего рода охранной грамотой, позволившей старику с домочадцами не оказаться на улице и сохранить для житья дачу на Лосином острове. Особняк по Большому Демидовскому переулку, 12, и домик на Садово-Кудринской улице были у буржуя-кровопивца экспроприированы. Однако ему недолго пришлось работать, как он говорил, «краснодеревщиком». Сырье на фабрики не поступало, рабочие жили впроголодь, хотя и привольно. Вскоре Герасим Иванович тихо скончался в своей комнатке на даче от разрыва сердца или, по-научному, от инфаркта миокарда.