Враг стоит на Востоке. Гитлеровские планы войны против СССР в 1939 году - Рольф-Дитер Мюллер

Сведения Уинтерботема не являются ни весьма точными, ни достоверными. Конечно, небезынтересно узнать больше о роли подобных отчетов в системе британского правительственного аппарата. Размышляя о британской «политике умиротворения», западные историки указывают преимущественно на намерения англичан ограничить экспансионистские побуждения Гитлера. Советская/русская историография, напротив, говорит о наличии у британцев намерений канализировать эти побуждения, направив агрессию агрессора на Восток{91}.

В отличие от французов, прилагавших усилия к интеграции СССР в систему коллективной европейской безопасности, британское правительство питало к советскому режиму крайнее недоверие, не в последнюю очередь в связи с традиционной конкуренцией Великобритании и России в Азии. В 1932 г. Польша, заключив, по настоянию Франции, пакт о ненападении с Москвой, разрядила обстановку на восточной границе и способствовала тем самым разрядке ситуации на западной границе СССР. Это, в свою очередь, привело к росту напряженности на Дальнем Востоке. Иоахим фон Риббентроп, личный эмиссар Гитлера, прибывший летом 1933 г. в Лондон, был благосклонно встречен англичанами. Гитлер предложил заключить целый ряд соглашений о ненападении и предоставлял требующиеся гарантии, рассчитывая обрести взамен маневренное пространство, необходимое для наращивания вооружений как предпосылки агрессии в адрес СССР{92}.

Был ли лозунг Гитлера о возведении «оплота антикоммунизма» лишь пропагандистской уловкой, призванной скрыть намерения Гитлера по организации войны с Западом?

Действительно ли польско-германский союз позволял извлечь «максимальную выгоду» из ситуации, став отправной точкой агрессии против СССР? Тезис о том, что «у Польши присутствовал иммунитет к союзу с СССР» (Готфрид Шрамм){93}, при ближайшем рассмотрении не является безоговорочно верным. Изучение истории внешней политики Польши 1930-х гг., набирающее в настоящее время обороты, вероятно, прольет некоторый свет на описываемую проблематику{94}. Вернемся, однако, к Германии.

Резкий переход от просоветской внешней политики Веймарской республики к не менее резкому сближению с Польшей может быть глубже понят с учетом событий, происходивших на Дальнем Востоке. После инсценировки Мукденского инцидента (1931) Япония заняла изобилующую природными ресурсами Маньчжурию, в 1932 г. при посредстве японской администрации было образовано государство-сателлит Маньчжоу-Го. Его появление ознаменовало начало завоевательной политики Японии в отношении Китая. Действия японцев стали вызовом для СССР, который столкнулся с необходимостью защищать свои интересы на Дальнем Востоке. В Москве не забыли ни о поражении 1905 г., ни о вторжении японцев в Сибирь в 1918 г. Напряженность в отношениях двух стран давала повод для спекуляций о том, что в случае военного столкновения на территории Маньчжурии Красная армия потерпит поражение, а это, в свою очередь, приведет к распаду СССР и возобновлению гражданской войны.

Не только в Берлине, но и в Варшаве размышляли над тем, каким образом распад СССР может повлиять на ситуацию на собственной восточной границе. 12 апреля 1934 г. во время совещания с высокопоставленными военными Польши Пилсудский отметил, что угроза войны с СССР больше, нежели угроза конфликта с Германией. Маршал был убежден в том, что будущее Польши на востоке — в Литве, Белоруссии и Украине. Большинство штабных офицеров рассматривало Германию как потенциально опасного противника, однако это же обстоятельство могло быть использовано как аргумент в пользу необходимости поиска компромисса с Германией{95}.

Пилсудский не был склонен пускаться в военные авантюры. Его страна страдала от последствий мирового экономического кризиса и не могла позволить себе участия в крупной войне. Вместе с тем германо-польский блок мог стать опорой контрреволюционных сил, которые были способны организовать антисоветский мятеж — прежде всего на Украине, где свирепствовал голодомор, ставший результатом объявленной Сталиным принудительной коллективизации, нацеленной прежде всего против так называемых кулаков, среднего класса крестьянства. Следует напомнить о том, что инициаторы «политики Рапалло» в рейхсвере исходили из того, что настроенное антикоммунистически крестьянство станет воплотителем «эволюционных» идей развития СССР. При поддержке высшего командного состава Красной армии оно сможет победить большевизм.

Гитлер не рассматривал возможность участия Германии в реставрации Российской империи.

Если большевизму, как ожидал весь мир, грозил крах, то, как и в 1918 г., Германия вполне могла бы извлечь выгоду из потенциально возможной ситуации посредством оказания поддержки различным националистическим группировкам, не прибегая к использованию крупной военной силы. Для реализации стратегии опосредованной интервенции было лишь необходимо, чтобы Польша соблюдала нейтралитет. Однако оставался несогласованным сложный вопрос украинской независимости, ведь, с точки зрения поляков, и Галиция, и Лемберг должны были безоговорочно принадлежать Польше. Вместе с тем именно эти территории могли стать плацдармом, на котором развернется движение за независимость Великой Украины{96}.

Именно здесь действовала Организация украинских националистов (ОУН), террористическая сепаратистская группировка, ставившая своей целью поддержку украинского меньшинства в Польском государстве. 15 июня 1934 г. члены организации совершили убийство министра внутренних дел Польши Бронислава Перацкого{97}. Накануне Перацкий встречался с Йозефом Геббельсом в Варшаве; незадолго до описываемых событий еще один украинец попытался совершить покушение на Геббельса во время вечернего приема в немецком посольстве{98}. С помощью таких единичных акций, способных привлечь внимание мировой общественности, ОУН стремилась усилить готовность украинских эмигрантов в Америке к финансовым пожертвованиям, несколько ослабевшую в последнее время{99}. ОУН имела все основания опасаться, что германо-польский союз отрицательно скажется на претворении в жизнь проекта под названием «независимая Великая Украина».

Позиция правительства в Варшаве не оставляла никаких сомнений в том, что оно будет жестко подавлять сепаратистские и прочие подобные устремления на территории своей страны. В спешно сооруженном концентрационном лагере, Березе-Картузской, содержались украинские и белорусские активисты, а также активисты из числа фольксдойче. Германо-польские правительственные консультации были нацелены на преодоление совместными усилиями украинского терроризма. Берлин выдал Польше одного из руководящих членов ОУН, который работал на немецкую сторону, после ареста еще нескольких важных функционеров организация оказалась практически обезглавлена.

За покушением на Перацкого стояла Краевая Экзекутива ОУН, ее действия приводили в негодование функционеров ОУН, пытавшихся наладить взаимодействие с Германией. Тем не менее последним удалось вызвать к себе интерес Альфреда Розенберга, советника Гитлера по вопросам политики на Востоке.

В Берлине, равно как и в Варшаве, отсутствовало единство во взглядах на стратегически важные вопросы и последующие эффективные шаги в процессе развития двусторонних отношений, в первую очередь это касалось взаимоотношений обоих партнеров с СССР. Геббельс, приехавший с докладом в Варшаву, стал первым членом правительства Германии, встретившимся с руководством Польши в июне 1934 г. Прием у главы государства произвел на него глубокое впечатление: «Маршал — наш друг. Очень приятный человек»{100}. Глубокие предрассудки и антипольские клише, само собой разумеется, никуда не исчезли.

Геббельс о своем визите в столицу Польши:

«Стоит проехаться по Варшаве. Еврейские кварталы. Затхлые и утопающие в грязи. Восточные евреи. Это они. Беседа с Беком. О культурном обмене. Приветлив и лукав. Как все поляки. Не соглашаясь ни с чем, согласен на все. Этому искусству нам еще предстоит научиться. В этом поляки нас опережают. Пребывать в иллюзиях нам непозволительно. […] Далее о Пилсудском. Французы хотели помешать. Не удалось. Маршал действительно болен. Тем не менее говорил со мной около часа. Живо и обходительно. Наполовину азиат. Очень болен. Старый революционер. Старше Гинденбурга. Ясность солдата. Армия в целом хорошая вещь. Пилсудский объединяет Польшу вокруг себя. Великий человек и фанатичный поляк. Ненавидит людей и большие города. Деспот, как мне думается. Блещет юмором в беседе. По его желанию нас обоих фотографируют вместе»{101}.

Министр пропаганды поддерживает издание пропольской публицистики в рейхе. Список академических исследований, посвященных Восточной Европе, пополнился новой серией публикаций, объединенных под общим названием «Отчеты о Восточных землях» и посвященных рассмотрению экономических, экономико-географических проблем, а также проблем в области политики расселения. В первом номере, вышедшем в начале 1935 г., Восточные земли определялись как территории между Рейном и Уралом, между Финляндией и Персией, в их освоении Германии предстояло сыграть решающую роль{102}. Само собой разумеется, свою нишу здесь предстояло занять и Польше. Вот почему речь шла о «германо-польском территориальном союзе в границах Восточных земель», с помощью которого представлялось возможным ликвидировать влияние Москвы, обеспечить свободу Украине и сделать ее частью немецкой «экономики большого пространства»{103}.