Французская защита - Анатолий Арамисов

Отдельные осколки долетали до посетителей заведения.

Лишь только обещание мужа: «В последний раз!», и «Дорогая, я присмотрел для тебя замечательное полотно!» гасили ярость «Комарихи».

Она, давно приехавшая из СССР по турпутевке и ставшая «невозвращений», имела две основные страсти: живопись и любовь к театру «Роман». Поэтому со своей бывшей Родины она «выписала», а, точнее, уговорила так же не вернуться домой несколько солистов этого театра, обещая тем золотые горы.

Прошло время, и цыгане стали жалеть о своем решении.

Жалованье платили небольшое, к тому же — неаккуратно, и жизнь в «райском» Париже стала им надоедать.

Пару человек, плюнув на все, подались в бега. Возвращаться в СССР было опасно, могли прямо в аэропорту защелкнуть наручники и отправить в Бутырку, поэтому по старой национальной традиции цыгане отправились на подержанном «Рено» в путешествие по Европе.

Оставшиеся потеряли с ними связь и покорно плыли по тихому течению своей эмигрантской судьбы.

Комаров, перехватив взгляд своей главной работницы, недовольно скривил тонкие губы:

«Ишь ты, все то замечает полька эта. Сама недотрога, хочет, чтобы и все такие были…»

Но через секунду они раздвинулись в дежурной улыбке, обнажая ровный ряд ухоженных зубов:

— Как вам черная икра? Свежая, только что из Астрахани! — его взгляд уперся в специальную посуду для этого изысканного деликатеса, нетронутой горкой возвышающейся посреди столика.

— Мерси, еще попробуем! Весь вечер впереди, — улыбнулась Симона, высвобождая свою кисть.

Они быстро обменялись понимающими взглядами с Иолантой.

— Приятного отдыха! — оскалился Комаров. — Надеюсь, еще увидимся с Вами… — многозначительно добавил он, удаляясь.

И в эту секунду Симона неожиданно вспомнила Виктора Одинцова.

Её сознание едва заметным укором уколола мысль: «Как он там? Мы здесь шикуем, сидим за столом с такими изысками, а он? Он…»

Иоланта заметила тень, пробежавшую по лицу красавицы.

— Что-то не так? — недоуменно спросила полька.

— Все хорошо, — слабо улыбнулась Симона, — душно немного, выйду подышать на минутку.

Девушка поднялась, и, сопровождаемая многочисленными мужскими взглядами, вышла на улицу вечернего Парижа.

Уже начало смеркаться, в окнах домов горел свет. Симона достала тонкую сигарету «Vocue», чиркнула зажигалкой, прикурив, отошла на несколько шагов от входной двери ресторана Le Komarov.

Из припаркованной рядом с нею машины вывалились несколько веселых парней и направились к входу.

— Ну, Колян, сейчас погудим! — воскликнул самый высокий из них, голубоглазый блондин, обращаясь к низкорослому брюнету в черной кожаной куртке, на мощной шее которого блестела массивная золотая цепь.

— Ага. Только смотри, Юрок, чтобы снова в полицию не загремели! — отозвался тот.

Компания дружно заржала и скрылась внутри ресторана, громко хлопнув тяжелой деревянной дверью желтоватого цвета.

Симона затянулась сигаретой и уже собиралась выбросить ее в урну, как сзади раздался негромкий возглас:

— Не бросайте, я докурю!

Девушка удивленно обернулась.

Перед ней стоял один из солистов цыганской группы. Ярко красная, цветастая рубаха была подпоясана широким поясом, заправлена в брюки не первой свежести.

— Силь ву пле, мадмуазель! — рука цыгана потянулась к сигарете девушки. Симона передала окурок. Мужчина жадно затянулся, блеснув рядом золотых зубов, и, оправдываясь, проговорил:

— Жена все деньги отбирает, даже на пиво и сигареты не оставляет! Они с «Комарихой» дружат, и та выдает мой гонорар только ей… Эх!

Он как-то безнадежно махнул рукой, быстро докуривая дамскую сигарету.

Симона достала пачку:

— Вот, возьмите еще.

— Спасибо, Вы так добры! — засуетился солист. — Я сразу понял, что Вы — русская!

— Почему? — прищурила глаза девушка.

— По взгляду. По глазам. У русских женщин он какой-то особенный. Добрый, даже чуть наивный.

— Да? Я за собой как-то не замечала! — засмеялась Симона.

— Михаил! — протянул руку цыган. — Бывший солист театра «Роман» в Москве.

— Ах, вот как… — проговорила девушка, — очень приятно. Симона.

Рот цыгана опять блеснул золотом:

— Красивое имя! Но не совсем русское.

— Это я его видоизменила, при рождении родители меня несколько по-другому нарекли, — засмеялась девушка.

Миша не успел задать вопрос, что за имя, как дверь ресторана открылась, и высунувшаяся голова Розы громко проверещала:

— Быстро на сцену! Сколько можно ждать тебя! Комаров уже недоволен!

— Иду, иду! — торопливо затянулся сигаретой цыган. — Извини, работа! — он виновато посмотрел на Симону и юркнул внутрь.

Девушка еще немного постояла на тротуаре, потом вернулась в ресторан. Присев за столик, тут же поймала на себе заинтересованные взгляды той группы парней, что прошли недавно мимо нее.

— Полегчало? — спросила Иоланта.

— Да, спасибо, — ответила девушка и задала вопрос, который занимал ее на протяжении вечера:

— Вы с Василием Петровичем давно знакомы?

— Давно, они с моим мужем сошлись на шахматной стезе.

— Вот как?

— Жорж возглавляет клуб, который играет в первенстве Франции, по вечерам там собирается народ, вот и познакомился с твоим дядей. Он тоже туда частенько захаживает.

«Ах, вот о каком клубе говорил Одинцову Василий Петрович… — подумала Симона, — скорее бы он вышел из этой тюрьмы…»

Её размышления прервало фамильярное прикосновение чуть повыше локтя:

— Разрешите пригласить, мадмуазель!

Все повернули голову в сторону высокого блондина, от которого ощутимо пахло сорокаградусной. Юрок обвел глазами соседей Симоны:

— Я ненадолго хочу лишить вас общества этой красавицы!

Ресторан заливала мелодия цыганской скрипки, Миша хорошо поставленным голосом пел какой-то романс.

Девушка едва заметно дернула плечами и ответила по-французски:

— Извините, но я не танцую…

С лица блондина сошла улыбка:

— Брезгуешь, что ли? Сразу на «пардоньё» перешла? Мы же слышали за столом, как вы по-русски разговаривали.

— Ну и что? — потемнели глаза Иоланты. — Не надо, Юра, опять в нашем ресторане устанавливать свои порядки.

— Ишь, ты! Офранцузились здесь, нас что — за людей уже не считаете? — продолжал высокий.

Компания из четырех крепких парней внимательно наблюдала за разговором.

— Молодой человек, Вас же никто не оскорбляет, дама имеет право отказать, если не хочет танцевать! — Василий Петрович выпрямился и спокойно смотрел в глаза блондину.

— А ты бы помолчал, папаша! — развязно ответил Юрок. — А то как бы последнего здоровья не лишился!

Миша пел в микрофон, опасливо косясь в сторону столика, за которым сидела Симона. Он за свою ресторанную карьеру вдоволь насмотрелся на этих заезжих «новых» русских, которые сорили лихими деньгами и нередко устраивали разборки и даже драки с посетителями заведения.

— Мне что, сейчас уже полицию вызвать, или чуть попозже? — взгляд Иоланты, словно бритва, резанул в сторону переносицы длинного. Почувствовав конкретный отпор, Юрок что-то пробормотал себе под нос и удалился к своему столику.

— Кто это? Вы их знаете? — удивленно спросил Гельфанд, чуть наклонившись в сторону управляющей ресторана.

— Да знаю эту компанию. Из Красноярска они. Хвастались как-то, что провернули там операцию в стиле Корейко и сбежали сюда с полумиллионом франков — брезгливо скривив губы, ответила Иоланта, — теперь прогуливают эти деньги. И почему-то такие часто в наши русские рестораны приходят. Напьются, потом одна морока с ними…

— Ну ладно, теперь поговорим о нашем деле, — Жорж придвинулся поближе к Симоне и заговорил о предстоящей сделке с английской фирмой, которую та представляла.

После некоторых уступок с обеих сторон, сделка была оформлена прямо на столике, рядом с черной икрой, куда Гиршманн водрузил бумаги. Симона расписалась на договоре и удовлетворенно улыбнулась:

— Будем ждать вашего нового заказа!

— Обязательно будет! — с жаром воскликнул Жорж — Чуть позже!

И поднял свой бокал с шампанским:

— За Ваш успех, мадмуазель Маршалл!

Сознание Симоны мягко окутывало легкое опьянение. Неприятный осадок, вызванный прикосновением блондина, прошел. Она маленькими глоточками потягивала игристый напиток, прислушиваясь к беседе за соседним столиком.

Две русские девушки, приехавшие сюда после переписки с французами и вышедшие замуж, жаловались на свою судьбину.

— Ты представляешь, Любка!? — возмущенно жестикулируя, громко воскликнула пухленькая брюнетка. — Жан перестал делать мне маленькие подарки, как было после свадьбы! И забрал кредитку, чтобы я по магазинам больше не бегала!