В ожидании козы - Евгений Дубровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мой родной брат – грабитель?
– Да не брат, а этот проходимец.
– Как ты смеешь?
– Смею. Надоел он мне, как горькая редька.
Отец был очень доволен, что Авес исчез, и даже ничуть не жалел о пропавшем чемодане.
Из-за дяди Авеса родители ругались два дня. На третий день вечером поезд стал тормозить. Мы подъезжали к сказочной стране под названием «Утиное».
* * *Итак, мы лежали на куче соломы, вымазанные с ног до головы колесной мазью, и смотрели в утиновское небо. Всю ночь мы ехали на двух подводах со станции, и от перемены мест, от всяких дум на теле у нас с Вадом появилась сыпь. У нас всегда появлялась сыпь, когда мы волновались, но отец не знал этой особенности наших организмов и принял сыпь за чесотку. Наше сопротивление привело лишь к тому, что он обмазал нас колесной мазью больше, чем следовало, а Вада, как известно, отстегал кнутом.
Мы лежали голые, обмазанные вонючей колесной мазью, жалкие рабы, которым с завтрашнего дня предстояло идти на принудительные работы. Беспросветная жизнь ждала нас впереди. Работа – школа, работа – школа. Больше не будет ни картофельного поля, ни Дылды, ни могилы фрица. Не будет даже дяди Авеса. До прихода отца у нас было много приключений, солнца, радости, вкусных запахов. Он потушил солнце, уничтожил запахи.
Мы лежали на соломе, голые, обмазанные вонючей гадостью и думали свою горькую думу… Мы еще не знали тогда, как близка к нам свобода.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СВОБОДА
Накануне
Освободил он нас лишь поздно вечером. Мать принесла ведро горячей воды, и мы стали смывать с себя колесную мазь.
Потом мы пошли в наш новый дом. В Утином оказалось много свободных домов, и мы выбрали самый лучший. Раньше здесь жил колхозный кладовщик (потом его посадили). Стены были из нового дерева, полы крашеные, крыша железная, вокруг ограда из самана – настоящая крепостная стена, даже сверху битым стеклом посыпана. Комнат в доме было целых три, да еще кухня, чулан – никакого сравнения с нашим домом в Нижнеозерске. И все это бесплатно. Жена кладовщика, которая жила со своей матерью, даже обрадовалась, что мы будем следить за их домом, пока не построим свой. Оказывается, в Утиное вот уже два года никто из чужих не приезжал.
Пока мы сидели в закутке, отец с матерью успели навести в доме порядок. Полы были вымыты, окна протерты, вещи разложены так, как они лежали в Нижнеозерске.
В самой большой комнате мать накрыла стол для ужина. Откровенно говоря, я рассчитывал увидеть на нем много вкусных вещей, во всяком случае утку обязательно, но на столе были все та же тюря да картошка.
Вад тоже, наверно, ожидал увидеть жареную утку и теперь мрачно разглядывал пустой стол. Отец чистил вареную картошку.
– А утка где? – спросил я. – Не успели ощипать?
Отец хмуро посмотрел на меня. Мать сердито перетирала ложки. Мы сели за стол.
– Нет, правда, где утка? Разве мы еще не приехали в Утиное?
– Не буду! – вдруг заявил Вад и оттолкнул картошку. Картошка прокатилась по столу и упала на пол.
– Подними, – оказал отец.
– Не буду, – повторил Вад.
– Ты и здесь за свои старые штучки?
– Не буду, не буду, не буду, не буду.
Отец стал расстегивать ремень.
– Не надо, – сказала мать. – Дети не виноваты. Сам же наобещал…
Отец, ворча, застегнул ремень.
Ужин прошел в молчании. Родители были очень мрачные.
Я надеялся, что после ужина отец разрешит нам погулять, надо же осмотреть это самое Утиное, но он заставил белить стены в кухне. Белили мы до поздней ночи, и я здорово устал, но все же решил не спать, чтобы узнать, о чем отец с матерью будут говорить в кроватном парламенте».
Ночью я потихоньку пробрался к их комнате. Довольно долго родители лежали молча, потом послышался материн голос:
– Пропадем здесь… Слышал, сколько уже поумерло от голода… Они даже лебеду всю поели… Надо ехать в Белогорье за козой… Обменяем на вещи… Пальто мое возьмем… Прохожу в стеганке… Перину… Зачем нам перина? Платок мой шалевый… Картошки у нас ведер пять есть… Возьмем с собой. На хлеб обменяем… Глядишь, до весны и дотянем…
– На чем поедем? Ни одной лошади нет. Три вола у них всего…
– Пешком пошли. С тачкой…
– Двести километров…
– Ну и что? Дней за пять дойдем. Не надо было уезжать..
– Зато работа есть.
– Что толку от твоей работы?
– Как что? Огород дают… Помочь дом построить обещают… Коза будет – еще как заживем. Это год такой, а то травы здесь сколько хочешь. Зальемся молоком… Я сам схожу за козой.
– Одному нельзя… Заснешь, ее уведут… А то по очереди будем. Да и козу ты хорошую не выберешь… И тачка тяжелая…
– А дети как же? Вон какие сорванцы.
– Десять дней всего… Поручим соседке приглядывать. Мин тут нет… Я детей, когда тебя не было, по два дня бросала…
Утром я передал подслушанный разговор Ваду. Брат сначала не поверил, а потом пришел в восторг.
– Они могут еще и не уйти, – охладил я его пыл. – Сейчас все зависит от нас. Во-первых, брось свое дурацкое нытье, не зли отца. Найди себе какое-нибудь дело. Отец любит, когда работают.
«Кроватный парламент» заседал подряд три ночи и никак не мог решить вопроса: можно ли на десять дней оставить нас одних.
Мы с волнением ждали решения. Мы стали послушными: не «перечили», не «доводили», не «огрызались», не отлучались из дому, чуть ли не бегом кидались выполнять любой приказ отца. Родители были очень довольны.
– Не узнаю их, – говорил ночью отец. – Поумнели, что ли..
– Они дети неплохие… Это они с тобой… с непривычки… Старший большой уже… Прикажи ему построже. Сегодня, мне соседка рассказывала, одни проезжали мимо с козой… за отрез сукна да кожаное пальто выменяли.. Видишь, какая дешевка… А то вдруг подорожают…
– Ну ладно..
Утром отец позвал нас в дом (мы носили воду в бочку).
Мать стояла тут же.
– Садитесь, орлы. Серьезный разговор есть, – сказал отец.
– Мыт постоим.
– Садитесь, садитесь… Дело такое… Мы уходим с матерью за козой… (Вад наклонил голову, чтобы не было видно, как у него горят глаза). Уходим дней на десять. Ясно?
– Да, – оказал я.
– Смотрите, не балуйте здесь. Приду, если узнаю что, берегитесь тогда. Виктора назначаю главным. Вот тебе двести рублей. Понапрасну не трать. Оставляем вам полведра картошки и сегодня мне обещали в колхозе аванс: полпуда пшена, литр постного масла и двести грамм сала. Немного возьмем с собой – остальное вам. Если расходовать с умом, должно хватить.
– Мы будем расходовать с умом.
– Я надеюсь на тебя, Виктор. Смотри за младшим, он еще глупый.
Вад открыл рот, чтобы ответить на оскорбление, но потом спохватился и закрыл.
– Постараюсь оправдать доверие.
– Вы любите всякие писульки, поэтому вот вам, это, – отец протянул мне бумажку.
Я развернул бумажку и прочел.
ЗАПРЕЩАЮ:1. Выходить из дома после 21.00.
2. Приводить в дом чужих людей.
3. Доводить собаку. (Значит, она останется! Черт бы ее побрал!)
4. Сильно расходовать соль, спички и керосин.
5. Баловаться огнем.
ПРИКАЗЫВАЮ:1. За время Моего отсутствия («Моего» он написал с большой буквы. Ха-ха!) сделать 300 штук кизяков. (Вот дал!)
2. Нарвать и насушить 25 мешков травы для Козы. («Козы» он тоже написал с большой буквы!)
3. Вскопать огород (Он угорел, что ли?!) и удобрить его навозом из сарая.
4. Выложить камнем дорожку от крыльца до уборной.
5. Починить забор.
6. Кормить Рекса.
РАСПОРЯДОК ДНЯ1. 6.30 – подъем, зарядка, завтрак.
2. 6.30-12.30 – работа.
3. 12.30-15.00 – обед и отдых.
4. 15.00-19.00 – работа.
5. 19.00-22.00 – ужин. свободное время.
6. 22.00 – отбой. (Не забудьте запереть двери.)
Внизу стояла крупная подпись: «ОТЕЦ».
Затем слово взяла мать. Она долго давала нам всякие сбивчивые указания и советы, плакала, гладила нас по голове и даже два раза отреклась от козы («Да будь она проклята! Никуда не поеду! Чтоб я своих детей одних бросила!» и т. д.), но потом вытащила из-за пазухи бумажку и протянула ее мне. Пример бюрократизма страшно заразителен.
ПАМЯТКА1. Соль в столе, в чугунке, в правом углу.
2. Спички на загнетке.
3. Не злите Рекса, он может укусить.
4. Не лезьте в пруд, он очень глубокий.
5. Дети мои, не ходите никуда вечером, я так боюсь за вас.
Я прочитал эти документы и сказал:
– Разумеется, все будет в порядке. Правда, вы несколько преувеличили наши возможности, но мы постараемся справиться с поставленными задачами.
– Не выходить из дома вечером ни в коем случае!
Я пожал плечами. Какой может быть разговор!
– Никого не пускать в дом!
– Разумеется. Кто же пускает в дом чужих?
Отец посмотрел на меня подозрительно, но мой вид успокоил его.
– Будьте осторожны с огнем!
– Вы повторяетесь. В документах все записано очень четко.
– А что скажешь ты, малец?
– Не впервой!