Неонигилизм - Андрей Никифорович Андреев

с анархической кокардой, происходила дербанизация собственности, а на это ведь способна, и этим характеризуется, вся голь перекатная и для этого не нужно было примазываться к анархизму и анархистам.

Если я когда-то возражал врагам экспроприаций, говорившим: „деньги развращают людей“, — что они могут испортить развратных лишь, то теперь это оголилось и доказалось; захват домов и дербанка всего там находящегося выявила, кто наш товарищ и кто присосался к анархическому движению, для кого идея вмещается в его кошелек.

Захват домов — лучший пробный камень для отыскивания истинных друзей анархии, действительных товарищей.

Кто способен таскать буржуазные обноски, тот имеет лакейскую душонку, воспитался в передней своих господ и далеко ему до анархии.

Брать там, где как в магазинах навалены груды товаров и вещей — будет красивым, анархическом поступком; но там, где лежит для личного употребления, хватать „анархисту“ не подобает.

Преступлением зовется захват анархический, но ныне дербанка домов и имущества в них, стала обычным явлением и уже „не преступно“ и потому не анархистично и недопустимо.

Мы можем забирать дома для коммунизации их анархистами, или для передачи живущим в подвалах — да, это необходимо, но делать так, как это сделали бы первые встречные „с рынка“, как только способны ярые собственники — для нас позор и клеймо.

Что допустимо для обывателя, то несчастье анархисту, что приветствуемо у темного рабочего, то вопиющее явление для сознательного анархиста.

Мы сторонники коммунизации, но не дербанизации; мы носители экспроприации, но не грабежей.

Грабеж у буржуазии дело масс, и мы к нему кличем, он их первый хотя стихийный, но анархический опыт.

Экспроприация — привилегия анархистов и мы ее апофеозируем и к ней призываем.

Свобода и Коммуна.

Как прекрасно слово „свобода“, как страстно на протяжении всей человеческой истории, человек стремился осуществить свое заветное желание, свою давнишнюю мечту — быть свободным.

Какие широкие горизонты раскрывались перед человечеством, когда проповедь пророков и великих революционеров — этих апостолов экономического равенства и интеллектуального освобождения, показывала им всю мерзость их сейчасной жизни, раскрывала перед рабом все безобразие его положения, и подлость стремящихся к владычеству.

Каким блеском загорались глаза подъяремного не человека, а подобия его, когда ему навевали „сон золотой“, каким восторгом сияла душа невольника перед радостным будущим потомков его и как вздрагивали его упругие мускулы, от призыва восстать и свергнуть свое иго. Красив и могуч человек, я бы сказал всеобъемлющ он, этот царь и бог, раб и червь планеты.

Поднявшись с земли на которой он ползал на четвереньках, став на ноги, научившись ездить и, наконец, летать, человек завоевал все стихии: воду и землю и нутро их, воздух стал достоянием его. От детских проблесков мысли он поднялся, в лице своих некоторых сородичей, до умопомрачительной высоты умственного величия.

И техническое и мыслительное развитие человечества, в последней стадии прошлого века и в начале настоящего, стало усиливаться несравненно быстрее, чем это было раньше, оно как-бы в геометрической прогрессии развивает свой ход, оно безудержно стремится охватить своим умственным взором весь мир с самим собою.

Что вчера казалось верным и истинным, сегодня разбивается вдребезги и старых богов сметает в сторону, чтобы найти новых. Свобода — этот красивый звук человеческого органа, с прекрасным магнитозовущим содержанием, также потерпела не мало перепитий, пока, наконец, вылилась в нынешнее толкование ее анархистами.

———

Я полагаю, да и для каждого „коммуниста“ известным должно быть, что великое общество будущего — коммуна, предполагает первым и главным своим условием, индивидуума. Его воля, его индивидуальность, со всеми своими оттенками, прежде всего, а потом уже общество, или иначе, существует личность и, коммуна — союз этих личностей, должна помочь удовлетворению его нужд всякого рода. Значит, не индивидуум для коммуны, а она для него. Коммуна ставит своей целью абсолютно-полное освобождение личности и в интересах человека она и создается. Вторым условием образования коммун есть ассоциация личностей сознательных, дающих себе отчет в целях ее — в противном случае, будет просто сообщество, но не коммуна. Свободное соглашение требуемое в коммуне, заранее предполагает, что она ассоциирует не всех встречных и поперечных, а только индивидуалистов.

Индивидуализм предшествует коммунизму.

Многие думают что среди анархистов существует течение, слывущее индивидуалистическим, что оно параллельно и противополагается коммунистическому в целом, — это заблуждение. Между коммунистами больше общих черт присуще каждому из них, между тем, как среди индивидуалистов обратное, и каждая личность имеет свою собственную физиономию и больше своеобразия. Коммунисты расходятся друг с другом в деталях тогда как индивидуалисты сходятся друг с другом в частностях и они не урезывают себя границами недозволенного.

Коммунизм  —солнечная система, а индивидуализм, это блуждающий, не поддающийся или не желающий подчиняться закону тяготения болид. Но, без индивидуализма нет коммунизма.

Здесь задача, которую разрешат — как верят многие — люди будущего века, задача заинтересовать всех болидов-индивидуалистов.

Истинный коммунист (читай: индивидуалист) не нуждается в самопожертвованиях ради него и сам не жертвует; он улыбается на желание многих радоваться его радостями и плакать его горестями: в этом нет нужды; такая жалость елейно приторна и не будет иметь места в коммуне. Если все это верно, то не следует ли отсюда заключить, что ныне живущий индивидуалист может говорить и действовать в интересах своего, а не отвлеченного, абстрактного „я“.

***

Отрицая программы минимум, анархисты коммунисты тем самым утверждают что они заставляют довольствоваться краюшкой хлеба насущного и духовного, в то время, когда весь каравай принадлежит трудящимся.

Отрицая переходную эпоху к полному экономическому и интеллектуальному освобождению человека, анархисты зовут взять в свои руки все и теперь же, и в основу будущего коммунистического общества ложат принцип: с каждого по его способностям. Мне кажется, если принять во внимание идеал возможностей, то базисом должен быть положен другой критерий, и несомненно отвечающий принципу свободы, а именно: с каждого по его желанию.

Последний лозунг будет выражать волю более абсолютным образом чем первый, который не отрицают уже и некоторые крайние социалисты. Известная рыночная оценка рабочего капиталистами Америки сводится к определению его трудоспособности и уже имеются инструменты и силомеры для высчитывания силы мускулатуры, упругости грудной клетки и т. п. и выработалась практикой средняя способность, которая и есть мерило для величины заработной платы.

Если мы стремимся хотя бы к коммуне не анархической а к этому уже опасным образом зовут некоторые анархисты, мы рискуем создать общество с Тейлоровской системой выжимания работоспособности и определению ее по вышеприведенному американскому способу. Без сомнения, что вознаграждение по способностям — смерть анархической коммуны, т. к. оно внесет раздор и