Простой советский спасатель (СИ) - Буров Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что сидят они там чисто для проформы и для галочки в бумажках проверяющих. По факту — все сигналы поступают оперативному дежурному, а уж он распределяет, что и кому: пожарной части, муниципальному или федеральному МЧС. Федералы — это как раз мы: спасатели на воде.
Короче, трясли всех. И выяснили одну схожую деталь. В море к человеку подплывал человек, которому вдруг становилось плохо. Якобы, судорогой ногу сводило. Просил о помощи. Будущий потерпевший соглашался. И вот вместо того, чтобы перестать истерить, все-таки рядом люди, спасут при необходимости и спасателям сообщат, мошенник вдруг начинал вести себя неадекватно. Стонать, хватать добровольного помощника за плечи, за руки, буквально вешаться ему на шею.
Спустя пару минут приступ боли проходил, он вежливо отказывался от дальнейшей помощи и уплывал к берегу. А на берегу вытаскивал из кармашка, пришитого изнутри к трусам, добычу, прикапывал ее в песок и спокойно уходил. Сообщник тут же под незамысловатым предлогом — кепка улетела или там мяч из рук выскользнул — забирал кладку и уходил в другую сторону.
Никто из отдыхающих на подельников никогда не обращал внимания. Поймали их из-за жадности. Выбрали парни двоих хороших барашков: толстые цепи, кресты на пузе, перстни на пальцах. Но плюнули на меры безопасности, понадеялись на собственную удачу. Решили по-быстрому управиться, и не стали заморачиваться расстоянием между жертвами.
К тому времени милиция уже пустила своих ряженых наблюдать за курортниками и происшествиями на городских пляжах. Вот одному лейтенантику и показался подозрительным ничем не примечательный парень, которому стало плохо в море. А через полчаса ему же снова поплохело практически в том же месте. Ну и взяли красавчиков на горячем. Уже не знаю, чем закончилось дело, надеюсь посадили, отбили охоту воровать. Хотя опыт показывает, рассчитывать на исправление преступников на зоне — это утопия. Ну да ладно.
— Ты вот что, паря, ты, пожалуй, помолчи пока. Ментам висяк не нужен, это точно. Да и тебя затягают в ментовку. А ты же знаешь, у нас потом не отмоешься. И попробуй докажи, что ты помогаешь, свидетель так сказать. Решат, что осводвоцы тоже замешаны. А оно нам надо? Нет, оно нам не надо! — Кузьмич поучительно задрал палец вверх и покачал перед моим носом.
— Так, а что делать-то? — как можно невиннее хлопнул я ресницами.
Не нравилась мне эта ситуация. Еще и дежурство вечернее, рейд по воришкам. Никак гастролеры пожаловали? Город у нас и при моей взрослой жизни был тихим, воровали редко. А в советское время и вовсе в курортное болото превращался.
Ох, как я ошибался!
Глава 7
— Пока молчим и наблюдаем. Увидишь снова, скажешь мне, — Кузьмич докурил, потушил бычок о подошву, завернул в бумажку от пирожков. — На гастролеров и вправду похожи, Леша. Местные так не борзеют, — мичман смотрел на мен в упор, проверяя реакцию на свои слова.
Юный комсомолец Алексей Лесаков очень удивился. Был он парнишка достаточно пробивной, умел подзаработать на свои мужские удовольствия, на одну стипендию не жил. Но с криминалом никогда не связывался, и где-то был даже слегка наивным раздолбаем.
Обратную строну советской жизни парень практически не знал. Так что и реакцию я постарался выдать подходящую возрасту и характеру того Лехи, которого Кузьмич знал несколько месяцев. Первокурсников не брали на спасательные работы, так что познакомились ребята с мичманом только по весне, когда он пришел в секцию набирать сотрудников.
До этого и Леха, и Жека были с ним знакомы по стольку, поскольку. «Здрасьте», «До свидания» при встречах и все.
Я постарался сильно не пялиться на Кузьмича, хотя изумление не отпускало. Надо же так откровенно с молодым пацаном. Хотя, какие откровенности? Ну признал наличие воровства на пляже. Так это не великая тайна. Мама никогда не брала с собой много денег на море. Да и золото не надевала. К чему?
Но вот взгляд Кузьмича, испытывающий, прощупывающий, изучающий, когда он говорил о наглости залетных и о воровской «порядочности» местных, заставляла задуматься. Тут либо Кузьмич сам связан с пляжниками, либо имеет процент и закрывает глаза, улаживает конфликты. А может и менты в доле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Заяву у потерпевшего по любому не возьму: зачем ментам такой висяк? Но вот искать борзых будут, не афишируя, через местных деятелей. Вопрос в другом: зачем Кузьмич меня в это втягивает? Проверяет? Приглядывается? Ладно, поживем, увидим. А сейчас пора бы уже и реакцию какую-то выдать, а то молчание напрягает. Но в голову, как назло ничего не приходило.
Положение спас Женька. Напарник с шумом и затихающим смехом взлетел на вышку, протянул Кузьмичу две бутылки, зажатые в одной руке, и два стаканчика крем-брюле. Напряжение спало. Сидор Кузьмич оставил мороженое и один «Байкал» нам, и ушел в опорник.
Крем-брюле, шоколадное и сливочное в вафельном стаканчике — одно из самых легендарных лакомств Союза. Я помню, отец рассказывал, как впервые попробовал его в Москве в ГУМе (Главном универсальном магазине). И загадочным шепотом уверял меня, укладывая спать, что секретный рецепт самого лучшего мороженого в мире хранится в тайне, и никто-никто никогда его не узнает, кроме главного мороженщика страны и его маленьких помощников снежков.
Я засыпал под его таинственный говор, и мне снился огромный снеговик, который готовит мороженое в большом чане, а снежки на ножках с ручками-веточками наполняют вафельные стаканчики вкусным крем-брюле.
Я смаковал каждый кусочек, совершенно забыв о своих обязанностях. Вкус из детства такой, каким я его помню! А вместе с ним ко мне в воспоминания пришли и родители.
Мой отец, большой любитель тайн и загадок, мифов и неизведанного, после перестройки увлекся изучением истории, связанной с Советским Союзом с момента зарождения. И до последнего дня жизни без устали отыскивал интересные факты из жизни республик, великих социалистически строек промышленности. Все его бумаг, увы, погибли в том проклятом пожаре.
Что-то царапнуло сознание, но я не стал ловить мысль. Солнце море, молодость и вкусное мороженое лучше, чем копание в прошлом. Давно пора поставить точку и начать жить заново. Начать заново. Леха, здесь и сейчас. «Здравая мысль, обязательно подумаю глубже», — решил я, договариваясь сам с собой в очередной раз, и откусил еще кусочек
Среди прочих моментов истории отец глубоко интересовался и вождем народов Сталиным. Собирал по крупицам рассказы очевидцев, обрывки каких-то полумифических рассказов о личных встречах. Пытался из анекдотов извлекать истину, чтобы узнать, есть в них правда или все выдумка. На пустом месте ведь ничего не появляется.
Летом за мороженым обычно бегал я. Мама выдавала мне целлофановый пакет (теперь и не помню, откуда он у нас взялся, яркий, красочной, с рекламой знаменитого Мальборо), отец давал денег, и я мчался в парк к киоску с мороженым. Покупал сразу десять штук и бежал обратно.
За кухонным столом, покрытым скатертью, сшитой мамиными руками, мы сразу съедали по порции, остальное укладывали в морозилку. Пакет мама забирала, стирала и вывешивала на балкон сушиться. Каждый раз отец вспоминал одну и ту же историю о товарище Микояне и его визите в капиталистическую Америку. Рассказчиком он был умелым, одна история — целое представление. И мне никогда не надоедало слушать его по нескольку раз.
— Жека, а ты знаешь, почему у нас дома холодильники появились намного позже, чем во всем мире?
— Неа, — жмурясь от удовольствия, протяну напарник.
— А потому, дорогой ты друг мой Женька, что товарищ Сталин Иосиф Виссарионович. Выслушав доклад своего наркома про житье-бытье в далекой Америке, объяснил товарищу наркому Микояну Анастасу Ивановичу, что советские граждане привыкли летом пользоваться ледниками и погребами, а зима у нас в стране доо-о-олгая. Вот поэтому, Жека, в пятидесятых мы и приобщились к тому чудо техники. А все могло бы быть по-другому.
Женька покосился на меня, закинул в рот последний кусочек мороженого, отпил глоток и протянул мне бутылку. Так, попивая «Байкал», мы сидели на стульях, задрав ноги на ограждение, и наблюдали сверху за свои участком пляжа. Время от времени я поглядывал в бинокль, надеясь обнаружить плешивого или паренька, но никого не заметил.