Три влечения. Любовь: вчера, сегодня и завтра - Юрий Рюриков

Задолго до духовной любви провансцев у арабов возник свой культ любви, который известен нам из ранних сказок «Тысячи и одной ночи». Это был культ телесной любви, восточный культ любви как сладчайшего лакомства жизни.

В нем запечатлелся совсем не такой, как в Европе, тип отношения к жизни, другая по своему национальному строю психология. Говоря упрощенно, обыденный, склад европейского ума был тогда больше рационалистическим, рассудочным, восточного – больше сенсуалистическим, чувственным. Речь идет именно об обыденном сознании – оно в те времена больше влияло на любовь, чем сознание творческое.

Любовь у арабов – это праздник, это пир всех чувств, в наслаждениях любви участвуют у них все человеческие ощущения. Встречаясь друг с другом, любящие совершают омовение, умащивают себя благовониями, облачаются в красивейшие одежды. Они вкусно и много едят, пьют лучшие вина, слушают музыку и пение. Медленно, по ступеням – от одного наслаждения к другому – они приближаются к вершине чувственных удовольствий. И только насытив свой вкус, слух и зрение, они переходят к насыщению других чувств, уже наэлектризованных, возбужденных, уже готовых к броску.

Этот захват всех телесных чувств – главная особенность гедонического восточного культа, главное его отличие от других культов любви.

У арабов был целый свод – богатый и разветвленный – преклонения перед человеческим телом. Особые обращения к человеку, особые поцелуи и объятия, особые взгляды и касания – целый реестр их был в арабской любви. Ни один уголок человеческого тела не избегнул их любовной классификации, каждый из них был родником наслаждений, каждый был достоин преклонения.

Эта радостная любовь была еще во многом стихией типовых, не индивидуальных влечений. Не своеобразные черты часто влекли друг к другу мужчину и женщину, не личные и неповторимые свойства, а черты «видовые» – хорошо развитые мужские или женские достоинства. Поэтично, но совершенно одинаково воспеваются в сказках мужчины, женщины, любовь. Для каждой части тела и каждого проявления любви есть свои поэтические клише, постоянные стереотипы.

«Своей стройностью она унизила копье», а «блеском лица затмила смеющуюся луну, достигнув в красоте пределов желания», – говорится о женщине. «Ее щеки были как анемоны… и алые губки как коралл, и зубки как стройно нанизанный жемчуг или цветы ромашки, и шея как у газели, и грудь словно мраморный бассейн с сосками точно гранат, и прекрасный живот, и пупок, вмещающий унцию орехового масла».

Обо всех женщинах говорится в сказках так – или почти так, – все части человеческого тела расписаны такими уподоблениями. Они постоянны, несменяемы, переходят от человека к человеку. Применение их установлено раз навсегда, оно не-лично, канонизированно.

В любви «Тысячи и одной ночи» царит культ красоты, наивный и жизнерадостный, полный восточного пантеизма – слияния человека с природой. Тополь и копье, мрамор и алебастр, кораллы и анемоны, вишни и звезды – изо всех стихий безудержно и бурно черпали арабы свои уподобления. Человеческое тело для них – величайшее скопление красоты, и поэтизация его, эстетический восторг перед его красотами – это и есть та духовность, которая пронизывала тогдашний культ любви.

Любви придавали на Востоке огромное – может быть, небывалое – значение, и даже в представлениях о загробной жизни отпечатался их культ любви. В других религиях за плотскую любовь люди горели в аду; на Востоке наградой человеку были гурии, жившие в мусульманском раю.

Арабский культ любви хорошо знаком нам. Но почти никто у нас не знает о культе любви, который задолго до арабов появился в Древней Индии и который сильно влиял на арабов.

Любовь для древних индусов была чуть ли не религией, и в индийской философии считалась одной из главных целей жизни.

Желающий жить, гласила эта философия, имеет три главные цели жизни: дхарма – закон, познание; артха – польза, накопление богатства; и кама – любовь, наслаждение.

Древняя Индия была страной, в которой существовала целая наука любви, глубокая и разветвленная. До нас дошло несколько древних трактатов о любви, и среди них самый известный – Камасутра Ватсъяяны[22]. Трактат этот появился в IV–V веках нашей эры, но еще за сотни лет до него в Индии была обширная литература о любви. Отцом этой науки, как говорит Ватсъяяна, был Нанди, который около двадцати веков назад написал «Тысячу глав Камы». У него было много последователей, и они создали науку о страсти, со всеми приметами настоящей науки.

Камасутра – уникальная в мировой литературе книга; это настоящая энциклопедия любви, и она отличается от всех других трактатов о любви своей полнейшей всесторонностью. В ней есть и философия любви, и классификация мужчин и женщин по их красоте, по их сложению, темпераменту; в ней есть и советы, как вызвать любовь и как поддерживать ее, и рассказ о признаках влюбленности и о том, как выбирать невесту или относиться к жене; много глав трактата посвящено практическому искусству любовных игр, поцелуев, объятий. Нет, кажется, ни одной грани любви, ни одного ее закоулка, о котором не говорилось бы в этом трактате.

Кое-какие свойства древнеиндийской любви видны и в зеркале индийского гетеризма. Гетеры (по-гречески – подруги) были тогда, как и в Греции, совсем не такими, как поздние профессионалки любви, и они вели особую, непохожую на них жизнь. Служительницы «первой древнейшей профессии», они были красивыми, часто богатыми, высококультурными женщинами, и свое занятие они передавали по наследству – от матери к дочери. Это были настоящие жрицы любовного культа, служительницы любовной религии.

Они должны были знать знаменитые «64 искусства» и среди них группу артистических искусств – музыку, пение, танцы, игру на музыкальных инструментах, декламацию, живопись, литературу, сценическую игру, искусство перевоплощения, стихосложение; они обучались искусству письма, беседы, искусству развлечений и игр – в том числе азартных; они владели массой домоводческих искусств – кулинарией, ведением хозяйства и кухни, искусством одеваться, украшать себя и жилище, приготавливать духи, букеты, гирлянды; они обязаны были знать разные языки Индии; они владели наукой о средствах к жизни, медициной. Они великолепно знали всю науку любви и связанные с ней психологические, гигиенические, физиологические сведения, они владели искусством массажа и гимнастики.

Гетеры древности совершенствовались во многих видах духовной культуры, известных в то время. Конечно, им помогал в этом тогдашний уровень этой культуры, который был не очень высок. Но они бывали нередко благородными, умными, сердечными женщинами, – недаром их так поэтически воспевали Калидáса, Дандин, Шудрака и другие поэты древности.

Уже из самого облика гетер ясно, что любовь у индусов – по крайней мере в своих высших точках – не была одним телесным эросом. Она была связана со всем миром человеческих чувств, знаний, стремлений, умений. Еще утонченнее и совершеннее, чем у греков, она была сплавом духовных и телесных мотивов.

Уже полторы-две тысячи лет назад у индусов царил особый подход к телу человека. Он ярко виден, например, в «Приключениях десяти принцев» Дандина, одного из «махакáва» – великих поэтов, который жил в VI веке нашей эры.

Вот один из его принцев видит спящую царевну. «Царевна лежала на боку так, что правая нога была закинута на левую и подошва правой пятки касалась верхней поверхности левой ступни, ее нежные щиколотки были слегка повернуты друг к другу, ее икры взаимно переплетались, ее нежные колени были слегка согнуты, слегка изогнуты также были и обе верхние части ее ног… Легкая шелковая нижняя одежда плотно примыкала к ее телу, ее небольшой живот едва выдавался, ее крепкие груди, как не распустившиеся еще цветочные почки, поднимались от глубокого дыхания… Пальцы руки, прижатой к нижней щеке, оставили на ней отпечаток, и казалось, что это отражение тех украшений, которые висели на ухе».

Так смотрит на царевну влюбленный – медленно, «дегустационно», наслаждаясь уголок за уголком созерцанием ее прекрасного тела. Правда, в его восприятии тело как бы раздроблено на вереницу подробностей, а единого, цельного аккорда нет. Но перед нами не греческая, а индийская Венера, и она взята в другой эстетической системе – через «микровосприятие». Это как бы великолепная – чистых и певучих тонов – восточная миниатюра. Здесь самоценен малейший изгиб тела, мельчайшие оттенки позы, – каждый из них видится отдельно, каждый как бы имеет самостоятельную ценность. Такой тип восприятия в европейской литературе (и, видимо, в европейской психологии) не встречается до самого Нового времени. Это очень восточное, «классификационное» отношение к телу человека. Восприятие здесь ярко живописное, и в нем хорошо видна особая черта древнеиндийской любви – слияние эротических восприятий с эстетическими, сплав чувства любви и чувства красоты[23].