Пушкинский вальс - Вадим Смиян

    - Не могу понять, как вы могли! – кричала она чуть ли не в полный голос. – Вы что, не видели, в каком состоянии книга?! вы хотя бы раскрыли ее? Нет! И не говорите мне, что вы ЭТО видели, иначе я погоню вас с работы прочь… Сегодня же! И – сразу обеих!

    Обе девушки под прессующим взглядом начальницы чувствовали себя прескверно. Одна из них стояла перед Лилией Николаевной, и хотя та и без того была выше ее на голову, бедная сотрудница казалась еще меньше под пламенем ее гнева. Вторая девушка сидела у стола и делала робкие попытки заняться с читателями, но грозный окрик начальницы то и дело заставлял ее оборачиваться. Читатели, невольно ставшие свидетелями этой производственной драмы, помалкивали: кто деликатно, кто подавленно.

    Старший библиотекарь наконец пришла в себя и обратила внимание на собравшуюся очередь.

    - Занимайтесь! – резко бросила она своим подчиненным, хранившим гробовое молчание. – После работы – сразу ко мне! В кабинет! Обе! Придется поучить вас, как должно относиться к своему делу…

    Она резко повернулась и направилась к себе. Между книжных полок мелькнула ее высокая фигура, и Владислав Георгиевич увидел, как женщина скрылась за дверью своего кабинета.

     Обе девушки,сидя каждая за своим столом, скорбно молчали.

   - Не вешайте носы, девчонки! – обратился к ним мужчина средних лет в рабочей куртке. – Начальство – оно всегда чем-то недовольно.

   - Ничего, мы давно привыкли, - отозвалась одна из девушек и подняла глаза на читателя, стоявшего в очереди первым. – Я вас слушаю…

    Пока очередь медленно двигалась вдоль стойки, Владислав Георгиевич напряженно размышлял.

   Само его присутствие здесь вдруг показалось ему лишенным всякого смысла, если… он еще колебался с минуту, затем резко отошел от стойки и решительно направился в кабинет. Обе сотрудницы как по команде повернули головы ему вслед.

     - Мужчина! – окликнула его одна из них. – Вы куда? Посторонним туда нельзя…

 Владислав Георгиевич полуобернулся.

    - Девушки, не волнуйтесь, - спокойно сказал он. – У меня есть вопрос к вашей начальнице. Я только загляну на минутку.

      Девушка хотела возразить, но соседка тронула ее за рукав: мол, пусть идет себе. Воспользовавшись их заминкой, Владислав Георгиевич приблизился к тяжелой резной двери, на которой висела табличка с надписью:

    « Гончарова Лилия Николаевна. Старший библиотекарь».

   Он робко постучал и, услышав холодно-вежливое «Войдите», заглянул в кабинет.

     Лилия Николаевна сидела за столом, поставив локти на столешницу и потирая пальцами виски, как будто у нее мучительно разболелась голова. Взглянув на вошедшего, она заметно смутилась и тотчас положила руки на стол.

     - Вы?..- изумленно протянула она. – Что-то случилось?

   Владислав Георгиевич вошел и тихо прикрыл за собой дверь.

     - У меня все в порядке, любезная Лилия Николаевна, - мягко улыбнулся он. – Вот пришел книгу сдать, еще взять что-нибудь… И вот вижу, что у вас тут какие-то проблемы.

 Неприятности... Может, расскажете? А вдруг я смогу чем-то помочь?..

    Старший библиотекарь пристально и несколько удивленно взглянула на него.

    Потом улыбнулась в ответ – вымученно и устало.

     - Пожалуйста, присаживайтесь, - она кивнула на стул, стоявший напротив нее. –    Благодарю вас за участие… Только ничем помочь вы не сможете.

    Владислав Георгиевич сел. Он заметил, как напряженно и трепетно бьется его сердце…

 Он мучительно подбирал нужные слова, но они как назло напрочь улетучились из головы.

    Между тем Лилия Николаевна снова поставила локти на стол и потрогала пальцами лоб. Владислав Георгиевич смотрел на нее как проситель, пришедший на прием. Он почувствовал себя крайне неловко, но извиниться и уйти было бы теперь просто глупо.

    - Лилия Николаевна… не расстраивайтесь вы так! – сказал он наконец. – Бестолковые работники попадаются везде, и куда чаще, чем хотелось бы. Можете мне поверить!.. Девочки у вас молодые, поднатаскаются, наберутся опыта… И все будет нормально! Простите, но мне невыносимо видеть, что вы так переживаете… Так хочется утешить вас! Но не знаю – как…

     Он произнес последние слова совершенно искренне, с большой теплотой. И женщина это несомненно почувствовала. Она снова улыбнулась, хотя глаза ее были полны неподдельной боли.

     - Милый вы человек, Владислав Георгиевич, - заметила она. – Спасибо вам… Ну что ж, я расскажу, в чем дело. В прошлую нашу встречу мы с вами немного поговорили о том, какие у нас попадаются читатели.Помнится, вы еще удивлялись – как? неужели?..И вот вам живейший пример! Пожалуйста, полюбуйтесь…

     Лилия Николаевна наклонилась, достала из ящика стола книгу и положила на стол перед своим собеседником. Владислав Георгиевич взглянул на темно-зеленый переплет. На обложке красовались аккуратные тисненные золотом буквы «А. С. Пушкин». На корешке он заметил также тисненную цифру 1. Книга как книга…

       - И что?.. Пушкин, первый том…

       - А вы возьмите книгу в руки, раскройте!

    Владислав Георгиевич с некоторой опаской взял томик в руки и открыл его. Титульный лист был в полном порядке. Внизу значилось « Библиотека «Огонек». Москва – 1967 год.»

      - Прекрасное издание, - заметил он, перелистнул еще страницу и… чуть не выронил книгу из рук!

   И немудрено! Далее на отдельном меловом листе помещался портрет великого поэта работы художника Тропинина. К портрету классика были глумливо пририсованы закрученные усы и длинная козлиная борода. На соседней странице, прямо поперек бессмертных пушкинских строк, располагалось небрежное изображение огромного напряженного фаллоса, направленного поэту прямо в рот.А на портрете, в самом низу, большими корявыми буквами было начертано: «Люблю отсосать!!!»

    - Господи! - невольно вырвалось у Владислава Георгиевича. – Ну-у вообще…

    Он полистал книгу слегка вздрагивающими пальцами. Многие страницы были захватаны чьими-то грязными лапами, оставившими на белой качественной бумаге какие-то буроватые следы и разводы. Несколько страниц вообще оказались грубо вырваны, что называется – с мясом. Ни один нормальный человек не мог бы, наверное, объяснить, кому вообще могло понадобиться так издеваться над корифеем отечественной поэзии, да и вообще – просто над книгой, в которую вложило свой труд, талант и старание множество людей…

    Владислав Георгиевич положил изуродованное издание на стол так осторожно, словно ненароком мог нанести ему еще больший вред.