Плохой ребенок - Генри Сирил

В общем, я написал пьесу. Спектакль ставили целый сезон. Прошел он незаметно для всех, в том числе и для актеров, задействованных в нем.

Сам же роман расходился ни быстро ни медленно. Вполне себе ничего, чтобы заключить со мной договор еще на парочку книг, но без необходимого для увеличения тиража взрыва продаж. Пожалуй, тогда-то с меня немного и слетела спесь. Но я был слишком молод, чтобы через этот малый фрагмент настоящего построить в голове перспективу своего будущего. Наоборот! Я, с присущим возрасту романтизмом, принял вызов. Я принялся писать следующую книгу, еще лучше, глубже по смыслу, изящней по языку, больше по объему. И, набивая буквы на ноутбуке, поглощенный новой идеей, я, однако, видел первые строки совсем другой книги, еще никем не написанной. Еще, возможно, и автор ее на свет не родился, а строки газет уже проплывали перед глазами: «…Его дебютный роман не имел особого успеха у читателя. Но уже через год увидела свет вторая книга, которая по праву поставила ее автора в один ряд с такими именами, как…»

Помню, представляя эти строки, я всегда останавливался на том моменте, когда начиналось перечисление великих писателей. Я перебирал в памяти фамилии, раздумывая над тем рядом, в котором мне бы хотелось стоять.

В то время мы жили за счет Линнет. В большей степени – за ее. Выплат роялти с реализованного тиража хватило на оплату съёмной квартиры за четыре месяца вперед, и только. Да и получил я его далеко не в первые недели продаж, а лишь спустя полгода.

К тому моменту в чертогах издательских цехов версталась моя вторая книга. Конечно, я не сидел на хрупкой шее Линнет, совсем ничего не делая, но и полноценным кормильцем нашей маленькой семьи из двух человек я тоже не был. Старался брать подработки, не занимающие много времени. Например, грузчиком.

Линнет не упрекала меня. Она верила в мой талант. Она ждала. Днем я раздавал рекламные флайеры или перетаскивал мебель из квартиры в машину и наоборот, а вечером писал. Писал как одержимый. Меня никто не торопил, я опережал издательский план на несколько месяцев. Идеи новых романов зарождались в моей черепной коробке по семь в неделю, пока я работал над вторым. Какие-то я заносил в блокнот, от каких-то отказывался, покрутив их в голове так и эдак. Короче говоря, я был молод, плодовит и, пожалуй, пускай это звучит нескромно, действительно талантлив.

Закончив работу над второй книгой, я впервые столкнулся с унизительным для автора явлением «редакторская правка рукописи». Та жалкая пара абзацев, которую я изменил по просьбе редактора в первой книге – ничто, пустяк в сравнении с тем, что проделали со следующей. И дело было вовсе не в «языке» или стилистических огрехах. Проблема заключалась в самой сути романа, в его жанровых аспектах. Он, видите ли, не подходил под «психологический триллер», слишком много было в нем «лишнего» и «слишком мало жестокости», мясо им подавай. Чтобы кровь в жилах стыла у читателя несчастного.

И вот слетела с меня спесь во второй раз. И зашевелилась где-то в глубинах сознания мысль: «Ты никто, дружок. Всего лишь один из тысяч авторов, легко заменяемый. Ты – производитель товара на рынке с высочайшей конкуренцией. Производитель товара. Со своими амбициями ты смотришься до нелепого смешно, как смотрелся бы, например, производитель фурнитуры для пластиковых окон, мечтающий о том, что его запорные планки и петли войдут в историю».

К слову, им я и работал последние годы – продавцом оконной фурнитуры. М-да. Мной заткнули серию, и ни на черта я больше не был им нужен. Разумеется, во мне видели потенциал, отобрали из сотен соискателей заветного договора с издательством, но издатель – человек взрослый, а не сопля зеленая вроде меня. Он видел во мне хорошего производителя продукта под названием «психологический триллер». Перед его глазами – сухие цифры: тираж в три тысячи, реализуемый процентов на семьдесят, последующие романы – в план года, по книге в квартал, если автор справится с объёмом…

Издатель нацелен на розничную торговлю, в лучшем случае – на мелкий опт. Ну а если уж стрельнет кто из нашей братии, можно будет и расширить бюджет на раскрутку такого молодца. И только тогда вознесется он на олимп, в узкий кружок топовых авторов. И ведь прав издатель, опытом прожжённый, бизнесмен осторожный. Производишь фурнитуру – так и не дергайся.

И я уступил. Изменил основную фабулу, прибавил несколько притянутых за уши сюжетных поворотов, добавил пару трупов, к свиньям там не нужных, сократил объем на четверть, и в таком виде вышел мой второй роман под названием… да бог с ним, с названием. Обыкновенный триллер. Психологический, будь он трижды проклят.

Но и после второй книги олимп остался для меня все таким же недосягаемым. Я видел его вершину, уходящую высоко в небо, на ней крохотными точками стояли именитые собратья по перу, еле различимые из-за отделяющего нас расстояния.

Позже, став старше, я буду успокаивать себя тем, что подо мной – бездна, на дне которой копошатся те, кто издателя вообще не имеет. Для них тот уступ у подножия олимпа, который занимал я, – тоже вершина.

Заматерев, я легко могу себе представить, как выглядим мы – писатели на уступе олимпа и кто барахтается под ним – в глазах тех, кто стоит на самом верху. Никак. Нас не видно. Не разглядеть с той высоты. Мы – одинаковое ничто. Выступ мой так близок к земле, что даже разгляди они нас, барахтающихся внизу, они не увидят различия между нами.

Я продолжал писать. По роману в полгода. Такой темп я мог себе позволить, не пожертвовав качеством, хотя и приходилось ради этого писать ежедневно по четыре тысячи слов. Мне было совершенно очевидно, что хватит меня не больше чем на пару лет, если работать в том же темпе. Я попросту выдохнусь. Или скачусь в низкопробную писанину.

Но у меня был план. Я рассчитывал, что, если уж не вышло взлететь на вершину литературной иерархии с наскоку, можно попробовать выстроить пирамиду из собственных книг, по которой можно вскарабкаться наверх. О рейтингах поднебесных я уже к тому времени не мечтал, спустился на землю с небес. Три книги, одна за другой, с разницей в пару месяцев появлялись в продаже, но тираж оставался прежним, старые работы не спешили переиздавать, и картина мира стала блекнуть в моих глазах. У меня были почитатели, каждая новая книга выходила лучше предыдущей, во всяком случае, не хуже, если судить по отзывам и оценкам