Не бойся быть собой - Ринат Рифович Валиуллин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Заметно, – обнял я ее еще крепче.
– Знаешь, что я заметила: в субботу ты меня любишь больше.
– Сильнее?
– Да, сильнее, чем работу, – улыбнулась она мне, когда я, жадно глотая воздух, разомкнул объятия и свалился с нее на спину. – Наелся и пошел?
– Я здесь.
– Ушел в себя, – погладила она нежно мое все.
– Ага. Хозяйство пришло в упадок, – поцеловал я плечо Вероники.
– Поел, убери за собой посуду, – слышал я, как она смеялась сквозь мое забытье, и отвечал ей:
– Не мужское это занятие.
– А какое мужское?
– Кофе будешь?
– Давай.
– Сахар нужен? – поцеловал я ее в шею.
– А ты уходишь? – тоже несла она какую-то околесицу.
– Ну куда я могу от тебя уйти?
– На кухню. Куда уходят мужчины, к другой, – рассмеялась она. Ее красивый смех раздвинул рамки дня.
– Это было бы слишком просто, а я не ищу легких путей.
– А какие ты ищешь?
– К морю. Я хочу там жить.
– Так едем!
– Мы же только что оттуда. Не многовато ли тебе будет?
– Я за множественный оргазм.
– Сегодня он обеспечен, ты же помнишь, что вечером идем к Максу на д. р.
– Какого черта сегодня тащиться в гости, когда можно дома разлагаться спокойно, заняться с тобою собой, к примеру, – положила лицо и обе ладони на мой живот Вероника, будто хотела врасти в меня.
– Снова любовью?
– Безумной любовью, – сладко потянулась она. Я сама не понимаю, зачем нам туда идти, мы же были там год назад.
– Особенно тебе, придешь, протянешь свои красивые стройные ноги под обеденный стол. Там они будут бесполезно скучать, в обществе других – худых или массивных. А в губы будешь заталкивать салаты, горячее вилкой и заливать шампанским. А Макс будет рассказывать, какая же ты красотка.
– Да, надеюсь, что там будет вкусно.
– Ну что, ты готова?
– Почти, – все еще лежала она в постели с закрытыми глазами, потягиваясь, как кошка.
– Не забудь свои инструменты.
– Какие инструменты?
– Ну, там обаяние, шарм.
– А может быть, все-таки не пойдем?
– Поздно, тем более надо человека поздравить.
– День рождения – это святое. Тем более там можно поесть.
– Ты же такая сдержанная за столом.
– Да, на столе все иначе. Ты не знаешь, насколько неприлично я могу себя вести, даже я сама не знаю. Я бы сказала, что эта величина напрямую зависит от силы моей влюбленности. Только перестань улыбаться, это делает тебя ненадежным, даже безответственным.
– Откуда ты знаешь, что я улыбаюсь? – кричал Оскар с кухни. – И что такое ответственность, по-твоему?
– Не знаю. Знаю только, что она должна отвечать на все мои вопросы. Кстати, помнишь, что ты мне обещал?
– Что?
– Показать свои детские фотографии.
– Сейчас найду. Тебе кофе с молоком?
– Да, если можно. – Вероника окончательно проснулась. Долго искала в постели трусики, наконец, нашла и, задрав ноги, ловким движением натянула их на себя.
– Не скучала? – пришел я с подносом в спальню и поставил его на столик.
– Очень. О, кофе в постель.
– Вот, держи, – протянул я ей альбом.
– Какой ты здесь смешной, – уже листала альбом Вероника, пока я разливал кофе.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я бы такого ни за что не полюбила.
– Почему?
– С шевелюрой. Я же тебя как увидела у Макса, так у меня сразу в голове перещелкнуло – вылитый Вин Дизель. Знаешь такого актера? Обожаю его фильмы. – В общем, я сразу подумала: «Теперь у меня будет свой Вин Дизель».
– Любовь с первого взгляда? – провел я рукой по своей лысой голове, пытаясь причесать невидимые волосы.
– Со второго бокала, – засмеялась Вероника, встала, потянулась, и скоро я услышал из душа знакомую «Love Me Tender».
Девочка-вамп
«Их сблизило то, что обоим не хватало до счастья сущего пустяка. Пришлось скинуться: он пригласил ее на свидание, она пришла», – едва закрыв книгу, я представляла себя наследницей древнего англо-шотландского рода в хрониках короля Альфреда Великого, воспитанницей элитного интерната (в котором учились и другие царственные особы), потом выпускницей Оксфорда актерского факультета. Личностью яркой, притягательной и противоречивой, выражающей свои мысли и капризы на изысканном английском. Семья моя представляла античную безделушку. Финансы и материя их не интересовали. Никто не придавал значения, стану ли я успешной и кем будет мой муж. Отец и мать до конца не верили, что актер – это профессия. В нашей семье никто не увлекался искусством. Но все это мог затмить один могучий плюс: мои родители всегда и во всем меня поддерживали, даже в самых безумных фантазиях, и еще одно – они мне доверяли и никогда не заглядывали в мой дневник. Конечно, не обошлось без славной прабабушки, которая научила играть меня на фортепиано.
Мой отец никогда не делал попыток устроить мою жизнь, выдав замуж за какого-нибудь графа, отец желал мне только счастья, он никогда не встал бы между мной и моими желаниями. А я очень хотела в Лондон. В итоге родители отпустили меня в безумный город. Когда я переехала в столицу, мне было уже двадцать четыре, а ощущений только на четырнадцать. Можно сказать, что во многом я была еще девственницей. Ведь в фамильном замке и интернате у меня не было полноценных детства и отрочества – моя жизнь была полна традиций, церемоний, ритуалов и предрассудков. В Лондоне я встретила первого мужчину, который пригласил меня на роль своей возлюбленной, а потом стал снимать и в других проектах: женщины, которую хотят, когда он вывел меня в свет; невесты, когда он неожиданно сделал мне предложение; любовницы, когда я узнала, что он женат… Так ко мне пришел вкус к кинематографу, но актрисой я себя не считала, я не любила притворяться.
Я училась актерскому мастерству. Моими любимыми занятиями в Оксфорде были английская литература и политология. Я рано начала интересоваться театром и участвовала в постановках на сцене школы. Я всегда хотела в кино, но не в качестве актрисы – скорее, режиссером или сценаристом. Напоследок Роберт предложил мне роль вампира в одном из своих фильмов. Заканчивая работу над фильмом, я клялась себе, что больше никогда не буду играть вампиров, настолько я вошла в роль.
Наконец, когда Роберт развелся, мы расстались. На то были разные причины. Основная из них: меня пригласили на съемки два брата, мне ужасно хотелось познакомиться