Не бойся быть собой - Ринат Рифович Валиуллин

здесь телефон? Значит не больно-то и хотел, – зачем-то включила обиду Муха.

– Ты думаешь, я звоню, только когда хочу тебя?

– Ты догадлив.

– Да с Тузиком встретился, перекинулись с ним за жизнь. Говорит, его хозяйка притащила какого-то хмыря, теперь Туз ревнует, переживает бедолага. Не люблю я утешать, но пришлось.

– Он забегал, рассказывал мне эту историю.

– Да? Когда?

– Не знаю, на днях.

– На днях? Ничего не понимаю. А мы с тобой давно не виделись?

– Год как прошел.

– Не может быть.

– Я тоже думала, что не может. Ан нет, вот смогла.

– Да, незаметно пролетает жизнь. С каждым днем все незаметнее. Я считал, что Тузик все проспал, оказывается, я.

– Да ладно тебе, Шарик. Я подумала, ты решил, что под Мухой жизнь пролетает еще незаметнее.

– Под мухой? Да я трезв как стекло.

– Игра слов, понимаешь? Где твое чувство юмора, Шарик? – пыталась вывести из оцепенения Шарика Муха.

– Где-то было, сейчас достану, – пришел в себя Шарик.

– Так вот, слушай дальше про Тузика. Представляешь, Матильда его вышла замуж за того незнакомца.

– Не может быть!

– Может, еще как может. Вот эти тоже постоянно меняются парами, – посмотрела Муха на пьяную скамейку, вокруг которой крутился мир.

– Да, какая веселая у людей жизнь. Прямо завидно.

– И радости полные штаны. Пойдем ко мне, подальше от этого веселья, пока не начался заключительный акт пьесы, когда все начнут бить друг другу морды.

– Я с радостью.

– Кофе будешь?

– У тебя крепче ничего нет?

– Есть… чувства.

– Тогда лучше кофе.

– Что чувствует женщина, когда понимает, что ее просто хотят?

– Что она пользуется спросом, но цена занижена.

– Это все инфляция.

– Ага, надо поднимать цену на себя.

– Себестоимость? – посмотрела на Шарика Муха.

– Самооценку, дура.

– Сам такой.

– Извини, вырвалось. Так чем займемся вечером?

– А ты что, уже уходишь?

– Нет.

– Тогда чего спрашивать.

– Ты права – нечего, только один вопрос: так ты целый год одна?

– А ты как думаешь?

– Вижу у тебя сейчас никого.

– Как ты догадался?

– Слишком идеально выглядишь.

Муха засверкала всеми красками своего беспородного меха, тот лоснился. Ей было приятно.

– Да нет, был тут один, фокстерьер.

– Братец Лис! Из породистых, что ли?

– Да, с медалями.

– Ну, и что он тебе сказал? – расспрашивал я ее, пытаясь выдавить из себя хоть каплю ревности.

– Что любит меня.

– Прямо так сразу и сказал?

– Нет, как только я вышла замуж за другого.

– Ты уже и замуж успела выйти? Когда это было?

– Где-то в половине третьего.

– Я думал, что только у людей веселая жизнь, нет, ошибался. Ну и как тебе жизнь семейная?

– Скукота. Вечером развелись.

– А подробнее?

– Хоть убей не помню, – повисла на его шее Муха.

– Так вы расстались, что ли, уже? – пытался Шарик удержать логическую цепочку.

– Чего бы тебе тогда звонила.

– Поздравляю!

– Вот, он мне 8 Марта, то же самое.

«Поздравляю!» сунул с порога хризантемами в нос.

– А ты что хотела?

– Тюльпаны. Настроение начало медленно падать. Собрав силу духа, я стала готовить ужин. Ну, знаешь, сыр, оливки. А он даже без вина говорит, что у него давление и он пока не пьет. Нормальный, а? Как ты считаешь? Давление у него. В этот вечер я бы не отказалась от бокала шампанского.

– Вот козел! Пришел с хризантемами, – рассмеялся Шарик.

– Что ты смеешься?

– Вам не угодишь!

– Ну, а что, я не права?

– Права, конечно, права. Мужик пришел, с цветами даже. Ну, ты даешь, тюльпаны!

– Слушай дальше про тюльпаны. Режу я салат, говорю, что к родителям хочу зайти, поздравить маму и сестру. А он мне под руку: «Давай я им тюльпанов куплю». Представляешь, мне – хризантемы, а другим – тюльпаны.

– Да уж, наглец, – заржал Шарик.

– Может, тогда они тебе ужин приготовят! – бросила я нож в салат и поставила перед ним.

– Он психанул, выскочил, через минуту кинул мне на плечо шелковый красный шарф: «На, не пукай!» Тут уже психанула я, сбросила шарф, оставила салат и шмыгнула в ванную, выплакаться зеркалу. Когда я вернулась в себя, перед дверью стояло ведро, а там целая клумба красных тюльпанов. «Шикарно», – воскликнула я про себя, а ему: «На хрена ты их купил?» – и прошла мимо в комнату, волоча за собой шлейф пренебрежения.

Где-то через полчаса он зашел ко мне в спальню, как ни в чем не бывало: «Пойдем поужинаем». – «Странный вкус у этого салата, ты не находишь?» – жевала я теплую зелень. – «А я все думал – крошить бутоны или нет».

– Какая красивая у вас любовь! – съязвил Шарик.

– Это не любовь, это была дружба.

– Тогда сочувствую. Так ты пережила уже?

– Ну, более-менее. После того как Тузик рассказал мне про свою Матильду, я поняла, что моя история просто пустяк, из-за которого не стоит впадать в депрессию.

– Значит, Тузик уберег тебя от депрессии?

– При чем здесь Тузик?

– А кто же? Неужели я?

– Знаешь, что может уберечь женщину от депрессии, кроме любимого мужчины и горького шоколада? Вера в собственное обаяние, – не дождалась ответа Муха.

– Я всегда тебе говорил: не бойся быть собой.