Молот ведьм - Генрих Крамер

После Тридцатилетней войны разоренные мелкие германские владетельные особы видели в процессах против ведьм средство улучшить свое положение, и приводимые старым писателем Горстом слова о том, как в Линдгейме судья Гейс доказывал владетелю города, как много пользы он извлечет из преследований ведьм, являются прекрасной иллюстрацией положения мелких рыцарей Германии после страшной Тридцатилетней войны. Гейс говорил убежденно и мог сослаться на собственную практику: из его отчетов было видно, что он во время арестов виновных в ведовстве собрал наличными деньгами 188 талеров. В Эсменгене процессы против ведьм в 1662–1663 гг. потребовали расхода в 2300 гульденов, а чистый барыш достиг 1045 гульденов. Инквизитор «рвал на себе волосы» вследствие этих больших расходов, но, по-видимому, сократить их было невозможно: юридическим факультетам Страсбурга, Тюбингена и Гейдельберга пришлось платить за удостоверения, что виновные подлежат именно духовному суду; священникам надо было платить за заботу о душе тех, виновность коих вызывала сомнения. Впрочем, установилась практика – священникам вместо денег выдавать крепкое вино – согласно присказке:

Bonum vinum cum saporeBibat abbas cum priore

(хорошее вино с пеной пусть-де пьет аббат с приором). В деле выпивки установился полный демократизм, и представители духовенства говорили:

Bibat servus et ancilla,Bibat herns, bibat heraAd bibendum nemo serus.

(Пусть пьет крепостной, пусть пьет прислуга, господин и госпожа – выпивать никогда не поздно)[17].

Иногда представитель церкви не гнушался ни пивом, ни хлебом.

Все расходы по ведовским процессам покрывались из средств осужденных или просто привлеченных к ответственности ведьм и колдунов. Конфискации подлежало не только недвижимое имущество, но и все движимое, вплоть до предметов первейшей необходимости. Обратно оправданный ничего не получал.

Ввиду обуздания зарвавшихся аппетитов искоренителей нечисти была установлена такса на все виды службы: сожжение оценивалось дороже всего; бичевание розгами считалось легким заработком, доносительство занимало в прейскуранте почетное место, и им занимались упорно и систематически при полном одобрении церкви. Только время от времени, под тяжестью чрезмерных требований доносчиков, их такса уменьшалась, и им обещались не столько земные блага, сколько небесные. Однако на этой почве возникали горячие споры, и лишь страх доносителя очутиться в положении своей жертвы заставлял его идти на уступки.

Иногда ведовское доносительство являлось последним средством лишить человека его имущества: когда иной способ законного грабежа оказывался невозможным, выдвигалось обвинение в ведовстве. Так, монетный мастер еврей Липпольд из Берлина был в 1573 г. обвинен в том, что благодаря ему дела его покровителя курфюрста Иохима идут плохо. Вина Липпольда не была доказана. Тогда его обвинили в колдовстве: имущество и векселя были конфискованы, и он был в 1573 г. сожжен на том самом месте, где ныне высится памятник Лютера в честь религии, любви и милосердия (доктор Аккерман. Miinzmeister Lippold. Франкфурт, 1910).

Доносительство нередко принимало эпидемический и совершенно безумный характер, в особенности при наличии страха у доносителя, что он сам на подозрении у ревнителей религиозной чистоты. Так, некто Труа-Эшель, накануне своего ареста в 1576 г., донес, что он может выдать 300 тыс. ведьм и колдунов. Ему дали возможность подвергнуть игольному уколу поголовно население многих местностей[18]. Однако больше трех тысяч преступников Труа-Эшель найти никак не мог. Власти, однако, не стали преследовать даже этих преступников, что, по словам Жана Бодена, было поставлено в вину Екатерине Медичи, тогдашней правительнице

Франции. О ней определенно говорили, что она занимается магией и, следовательно, соучастница тех, которые были отмечены уколом Труа-Эшеля.

Доносительство приняло в Страсбурге такие размеры, что в 1630 г. магистрат опубликовал закон против диффамации путем обвинения в ведовстве. Закон мотивировался тем, что вскоре в Эльзасе не будет ни одного человека, который был бы вне подозрения (Рудольф Рейсс. La Sorcellerie. 1893). Лишь в самых редких случаях доносительство не заканчивалось сожжением виновного; но и тогда оно зачастую доводило жертву до сумасшествия или самоубийства. Так, в 1669 г. на еврейку Гольду, жену Рувима из местечка Трейс, поступил донос, и «ведьма» была арестована. В заключении она томилась несколько месяцев и не выдержала пыток. Гольда созналась, что была проклята дьяволом еще в чреве своей матери, что находилась в связи с подмастерьем-пекарем и намеревалась погубить всю деревню. Безумную Гольду отправили в Марбург для дальнейших расспросов. В Марбурге она была в заточении четыре месяца, а потом была признана умалишенной и отпущена на свободу, причем имущество ее мужа Рувима было своевременно конфисковано и обратно не возвращено.

Характерно, что материальная подкладка процессов во имя чистоты религии была подмечена еще Карлом Великим, который в одном капитулярии от 811 г. обвинял духовенство в том, что оно злоупотребляет дьяволом и адом с целью скопления денег и всяческих материальных благ. Ту же мысль в XVII веке проводит красной нитью в своей книге «Cautio criminalis» (1631), Фридрих Шпе, сам вышедший из иезуитской среды.

«Многие духовные и не духовные лица, – говорит Шпе, – ныне голодают по осуждениям, которые их так обильно кормили жирным супом». Шпе приводит, между прочим, факты шантажа со стороны многих инквизиторов: они сеяли панику среди народа, вызывали перед ним образ самых ужасных демонов, а когда народ, нафанатированный и полный бредовых мыслей, умолял инквизитора приступить к искоренению дьяволов, ему отвечали, что у инквизиции есть обязанности в другом месте и только за уплату определенной суммы отъезд инквизитора может быть временно отсрочен. Эти отсрочки были чрезвычайно кратковременны и каждый раз возобновлялись при условии внесения денег со стороны напуганного населения. Вскоре дьявол стал предметом добывания средств для самых разнообразных слоев.

Калеки, горбуны, прокаженные, слепые, глухие выдавали себя не то за спасенных от еще худшего дьявольского наваждения, не то за его жертвы, и жалостливые сердца одаривали всякими подаяниями несчастных, торговавших своим уродством и болезнями. Толпами народ шел по городам, рассказывая о своих несчастиях, демонстрируя свои недуги и вызывая и жалость, и страх людей, которых бог охраняет от беса. Этих торговцев болезнями сопровождало духовенство, продававшее средства против происков дьявола и его рати. Так, ведовство далеко перешагнуло через залы судебных процессов и вызвало уличную ведовскую профессию, кадры которой вербовались из злостных мошенников и обманутых обманщиков.

Обманутыми обманщиками являлись так называемые одержимые бесом, которыми кишели в XVII веке все монастыри, в особенности женские. Одержимость упоминается еще в Библии; о ней определенно говорится в Евангелиях; но эпидемический характер она приняла лишь в XVII веке, когда церковь в течение двух столетий насыщала атмосферу разными страшными духами и довела слабых людей до полного безумия. Исцеление одержимых производилось церковью путем молитв и заклинаний, причем процедура заклинаний была введена церковью в ритуал.

Формул заклинаний было очень много. Вот одна из наиболее распространенных: «Изыди, злой дух, полный кривды и беззакония; изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов; изыди, змея, супостат хитрости и бунта; изыди, изгнанник рая, недостойный милости божией; изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества; изыди, черный демон; изыди, дух ереси, исчадие ада, приговоренный к вечному огню; изыди, негодное животное, худшее из всех существующих; изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания; изыди, дикий кабан и злой дух, приговоренный к вечному мучению; изыди, грязный обольститель и пьяница; изыди, корень всех зол и преступлений; изыди, изверг рода человеческого; изыди, злой насмешник, полный лживости и возмущения; изыди, враг правды и жизни; изыди, источник несчастий и раздоров; изыди, бешеная собака, подлая змея, дьявольская ящерица; изыди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней; изыди, лакей сатаны, привратник ада; изыди, козел, страж свиней и вшей; изыди, зараженное страшилище, черная ворона, рогатая гадина; изыди, лжец коварный, поганый, зачумленный и т. д.

Первая большая бесовская эпидемия разразилась в 1610 г. в Провансе, в Эксе, в монастыре урсулинок. У двух монахинь появились какие-то удивительные припадки, которые внушили всем уверенность в том, что эти монахини одержимы дьяволом. Над ними были произнесены заклинания с целью изгнать дьявола, но безуспешно. Одна из монахинь Луиза Капо призналась, что в ней сидят три дьявола: Веррин, добрый дьявол, католик, легкий, один из демонов воздуха; Левиафан, злой дьявол, любящий рассуждать и протестовать, и, наконец, третий – дух нечистых помыслов; кроме того, она заявила, что чародей, наславший на нее этих дьяволов, – патер Луи Гофриди. Другая Магдалина де-ля-Палю, обезумевшая от страха, созналась также в том, что Гофриди испортил ее своими чарами и наслал на нее целый легион демонов, именно 6666 дьяволов. Инквизитор Михаэлис, которому обе монахини были переданы для заклинаний, донес на чародея Гофриди, который и был арестован. Обвинение было основано на показаниях этих двух монахинь и Михаэлиса, наблюдавшего во время заклинания, как дьявол обращался со своими жертвами. «Во время заклинания, – показывал Михаэлис, – Вельзевул продолжал терзать Магдалину, то с силою бросая ее на живот, то опрокидывая на спину; до трех или четырех раз он принимался душить ее за горло. За обедом демоны продолжали истязать ее, пригибая ей голову к земле, а за ужином они ее пытали в течение целого часа, выворачивая ей руки и ноги с такой силой, что у нее кости трещали и все внутренности переворачивались; окончив истязания, они погрузили ее в такой глубокий сон, что она казалась мертвой». Луиза показала, что Гофриди, хотя и делает вид, что не ест мясной пищи, на самом деле наедается до отвала мясом маленьких детей, которых он душит или откапывает из могил. Магдалина, на которую сильно воздействовал бред Луизы, после рассказа Луизы об употреблении Гофриди детского мяса, разразилась против него проклятиями и обвинила его в разных преступлениях, между прочим и в том, что он ее обольстил. Несчастный священник клялся именем бога и святых, что все эти обвинения ложны, но ему не верили, связь между его чародейством и дьяволами, которыми одержимы монахини, вполне установлена показаниями монахинь. Его подвергают пытке, чтобы добиться признания; он понимает, что погиб, и сознается, что дьявол посещал его часто, что он обыкновенно поджидал сатану у дверей церкви и заразил до тысячи женщин ядовитым дыханием, сообщенным ему Люцифером. «Признаюсь и в том, – говорил он, – что когда я желал отправиться на шабаш, я становился у открытого окна, через которое являлся ко мне Люцифер, и вмиг переносился на сборище, где я оставался два, три, а иногда и четыре часа». На теле Гофриди нашли в трех местах «печать дьявола», т. е. в трех местах тела вонзали иглу и он не чувствовал никакой боли, и кровь не текла. После этого его виновность была признана окончательно, и 30 апреля 1611 г. его сожгли в Эксе, после того, как он был отрешен от сана и подведен палачом к главному входу в церковь, где он должен был публично каяться и просить прощения у бога, короля и правосудия (Я. Канторович. Средневековые процессы о ведьмах, 1899). Безумие, разумеется, охватывало и детей. В 1669 г. в шведском округе Далекарлии у детей появилась какая-то болезнь, сопровождавшаяся обмороками и спазмами. Во время болезни дети рассказывали о какой-то местности Блакулла, куда их ночью приводят ведьмы и где происходит шабаш. Весь округ заволновался, и со всех сторон стали требовать строгого следствия. Была создана специальная комиссия, подвергшая допросу около 300 детей. В результате, после применения пытки, 84 взрослых и 15 детей были сожжены, 128 детей еженедельно у церковных дверей подлежали наказанию плетьми, самые маленькие дети, в количестве 20, были избавлены от еженедельной порки; ее заменили троекратной поркой в течение одного лишь дня. Нужно заметить, что выдающиеся шведские юристы оспаривали право сжигания людей на основе детских показаний. Однако духовенство не соглашалось с доводами юристов и ссылалось на Псалом, в котором говорится, что устами младенца глаголет сама истина. Так дети стали жертвой всеобщего безумия и более того – вызвали гибель многих матерей.