Ловцы ветра. Резервация для чудаков - Владимир Клименко

Пора! Зазвучали барабаны, призывая всех к вниманию. На площади, очевидно, уже появился сам Жално.

Роль Жално последние три года исполнял один и тот же монах. Был он толст, надменен и глуп и как нельзя лучше воплощал хамоватый образ временного правителя страны. Тан усмехнулся, представив, что сейчас должно произойти.

Он картинно запахнул свой мохнатый плащ и, не торопясь, проследовал к выходу.

Так и есть – Жално уже ждал его, усевшись на невысокое кресло посреди площади.

Полинявшие за зиму крашенные известью дома Лхасы представляли сейчас незавидное зрелище. Но позолоченная крыша храма сияла на солнце так, что слепило глаза. Тан презрительно скривил губы и крикнул:

– Эй, Жално! Твое учение ложно! Пять чувств, которыми люди воспринимают реальность, не иллюзия. Докажи, что это не так. Разве твой жирный живот не набит мясом и маслом, разве ты не чувствуешь в воздухе запах весны, разве ты не ощущаешь под своей задницей мягкую подушку, которую подложили тебе слуги?

Как и ожидалось, Жално взревел от показного негодования. Он сорвал с себя плащ, он бросил его на землю, он поднялся с кресла, чтобы немедленно вступить с Царем Годов в рукопашную, но был остановлен солдатами, призванными бдительно следить за порядком.

– Ладно! – крикнул тогда Жално. – Я предлагаю тебе решить наш спор честной игрой. Если ты выиграешь, то мы поменяемся местами. Ты станешь править страной, а я приму на себя все людские грехи и отправлюсь в изгнание. Ну как, согласен?

Тан оживленно потер руки. Уж он-то умеет играть в кости. Жално ни за что не выиграть.

Он не глядя протянул руку и ему вложили в ладонь игральные кости. Точно такие же получил Жално. Перед его креслом поставили барабан.

Всем было хорошо знакомо, как будет проходить игра, но, Тан видел, зрители искренне переживают. Победу Царя Годов не желал никто. Еще бы! Чего хорошего ждать от того, что он поменяется с Жално местами? Разве тот сумеет забрать все людские грехи, чтобы унести их с собой из города? Жално годится лишь для того, чтобы сидеть на троне и грубо командовать, принимать подношения и раздавать приказания. Нет, не будет из такого обмена прока!

Черно-белая, нарисованная прямо на лице Тана маска искажала мимику, даже обычная улыбка превращалась в зловещую ухмылку. Тан жестом показал Жално, чтобы тот бросал кости первым.

Жално бросил на барабан кости, и толпа взревела. Выпали одни шестерки. Царь Годов, словно не веря своим глазам, внимательно проверил выпавшую комбинацию и, убедившись, что все правильно, отчаянно замахал зрителям рукой – сейчас и у него получится не хуже. Но, метнув кости, в ужасе прикрыл лицо руками: выпали одни единицы.

– Еще? – зловеще спросил Жално.

– Конечно! – решительно ответил Царь Годов. – Испытаем судьбу!

На самом деле Тан знал, что судьба уже давно испытана и подтасована. На его костях ничего кроме единиц не значилось, у Жално, наоборот, ничего не было нарисовано, кроме шестерок.

После повторного броска толпа зашевелилась и угрожающе придвинулась к игрокам.

Торопливо метнув кости в третий раз, Тан стремительно сорвался с места и, задевая краями разлетающегося плаща публику, бросился к привязанному недалеко от храма Коню. Теперь ему предстояло спасаться бегством.

К седлу белого коня монахи еще ранним утром привязали мешочек с солью, небольшой запас еды, прикрепили к стремени поводок белой собаки – больше никого в спутники Царю Годов не полагалось. Теперь, преследуемый вопящей и улюлюкающей толпой, осыпаемый градом камней, Царь Годов должен ускакать из Лхасы и направиться к Самийскому дацану, где в зале ужасов, по стенам которого развешаны кожи змей и животных, а также устрашающие маски, он должен будет провести семь дней в посте и молитвах, а потом отправиться в горы Четанга. До следующего года никто в Лхасе его появлению не обрадуется. Наоборот, он может быть убит любым, кто узнает в нем вернувшегося Царя Годов. Грехи, увозимые им из города, должны сгинуть и истлеть в горах. Пусть даже вместе с его костями.

Тан торопливо и неуклюже взобрался в седло, понукнул коня. Толпа была уже совсем близко. По круто спускающейся дороге он направился в долину, а сзади раздавались крики и одиночные выстрелы. Раньше в Царя Годов из ружей не стреляли, да и ружей не было. Но и сейчас, Тан знал, патроны для выстрелов предназначались холостые – никто всерьез не был заинтересован в его гибели здесь, на окраине Лхасы.

И все же звук пролетевший пули он услышал. Не может быть! Какой придурок не выполняет предписанные правила? Дикарь, впервые присутствующий на этом ритуале?

Тан миновал последние дома, оглянулся. Теперь можно не торопиться. До Самийского дацана день пути, не годится гнать коня всю дорогу.

Он достиг первого обо, того самого, в груде камней которого оставил когда-то свои нефритовые четки, и тут из-за большого валуна прямо на дорогу, загораживая коню путь, вышел человек. Судя по гладко обритой голове, мог он быть и монахом, хотя не носил монашеского шафранового плаща, а был одет в синюю китайскую рубаху и такого же цвета штаны. Кроме того, и это было совсем неожиданно, он держал в руках ружье. Узкие желтые глаза смотрели на Тана с непонятной ненавистью.

– Ты всегда убегаешь, – вместо приветствия сказал незнакомец. – И всегда возвращаешься.

– Так полагается, – смиренно ответил Тан. Он почувствовал неладное, но не знал, как следует себя вести, потому что не понимал, что происходит.

– Грехи города возвращаются вместе с тобой.

– Неправда, – осторожно возразил Тан. – Они остаются в горах. Разве я виноват, что за год накапливаются новые?

– Ты множишь зло! – выкрикнул мужчина и стал медленно поднимать ружье.

– Если ты убьешь меня, то все грехи перейдут на тебя, – Тан пытался выиграть время. – Ты готов удержать мир в равновесии? Ты сможешь это сделать?

– Не хуже тебя! – сказал мужчина, и звук его голоса слился с громовым раскатом выстрела.

7. Денис

К доктору Поланскому водили каждый день. Всю неделю. Денис привык к этим посещениям, как будто ходил не к врачу, а в гости. Тумана профессор напускал, конечно, много, но кое-что прояснилось. Чеглокова каким-то образом вычислили и выделили из массы претендентов – надо же, как повезло! – и теперь ему предстоит участвовать в захватывающем эксперименте.

Намеки Поланского насчет его исключительности Денису не понравились. Ситуация жутко напоминала вербовку в школу спецслужб, а Дениса совсем не привлекала карьера шпиона, пусть и высокооплачиваемого.

Постепенно стала проясняться обстановка, царящая в доме, где Чеглокова содержали в отдельной комнате без радио и телевизора, не давали ни газет, ни журналов, зато накачивали какой-то дрянью и в часы сна чему-то обучали, потому что просыпался он совершенно ошалевший и не отдохнувший, зато в голове роились обрывки непонятных фраз и мыслей.