Необыкновенные приключения Геннадия Диогенова - Яков Вилькин

— Штука такая, с табаком,- оживился Генка.- Есть «Беломор» — его папа курит, «Казбек», «Любительские», есть сигареты всякие: в красных пачках-«Прима», потом с собачьей головой — «Лайка». Еще есть сигары, толстые такие, из одного табака, без бумаги. Их капиталисты курят.

— Да, историю он изучил основательно,- восхищенно заметил кто-то.

— Боюсь, что слишком основательно,- задумчиво проговорил «старик» и, мягко улыбнувшись, отстегнул Генку от кресла.- Идем-ка, дружок, со мной. Понимаешь, я врач, зовут меня Сергей Ильич.

Поскольку ты теперь тоже член нашего экипажа, мне нужно проверить твое здоровье,- и, придерживая Генку за локоть, Сергей Ильич повел его к выходу. У порога Генка обернулся. Столпившись вокруг Алексея Никитича, члены экипажа тихо переговаривались, с состраданием поглядывая на Генку. Генка вздохнул и, не оглядываясь больше, поплыл по круглому коридору вслед за доктором.

Комната, куда Сергей Ильич привел Генку, ничем не напоминала врачебный кабинет. Здесь не было никаких приборов, не было заставленных стеклянными банками и никелированными инструментами шкафов. На одной из стен помещалось несколько экранов, как у телевизора, на которых застыли разноцветные стрелки.

Доктор уложил Генку на откидную сетку и стал пристраивать к его голове, запястьям и щиколоткам тонкие трубочки с мягкими присосками на концах.

— Аппарат диагностики,- коротко пояснил он, заметив вопросительный Генкин взгляд.

Надвинув на голову рамку с наушниками, он подошел к одному из экранов и стал подкручивать пластмассовые рукоятки. Скосив глаза, Генка видел, как заплясали на экране разноцветные стрелки. Несколько минут Сергей Ильич сосредоточенно следил за этим танцем, одновременно прислушиваясь к шороху в наушниках, затем пожал плечами и подошел ко второму экрану. Экран засветился, и Генка с изумлением увидел на нем изображение человеческой головы, усеянное слабо мерцающими точками.

— Так повтори, пожалуйста, Геннадий, какие ты знаешь марки папирос,- поглядывая то на экран, то на белую ленту, выползающую откуда-то снизу, попросил Сергей Ильич.

Скучным голосом Генка стал повторять все, что говорил раньше. Вдобавок он еще вспомнил сигареты «Памир» и папиросы «Север» и «Прибой».

— А на паровозе ты катался? — продолжал спрашивать Сергей Ильич.

— Еще бы! — с гордостью ответил Генка, но тут же честно признался: — Нет, на паровозе только два раза, меня папа брал. А вот в вагонах даже не помню сколько. И билеты в кассе покупал…

— Би-ле-ты,- с расстановкой повторил Сергей Ильич и вдруг нерешительно спросил: — А ты не знаешь, сколько стоил, ну, предположим, в середине двадцатого века килограмм черного хлеба?

— В 1961 году буханка украинского стоила 14 копеек,- без запинки ответил Генка и хотел добавить, что мама очень часто поручала ему купить хлеб, но тут неожиданная мысль заставила его замолчать и плотно сжать губы. Он вспомнил, что сейчас, в 20.. году, деньги давно уже отменены, вспомнил, какие недоуменные лица были у всех, когда он заговорил о папиросах, о которых это новое общество, очевидно, уже ничего не знает, и понял, что лучше всего ему самому рассказать все по порядку. И то, что он не тот, за кого его принимают, и что он действительно родился в середине двадцатого века, и как он попал в 20.. год.

Инстинктивно Генка схватился за карман и тут с ужасом вспомнил, что все его вещи вместе с замечательными «Диогеновыми часами» — драгоценной машиной времени — остались в ящике для ненужных вещей в «Пункте обмена обуви и одежды». Окончательно растерявшись, он тупо уставился в потолок. Сергей Ильич что-то говорил. Генка слышал его тревожный голос, но смысл сказанного не доходил до его сознания.

Только когда доктор стал торопливо снимать с Генки присоски и отстегивать ремни крепления, он разобрал наконец его слова.

— Ничего, ничего, дружок. Ничего страшного, просто сильное нервное истощение.- Голос Сергея Ильича звучал ласково и дружелюбно.- Историю ты, очевидно, знаешь отлично, только сейчас ни о чем не говори, отдыхай, не волнуйся — и все будет в порядке. Ты, конечно, знаешь, что паровозы давно канули в вечность, так же, как папиросы и трамваи. Разве ты не прибыл на космодром в воздушном лайнере или в подземном экспрессе? Молчи, молчи,- заторопился он, хотя Генка и так молчал.- Тебе нужно хорошенько отдохнуть, а потом, когда подлечишься, ты сможешь опять читать все, что тебе заблагорассудится, хоть об ископаемых ящерах…

— Динозаврах,- с горечью подсказал Генка.

— Вот-вот, и о динозаврах,- преувеличенно бодро подхватил Сергей Ильич.- Только сейчас, пожалуйста, ни о чем не думай и ничего не вспоминай. К тебе придет Нина, она с тобой побудет. Вы посмотрите в окошко. Скоро будем подлетать к Марсу. Он отсюда гораздо красивее, чем в стереокино. Договорились?

Генка равнодушно кивнул. Устало уронив голову, он тоскливо смотрел на стеганое одеяло стенного покрытия и видел далекие милые образы… И как это его угораздило забыть машину времени?..

Словно издали до Генки донесся шорох закрывшейся за Сергеем Ильичом двери. Спустя несколько минут шорох повторился, и над ним, слегка покачиваясь, повисла Нина.

— Ну, чего разлегся?! — весело проговорила она, щелкнув его по носу.- Идем в кают-компанию обедать. У нас тут насчет питания строго.

Генка уныло поднялся и молча поплелся за Ниной. В кают-компании — высокой, просторной комнате — стоял круглый стол, похожий на тумбу, с углублениями для ног. Почти весь экипаж межпланетного корабля разместился вокруг стола в мягких креслах. Едва Генка уселся рядом с Ниной, как строгий голос из спрятанного где-то репродуктора оповестил: «Внимание, начинаю ускорение. Всем членам экипажа принять меры предосторожности.- И после небольшой паузы уже совсем по-обычному: — Это касается и нашего гостя Гены Диогенова». Все посмотрели на Генку и засмеялись, а Генка смутился.

Послышалось негромкое гудение, и он почувствовал, как руки потяжелели, а тело вдавилось в упругую ткань кресла.

— Это он для тебя дает ускорение, чтоб ты мог спокойно покушать,- шепнула Нина. Сидевший на против Сергей Ильич шутливо погрозил ей кулаком.

Ели, как и на Земле, из обыкновенных тарелок, за столом шутили, кого-то беззлобно поддразнивали. Генке вопросов никаких не задавали, и постепенно он успокоился.

— А я думал, у вас кушают из тюбиков,- доедая бульон, сказал он Нине.

— И из тюбиков тоже. Только когда корабль летит с ускорением или тормозит, в нем возникает чувство тяжести. А иначе плавал бы твой бульон по всей каюте, а ты бы гонялся за ним с ложкой.

Нина весело рассмеялась, и Генка, представив на минуту себя в погоне за бульоном, тоже улыбнулся.

ГЛАВА VII,

в которой герой попадает на Марс и возвращается на Землю, узнает много интересного о первых строителях коммунистического общества и прибегает к услугам «Стола находок»

После обеда Нина привела его в знакомую каюту астробиологов. Едва они закрыли за собою дверь, как радио сообщило, что ускорение заканчивается, и сила тяжести, помогавшая Генке устойчиво передвигаться по полу, исчезла. Понятия «верх» и «низ» опять стали относительными. Чувствуя легкую тошноту, Генка забарахтался посреди каюты.

Нина поймала его за комбинезон, пристегнула ремнем к креслу, а кресло прикрепила к стене. Потом она отвернула на стене широкий полог, за которым находился иллюминатор, нажала небольшой рычажок у массивного обода. Наружные шторки раздвинулись, и глазам открылось черное небо, усеянное точками ярких звезд. Чуть сбоку виднелся маленький диск с розовыми пятнами.

— Марс,- кивнула на диск Нина, и Генка впился глазами в таинственную планету.

— Скоро прилетим,- продолжала Нина.- Для «Дружбы» это уже седьмой рейс.

— Для какой дружбы? — рассеянно спросил Генка.

— Как для какой?! — удивилась Нина.- Ты что, не знаешь, что наш корабль называется «Дружба».

— А-а,- неопределенно ответил Генка, не отрывая глаз от красноватого диска.

— Нравится? — спросила Нина. Генка кивнул и еще теснее придвинулся к стеклу иллюминатора.

— Ну, тогда посиди здесь и без меня никуда не выходи,- сказала девушка, но Генка уже не слышал. Он сосредоточенно рассматривал далекий диск.

Медленно, со скоростью минутной стрелки, диск расширялся, вырастал и превращался в шар. Уже можно было различить густой сумрак, на глазах наползавший на одно из полушарий, отчетливо виднелись красноватые пятна пустынь, белое продолговатое пятно,- очевидно, это были льды у полюса. Робкие тени незаметно передвигались по светлым полям, и, присмотревшись, Генка различил над ними прозрачные облака. Но самыми загадочными были темные ровные прожилки, кое-где рассекающие зеленые пятна, разбежавшиеся по всей планете. Казалось, чья-то огромная рука расчертила планету на неправильные квадраты и ромбы с блестящими точками на углах.