Убить меня - Иоанна Хмелевская

Ни минуты не сомневаясь, я посоветовала:

– Пусть продолжает притворяться, что по-английски ни бум-бум.

– И я так сказала, – вздохнула встревоженная мамаша, – но при чем тут полиция? Одно дело – притвориться перед мужем, и совсем другое – перед властями. Что там стряслось, что полиция вмешалась? Не из-за того же, что Эва эта хахаля завела. Полиция хахалем заниматься не станет. Может, что ужасное случилось, а Яденька не знает? И ей еще неприятности будут.

– А на чем уехала Ядина хозяйка, ваша дочка не говорила?

– Да на своей машине и уехала.

– А какая у нее машина?

– Какая-то очень красивая, дорогая, большая, темно-зеленого цвета.

– А случайно Ядя не говорила, как хахаля зовут? Или хотя бы как он выглядит?

– Да что случилось-то? Какое значение имеет внешность хахаля?

Придется расколоться. Не совсем, поделюсь лишь своими соображениями, этого закон не запрещает.

– Видите ли, мне и в самом деле кое-что известно. Но чтобы разобраться, необходимо знать, как выглядит таинственный любовник.

Пани Гонсовская вроде бы опять засомневалась. Но сказала:

– Его самого Ядя не видела, но мне призналась: раз как-то из хозяйкиной сумочки выпала фотография. Ядя успела поднять ее, прежде чем хозяйка схватила. Чернявый он, похоже, итальянец или испанец, из таких брюнетов, что аж искры от него летят…

От типа на стоянке в Зволле никакие искры не летели…

– Так и быть, могу пани успокоить. Речь идет о преступлении, с которым Ядвига никак не связана. В Голландии обнаружен труп женщины, личность которой не сразу удалось установить. Первоначально предполагалось, что это Эва Томпкинс, но вышла ошибка, не она это. И напрасно Ядя убегала, полиции требовалось лишь взять отпечатки пальцев Эвы Томпкинс, больше ничего, а в дом они силой врываться не могут, нужно, чтобы кто-то в доме был и открыл полиции дверь. Надо было впустить их, и на том бы все закончилось.

– Надо же! – воскликнула пани Гонсовская. – Выходит, и впрямь Ядя напрасно скрывалась. Но она была уверена – из-за мужа… А Эва тут при чем?

– Да, наверное, тоже ни при чем. Вроде бы машина похожа. Я ее видела, и водителя видела, потому и спросила про хахаля. Получается – не он.

Я еще не закончила говорить, как в голове мелькнула мысль – я совершаю величайшую глупость. Поздно, слово не воробей…

А пани Гонсовская, напротив, с облегчением вздохнула:

– Ну и слава богу. Значит, вы считаете, Эва вернется?

– А чего ж ей не вернуться? И еще успеет согласовать с Ядей, что и как врать мужу. Теперь полиции нет никакого дела до Эвы. Только прошу вас – никому не передавайте того, что я вам только что рассказала, ведь как-никак это служебная тайна, и полиция может быть недовольна. Еще и ко мне привяжутся…

Пани Гонсовская клятвенно пообещала молчать как могила и разъединилась, а у меня не осталось сомнений – служебная тайна через пять минут перестанет быть тайной. Но я не стала слишком расстраиваться из-за этого. Может, потому, что всегда была легкомысленной.

Аккуратная по природе особа легко навела бы порядок даже при самых неблагоприятных обстоятельствах. Особе же, по природе не расположенной к наведению порядка, требуются исключительно благоприятные условия, да и то уборка тянется часами. К сожалению, я отношусь ко второму подвиду.

Гора бумаг на столе лишь немного уменьшилась, а уже наступил вечер. Нет, не могу больше! Терпения не осталось ни на грош, я уже перестала рассматривать каждую бумажку в отдельности, каждый счет прочитывать с начала до конца, что на них глядеть, все они на один манер. В сердцах сгребла в кучу оставшуюся макулатуру, смяла обеими руками и швырнула на каминную решетку. Даже рвать не стала, и так сгорит.

Я бы тут же и сожгла всю эту бумагу, да не нашла каминных спичек, то ли сама куда их сунула, то ли это сделал кто-то в мое отсутствие. Например, племянница Малгося, наводившая у меня порядок. Догадаться же, какое место Малгося сочла подходящим для хранения каминных спичек, я так и не сумела. Вот и осталась макулатура лежать в камине нетронутой.

Отпечатки пальцев в доме Нелтье ван Эйк неопровержимо подтвердили показания подруги покойной и ее служанки. Итак, в багажнике машины Эвы Томпкинс покоился труп Нелтье ван Эйк. Янтье Паркер со всей решительностью заявила, что отказывается от отдыха в Италии, плевать ей на все прелести юга, она ни на шаг не двинется отсюда, пока не будет раскрыто преступление. И если ей не разрешат жить это время в доме Нелтье, она подыщет приличный номер в одной из гостиниц Амстердама. Даже в трехзвездочной поселится, подумаешь, большое дело! Но не уедет, не выяснив до конца обстоятельств убийства подруги. Не без помощи полиции в тот же вечер упорную даму поселили в очень пристойном номере четырехзвездочного отеля «Мариотт».

Инспектор не мог оставить Янтье в квартире Нелтье, поскольку по опыту знал, что близкие люди по доброте сердечной или из каких-то своих, пусть и самых лучших, соображений способны что-то скрыть или, напротив, подбросить в квартиру что-то лишнее. Полиции же важно, чтобы все оставалось как есть. И с этой точки зрения инспектор ни одной бабе не доверял. В то же время миссис Паркер ему была нужна под рукой – в качестве источника информации о жизни убитой. Вот почему твердое решение Янтье Паркер не покидать Амстердам оказалось весьма кстати и для инспектора.

Не успел инспектор Рейкееваген насладиться своим успехом в расследовании – как-никак установлена личность жертвы! – как из Франции прилетела еще одна добрая весть.

Ведущему наблюдение за Марселем Ляпуэном французскому филеру сказочно повезло – он застал момент возвращения домой своего подопечного. У парижского особняка подследственного жандарм очутился ровно за минуту до приезда хозяина и стал свидетелем того, как мсье Ляпуэн открывает гараж, дабы поставить в него свой «ягуар».

Мсье Ляпуэн открыл гараж, увидел, что он пуст, и буквально оцепенел. Точно громом его поразило. Сопровождающая Ляпуэна дама вышла из «ягуара» и двинулась было к входной двери дома, но тут заметила состояние своего спутника и подбежала к нему. Мсье Ляпуэн ожил и ринулся в пустой гараж, где принялся метаться и вроде бы руками ощупывать воздух. Глянув в гараж, дама закричала не своим голосом, тоже ринулась в гараж, но схватила не пустой воздух, а спутника за грудки и начала изо всех сил трясти, продолжая выкрикивать нечто нечленораздельное, но явно гневное. Мсье Ляпуэн вырвался, выскочил на улицу и стал беспомощно озираться. Дама же кинулась к двери в дом и принялась биться об нее головой. Тут мсье Ляпуэн опомнился, подскочил к даме, одной рукой сгреб ее, а второй вытащил из кармана ключи и отомкнул замок. После чего он и рыдающая дама скрылись в доме, захлопнув за собой дверь.

Французский сыщик с чистой совестью мог поклясться своей бессмертной душой, что отсутствие в гараже машины явилось страшным шоком как для объекта слежки, так и для его дамы. И поспешил донести в полицию обо всем, чему стал свидетелем.

Занимавшийся этим делом инспектор французской полиции Шевиот не стал терять время зря: не прошло и двадцати минут, как он стоял у калитки мсье Ляпуэна. Инспектор Шевиот знал, что заявление о краже «мерседеса» никто не делал, и ему очень хотелось послушать, что на этот счет скажут пострадавшие.

Представившись по всем правилам, инспектор попросил хозяина уделить ему минуту внимания. Его впустили в дом. Дамы нигде не было видно.

Инспектор не стал тянуть резину и бабахнул сразу из всех стволов:

– Будьте любезны пригласить сюда даму, с которой вы только что вернулись из Кабура. Прошу вас, не заставляйте меня тратить время на получение ордера на обыск. Полагаю, и для вас, и для меня лучше поговорить по-доброму, без излишних официальностей.

Марсель Ляпуэн задохнулся от неожиданности.

– Но откуда вы… но ведь это… так сказать…

– Я все понимаю, – успокоил его полицейский, – потому и предлагаю – неофициально. И учтите, у полиции нет обыкновения помещать в газеты отчеты о своих переговорах с нужными людьми, так что не опасайтесь – личная жизнь свидетелей не представляет для нас интереса. А ваша дама может оказаться весьма ценным свидетелем.

– Откуда вы знаете…

– Не стану скрывать. За вами следил наш сотрудник, так что отпираться нет смысла.

Мсье Ляпуэн сдался, и дама вплыла в салон. Заплаканная, расстроенная и до смерти напуганная. Инспектор начал с установления личности, и все совпало: Эва Томпкинс, полька по происхождению, ныне британская гражданка. Он коротко проинформировал британскую гражданку, что она вправе отказаться от дачи показаний, вызвать своего консула или адвоката и так далее. Но инспектор будет очень признателен, если она ответит на его вопросы без соблюдения всех этих формальностей. Полицейские тоже люди и понимают, что такое нежные чувства, особенно французские полицейские, так что мадам может не опасаться с их стороны нескромности. И тут же, не дожидаясь ответа, инспектор приступил к делу: