Мария в поисках кита - Виктория Платова

Тьфу ты, я опять отвлеклась на дурацкие обобщения!!!.

Приснопамятный «Con Otro Aire» был таки куплен мной в Аликанте, неподалеку от железнодорожного вокзала, в магазинчике «Audio-CD». Пришлось выложить за него 19 сэкономленных на чипсах и helado[9] евро — и поделом, не лги работодателю, «маленькая ложь рождает большое недоверие», и все такое. ВПЗР сразу же отобрала у меня «Con Otro…» и прижала к сиськам, как самую большую драгоценность. И первое, что она сделала, когда мы погрузились в арендованный «сеат», — воткнула диск в магнитолу.

— Мне кажется, путешествие будет исключительным! — в очередной раз провозгласила она. — Я почти счастлива, Ти!..

Верить ВПЗР нельзя ни секунды. Просто потому, что для счастья или «почти счастья» ей необходимо огромное количество вещей, как правило — взаимоисключающих. Расстояние от Аликанте до Санта-Полы даже по испанским меркам ничтожно — это хороший повод для счастья, просто отличный. С другой стороны — к ней ведет однополосная трасса N-332. По ней можно проехать быстро, если нет машин. И тащиться бог весть сколько, если впереди окажется автобус или еще какая-нибудь тихоходная фиговина. Или целая группа фиговин. Плюс огромное количество вспомогательных съездов, плюс бесконечные круги, от которых в какой-то момент начинает просто подташнивать, — это уже никакое не счастье. А если счастье — то еврейское, сиречь — беда.

Как и следовало ожидать, сразу за развилкой на аэропорт, мы попали в пробку. Совсем небольшую, но достаточную для того, чтобы ВПЗР вышла из берегов:

— Ну, чего там за затык? — через каждые тридцать секунд спрашивала она у меня.

— Понятия не имею. Вижу ровно столько, сколько и вы.

— Так пойди и узнай, что случилась!

— Предлагаете мне выйти? А если тронемся? Вы машину поведете с пассажирского места?

— Вечно с тобой в какую-нибудь херацию вляпаешься!..

Искать логику в словах ВПЗР бесполезно. Я и не ищу.

— Слушайте лучше свою Чамбао.

— Не указывай мне, что делать! Сама знаю.

Судя по всему, последний диск роскошной терпкоголосой Чамбао произвел на ВПЗР чуть меньшее впечатление, чем та рассчитывала. Оттого она и бесится — от неоправданных ожиданий, которые (вот суки!) никак не приближают ее к тотальному felicidad.[10] Хотя пора бы уже привыкнуть, что большинство ожиданий ВПЗР? не оправдаются никогда: слишком страстно она ждет всего на свете. Слишком. Сама же я жду малости: чтобы человек по имени Сабас наконец-то снял трубку. Но пока его мобильный выдает лишь длинные гудки.

С этим чертовым Сабасом, владельцем катера из Санта-Полы, я списалась еще в Питере, на предмет морской прогулки на Талего. В один конец. Цена в 150 евро за двоих показалась мне вполне приемлемой и даже слегка заниженной. Сроки были детально оговорены и подтверждены заранее — и вот, пожалуйста: длинные гудки!

Честно говоря, я совершенно не ждала проблем с Сабасом. Потому что самая важная (как мне казалось) проблема — со съемом дома на Талего — решилась сама собой. Опять же — не без помощи Интернета. На одном из сайтов «SE VENDE. SE ALQUILER»[11] обнаружился некто Игнасио Фариас, адвокат из Мадрида и владелец недвижимости на Талего по совместительству. Не то чтобы Игнасио сдавал дом постоянно, но если русские проявили интерес к острову он с удовольствием предоставит жилище для «la escritora rusa»[12] и ее агента. Он и сам пописывал в ранней юности, и даже водил дружбу с Карлосом-Руисом Зафоном, самым популярным на сегодняшний день испанским писателем, «он уже и в Америке издается большими тиражами, а ваша писательница издается в Америке? Нет? Не переживайте, все впереди».

Я и не переживаю. Пускай ВПЗР переживает с ее неуемной жаждой всемирной и безоговорочной славы.

В письмах Игнасио выглядел милейшим человеком. Глубоко порядочным и не каким-нибудь рвачом. Таким, впрочем, он оказался и в реальности, когда мы встретились с ним в кафе, на вокзале Чамартин, за сорок пять минут до отхода поезда «Мадрид — Аликанте».

Игнасио — самый настоящий красавчик. Выхоленный и хорошо упакованный: в дорогом костюме, в дорогом пальто, в дорогом кашне. С маникюром и перстнем-печаткой на мизинце. «Фат», — говорит про таких мужиков ВПЗР, и это — самое щадящее из определений. Я бы назвала его метросексуалом, но… Для метросексуала он чересчур прост в общении и чересчур расположен к людям. Вот и к нам с ВПЗР он бросился с распростертыми объятиями. В самом прямом смысле этого слова: обнял меня, как старую знакомую, и расцеловал в обе щеки. Но на «la escritora rusa» пороху у него уже не хватило. Игнасио ограничился почтительным поклоном в сторону ВПЗР, сидевшей с таким неприступным видом, что сразу становилось ясно: на кривой козе к ней не подъедешь. На прямой, впрочем, тоже. Разве что придется вызывать бронированный джип из администрации президента.

— Очень серьезная, — шепнул Игнасио, передавая мне ключи от дома на Талего.

— Очень талантливая, — шепнула я, передавая ему конверт с деньгами за аренду. — Как раз сейчас обдумывает сюжет нового романа. И никого вокруг не замечает.

— А ее книги уже переведены на испанский?

— Мы как раз работаем в этом направлении…

— Давайте работать вместе!

Интересно, каким образом?

— У меня есть хорошие приятели в издательском бизнесе. — Игнасио как будто прочел мои мысли. — И я мог бы посодействовать…

— Предложение заманчивое…

— И не беспочвенное, Тина. Вы позволите называть вас Тина?

— Конечно…

— Хотелось бы снова увидеться с вами и обсудить все детально. Жаль, что сейчас нет времени! Вы уезжаете…

— Через сорок пять минут поезд. Уже через сорок…

— А я только вчера вечером вернулся в Мадрид. Но обещайте, что свяжетесь со мной, когда вернетесь. Я бы… очень хотел увидеть вас снова! Может быть — поужинать…

Уж не склеивает ли он меня? Да нет, не похоже! Интереса для метросексуалов я никогда не представляла, тем более для метросексуалов за сорокет. Так и есть, ему за сорок, и это полновесные «за сорок», ни капли моложавости. Представить его в куртке с капюшоном и свитере грубой вязки, предсказанных ВПЗР, невозможно. Так что — прочь глупые мыслишки! Прочь, но… Не мешало бы их проверить, прежде чем изгнать из головы. Не мешало бы узнать кое-что о расплывчатом местоимении «вас»: относится ли оно только ко мне или — к нам обеим.

— С удовольствием поужинаю с вами… — говорю я, глядя Игнасио прямо в глаза.

Сам же Игнасио пялится на ВПЗР. Самым беспардонным образом.

— А писательница… сможет составить нам компанию? Если, конечно, не будет погружена в свой роман?

— Она всегда погружена в свои романы… —

черт его знает почему, но откровенное глазение мадридского смазливца на русскую растрепу не слишком нравится мне. Проще всего списать это на особенности испанского национального характера. Ведь давно известно, что испанцы испытывают почтение и даже некоторый трепет перед представителями творческих профессий. Или профессий, которые кажутся им таковыми. Но Игнасио меньше всего похож сейчас на типичного представителя своего народа. Он похож на мужчину, которому неожиданно понравилась женщина в толпе. В полупустой кондитерской, на засыпанной снегом автобусной остановке, на эскалаторе метро (хотя преуспевающие адвокаты вряд ли ездят в метро). Женщина понравилась ему неожиданно, вопреки собственной воле. Обычно ему нравятся другие женщины, девушки, это совсем не его тип, — и вот, пожалуйста… Случилось то, что случилось. Много лет назад такое же несчастье настигло Катушкина, но Игнасио — не простак Катушкин. И взгляд его не имеет ничего общего с катушкинским собачьим взглядом: это опасный взгляд. Приглашающий к войне. Все мои ухажеры были плохими воинами, слишком ленивыми, чтобы вести бои, чтобы махать мулетой перед объектом квелой страсти. Их сомнительные бойцовые качества до сих пор уравновешивались унылой фигурой Катушкина, маячившей за спиной ВПЗР, и мы с ней были вроде бы как на равных. Теперь же…

Я не ревную Игнасио к ВПЗР, нет!

И я никогда бы не могла увлечься им, даже при близком знакомстве, вот если бы отобрать этот взгляд, поддеть ножом и выковырять из глазниц… И вручить его какому-нибудь парню не старше тридцати, желательно — вменяемому, великодушному, высокодуховному и высокооплачиваемому… почему я вдруг подумала о ноже? Отголоски опасного взгляда, только и всего. Он направлен на беспринципного и аморального фрика и относительно меня проходит по касательной, — тем не менее я чувствую легкое покалывание в области ключиц. Такой взгляд мог бы сразить наповал любую женщину — но только не фрика. Беспринципного, аморального — и толстокожего.

— Но ведь бывают и перерывы? Между романами?

— Бывают, но недолгие. И не факт, что этот перерыв совпадет с нашим пребыванием в Испании…