Ночное солнце - Герай Фазли

Именно теперь Искендер должен был больше заботиться о Гюльназ, но не мог этого сделать. Дел у него стало вдвое больше. Неожиданно сделалось холодно. Передвигаться по городу с каждым днем становилось все трудней. Был единственный путь приблизить к себе Гюльназ: поменять жилье, найти его поближе к общежитию Гюльназ.

Он так и сделал. Переселился в удобную однокомнатную квартиру на первом этаже огромного девятиэтажного дома. Комната была хоть и небольшой, но светлой и приятной. В ней было два окна, выходящих в скверик у дома.

В первый же день вечером он показал Гюльназ свое новое пристанище. А она, как только вошла, радостно бросилась ему на шею:

- Значит, теперь эта комната будет нашей, да?

- Конечно, нашей, только нас двоих... - полусерьезно-полушутливо проговорил Искендер и, вынув из кармана второй ключ, протянул девушке. Возьми, держи у себя, когда захочешь, будешь приходить.

- Правда? Значит, я становлюсь хозяйкой этой квартиры?

- Только с одним условием... - Искендер поднял вверх указательный палец.

- Не надо, условие мне и без того известно. - И, оглядевшись по сторонам, с кокетством, которое было так по душе Искендеру, добавила: - Я все равно буду жить в общежитии, с девушками, я привыкла.

- Разумеется, до нашей свадьбы... - Искендер будто просил у Гюльназ прощения.

- До нашей свадьбы? - сдвинула брови Гюльназ, удивленно посмотрела на него и вдруг громко расхохоталась. - Знаешь, что я вспомнила? В этот день, когда ты не захотел остаться у нас в общежитии и сбежал, Зина тебе вслед сказала...

- Какая Зина? - и сам удивился своему вопросу, так как отлично помнил, кто такая эта Зина.

- Блондинка, та, что разговаривала с тобой в тот день в коридоре.

- А, понял... кажется, она была больна?

- Почему больна? Просто светловолосая смуглянка, красивая девушка.

- Пусть будет так, зачем же обижаться? Так что она говорила мне вслед?

- Сказала, будто ты темный... да нет, как бы это выразиться, отсталый... элемент, погоди, дай вспомнить - консерватор.

- Консерватор... Ясно.

- А я ее хорошенько отругала.

- Напрасно.

- Почему? Нет, правильно сделала, а что она тебя так обозвала?

- Ругать было ни к чему, просто надо было объяснить ей, что я за человек.

- А как я могла объяснить ей, когда я...

- Я тебя понял, Гюльназ, - добавил Искендер с легкой иронией, видя растерянность Гюльназ. - Теперь я понимаю, что ты поступила и вовсе неправильно. Потому что сама с ней согласна. И считаешь меня устарелым, консерватором. Особенно в любви...

Внезапно с Гюльназ произошла какая-то перемена. Из глаз посыпались переливающиеся угольки-искорки. Искендер понял: вот сейчас полуоткрытые губы ее шевельнутся, и его окутает розовое пламя.

А Гюльназ, прижав обе ладони к груди, взволнованно заговорила:

- Не говори так, родной!.. Ты в моих глазах не только не устарелый, не только не консерватор, я бы даже сказала - хранитель канонов любви. Ты ухитрился даже раскрыть секрет чувств первой любви, что зарождается в сердцах людей. Проследил его законы на протяжении веков, выведал все его тайны. Сберег секреты, дополнил своими и создал собственные обычаи и традиции любви. Первое свидание, клятва верности... обручальное кольцо, свадьба... семья, дети и прочее. Все это первым открыл ты. Хватит или продолжить?..

Она перевела дух, помолчала и опустила руки вдоль тела, задумалась. Казалось, будто она сама устремилась в те неведомые, первобытные века, где зародилось это чувство первой любви, устремилась и успела вернуться.

Когда эта чарующая волна понемногу спала, Искендер вдруг произнес:

- Ты знаешь, на кого ты сейчас похожа?

- На кого? Не на тебя ли?

- Нет, на своего отца, дядю Алмардана...

Рука Гюльназ снова прошлась мотыльком по его волосам.

- Благодарю тебя, мой родной, да буду я жертвой твоего языка, произнесшего в такие благие минуты имя моего отца.

Теперь настал момент внимательно оглядеть комнату. Здесь было все необходимое для жизни: шкаф, стол, кровать, посуда, даже цветочные горшки на подоконнике... Они напомнили ей собственное "окошко с горшочками". Но окна не были заделаны черной бумагой: это означало, что хозяева уехали давно. Или кто знает...

Но об этом она думать не хотела. Торопливо взглянув на окна, решила: "Надо сегодня же вечером сделать черные шторы на окнах. Я одна могу с этим справиться. Искендер и так устает".

Теперь Гюльназ старалась после работы каждый раз забежать на квартиру Искендера. Если Искендер видел ее сидевшей у окна в ожидании его, когда бы он ни пришел, он радовался, был очень доволен. А как счастлива бывала Гюльназ...

Однажды вечером, когда она дожидалась Искендера, кто-то постучал в дверь. Интересно, кто бы это мог быть, заволновалась Гюльназ. Уж конечно не Искендер, он открывал дверь своим ключом.

Она побежала к двери. Это был Искендер, а рядом с ним человек в военной форме, средних лет. Согласно знакам различия - капитан.

- Познакомься, Гюльназ! Данилов Сергей Маркович. Сотрудник Восточного отдела Эрмитажа.

Данилов оглядел девушку, пожал ей руку:

- Вернее, бывший сотрудник. В настоящее время - офицер. - Сказано это было на чистом азербайджанском языке.

Сначала Гюльназ растерялась, потом засуетилась: уважаемого гостя следовало принять по всем правилам. Сначала угостить чаем. В первые дни, как только Искендер перебрался сюда, она принесла несколько шоколадных конфет и настоящий азербайджанский чай и запрятала в таком потайном месте, что даже Искендер не догадывался. Сегодня все пригодилось, все можно было выставить на стол. Что еще она могла сделать? Ведь Сергей Маркович и так все понимал.

Искендер усадил гостя за стол, на почетное место, сам сел рядом. И Гюльназ, поставив в кухне чайник на плиту, присела к ним. Выяснилось, что Данилов - один из видных востоковедов, исследующих литературное наследие Низами. Начал писать большую книгу о жизни и творчестве поэта. Но вот помешала война, ушел на фронт, вынужден был оставить свою научную работу.

И именно сейчас, когда идут такие тяжелые бои, он оказался в городе потому, что на днях в Ленинграде будет отмечаться 800-летний юбилей Низами, а Данилову предстоит выступить с докладом о великом поэте. Именно для этого его и отозвали с фронта.

При этих словах Гюльназ представились Чеменли, родная школа, ведь и они этим летом готовились отпраздновать юбилей поэта.

Чайный стол пришелся по душе Сергею Марковичу. "Давно не пил такого вкусного чая", - признался он.

Затем Искендер вспомнил о Зубермане и подал идею всем вместе проведать старика. Данилов, хоть и был удивлен этому знакомству со знаменитым музыкантом, с удовольствием принял предложение.

Над городом в тот день повисла еще более тяжелая тишина, чем обычно. На улицах, кроме военных, почти никого. А Гюльназ, машинально оглядываясь, почему-то все думала, не встретят ли они доктора Салиму. Но ее будто вихрем унесло в небо.

Квартира Зубермана и сегодня выглядела так, словно воздушных налетов не существовало. Еще на лестничной площадке раздавались аккорды музыки. Когда они смолкли, Искендер нажал кнопку звонка. Герман Степанович встретил их очень радушно.

- Добро пожаловать... рад видеть вас!.. Как хорошо, что вы пришли... Проходите, пожалуйста...

- Как дела, Герман Степанович? - стала расспрашивать его Гюльназ.

- О!.. Мои дела?.. В борьбе и битвах... Мы бьемся плечом к плечу с Бетховеном... А почему вы не раздеваетесь? - обернулся он к Данилову. Снимайте шинель. У меня в комнате не так уж холодно.

Искендер представил ему Сергея Марковича.

- Капитан Данилов, Сергей Маркович, ваш поклонник. А сегодня мы пришли...

- Очень хорошо сделали, что пришли. Сейчас я могу предложить вам только чай... потому что...

- Спасибо, Герман Степанович, - вступила в разговор Гюльназ. - Не беспокойтесь. Мы только что пили настоящий азербайджанский.

Герман Степанович забрал у Гюльназ пальто, повесил его на вешалку. Потом, указав на свои теплые, мягкие башмаки, предложил:

- Надень их, пусть будет тепло.

- Большое спасибо!

- Товарищ капитан! - обратился он к Данилову. - Я, кажется, вас где-то видел...

- Возможно, в Эрмитаже... Я там работал... В сущности, и теперь...

- Вот-вот... - Прервал его профессор. - Ваше лицо мне очень знакомо. Вы проходите, садитесь, вот сюда, на кушетку.

Гюльназ расположилась на своем обычном месте - в маленьком кресле, Искендер и Данилов - на кушетке.

- Гюля, как твои дела? - заботливо поинтересовался Герман Степанович, заглянув в радостные, беспокойные глаза Гюльназ. - Ты по-прежнему живешь в общежитии?

- Да, Герман Степанович. А иногда гощу на новой квартире у Искендера.

Она почувствовала, как покраснела при этих словах. Все трое поняли их смысл.

- Вы хорошо делаете, что бываете вместе... - добавил профессор, как бы желая снять неловкость. - Всегда вместе... всегда...

- У нас другого пути нет, профессор. Надо всегда вместе.