Эжени де Франваль - Маркиз Сад

К концу первого месяца пребывания в Вальморе госпожа де Франваль получила от матери письмо, из которого следовало, что положение ее мужа все более отягчается и, во избежание позорного приговора, возвращение госпожи де Франваль и Эжени становится настоятельно необходимым как для прекращения дурных толков, ходивших в обществе, так и для совместных с ней действий: надо было попытаться смягчить правосудие, чтобы виновный ответил за свое преступление, но чтобы ему сохранили жизнь.

Госпожа де Франваль, решившая ничего не утаивать от дочери, тотчас же показала ей письмо. Эжени, невозмутимо глядя матери в глаза, поинтересовалась, какое решение та намерена принять после столь печальных новостей.

– Не знаю, – ответила госпожа де Франваль. – Для чего, собственно, нужны мы здесь? Не будем ли мы в тысячу раз полезнее моему мужу, если последуем советам матушки?

– Вы вольны распоряжаться, сударыня, мне остается только подчиниться, – ответила Эжени. – Не сомневайтесь в моем послушании.

Однако госпожа де Франваль, поняв по сухости ответа, что такой выход не подходит дочери, сказала, что пока повременит с решением, ответит матери лишь письмом, и Эжени может быть уверена: она пренебрежет указаниями Франваля, лишь будучи твердо убежденной, что окажется ему полезней в Париже, нежели в Вальморе.

Так истек еще один месяц. Франваль постоянно писал жене и дочери, получая весьма приятные для него известия. В письмах одной звучала полная снисходительность ко всем его желаниям, в письмах другой – непоколебимая решимость совершить задуманное злодеяние, как только того потребует развитие событий либо как только госпожа де Франваль проявит склонность исполнить просьбы своей матери.

«Если я обнаружу, что жена Ваша ведет себя прямо и откровенно, – писала Эжени в своих посланиях, – и друзья, занимающиеся Вашими делами в Париже, сумеют благополучно их завершить, то я передам в Ваши руки доверенное мне поручение, и Вы исполните его лично, когда мы снова будем вместе, если еще сочтете это нужным. Тем не менее, в любом случае, если Вы прикажете мне действовать – будьте уверены, я все возьму на себя».

Таково было последнее полученное им письмо. Франваль с одобрением прочитал его и тотчас же послал ответ. С очередной почтой корреспонденции не было. Франваль забеспокоился. Ничем не порадовал и следующий курьер. Беспокойная натура Франваля больше не могла ждать. Мгновенно возникает план самому отправиться в Вальмор и выяснить причину молчания, так его тревожащего.

Он едет верхом в сопровождении верного слуги. Не желая никем быть узнанным, он намеревался приехать на исходе второго дня, когда стемнеет. На опушке леса, окружающего замок Вальмор и с восточной стороны смыкающегося с Шварцвальдом, шестеро вооруженных людей останавливают Франваля и его лакея, требуя кошелек. Разбойники были осведомлены, с кем разговаривают. Им известно, что Франваль замешан в каком-то грязном деле и никогда не ходит без бумажника, набитого золотом. Попытавшийся оказать сопротивление слуга тут же падает замертво к ногам своей лошади. Франваль, выхватив шпагу, нападает на грабителей, ранит троих и оказывается схваченным остальными. Он дает отпор, но они ухитряются отобрать все, что было при нем, не сумев, однако, совершенно обезоружить его. Обобрав его до нитки, воры обращаются в бегство, Франваль пытается их догнать, но грабители на лошадях мчатся как ветер и скрываются с его глаз.

Была страшная ночь: северный ветер, град; казалось, все стихии обрушились на бедного Франваля... Порой природа, словно возмущаясь злодействами того, кого она преследует, желает, прежде чем призвать виновного обратно в свое лоно, наслать на него все бедствия, какими располагает... Полураздетый, но со шпагой в руке, Франваль, едва передвигаясь, покидает роковое место и бредет по направлению к Вальмору. Плохо ориентируясь в окрестностях имения, где он был лишь однажды, в тот раз, когда мы там его видели, Франваль блуждает по темным тропинкам совершенно незнакомого ему леса. Изнуренный усталостью, подавленный горем, снедаемый тревогой, измученный бурей, он бросается на землю, и первые в его жизни слезы потоком хлынули из его глаз.

– Несчастный! – восклицает он. – Все объединилось, чтобы окончательно сокрушить тебя и заставить испытать угрызения совести!.. Лишь карающей деснице горя удалось растрогать твою душу: в обманчивой сладости успеха такие терзания были тебе незнакомы. О ты, кого я так больно оскорблял, ты, кто в этот миг, быть может, становишься жертвой моей ярости и жестокости... обожаемая супруга... Не потерял ли этот мир твою жизнь, которой он мог гордиться? Остановила ли сила небесная мои отвратительные замыслы?.. Эжени! Слишком доверчивая дочь, постыдно совращенная моими мерзкими ухищрениями, удалось ли природе смягчить твое сердце?.. Ослабила ли она страшные последствия моего влияния и твоего послушания? Есть ли еще время?.. Есть ли время, Небо праведное!..

Внезапно жалобно-величественный колокольный звон скорбно взметнулся над тучами, словно голос неотвратимой судьбы... Франваль в смятении... Он испуган...

– Что я слышу? – восклицает он, поднимаясь с земли. – Бесчеловечная дочь... Что это, смерть?.. Мщение?.. Или фурии ада завершили свою работу?.. О чем возвещают эти звуки?.. Где я? Смею ли им внимать?.. О Небо, добей меня, прикончи преступника!..

И он упал ниц:

– Великий Боже! Позволь присоединить мой голос к тем, кто взывает к тебе в эту минуту! Воззри на мое раскаяние, всемилостиво прости, что я не признавал тебя, и соблаговоли внять мольбам, которые я осмеливаюсь возносить к тебе! Всевышний! Охрани добродетель, защити свое самое прекрасное воплощение на этом свете! Умоляю! Пусть звуки эти... Пусть эти заунывные звуки не возвещают того, чего я так страшусь!

И Франваль бредет наугад, произнося бессвязные речи, не осознавая, что делает и куда направляется. Он идет куда глаза глядят... Слышит чье-то приближение, возвращается, настораживается... Видит всадника...

– Кто бы вы ни были, – кричит Франваль, устремляясь к незнакомцу, – кем бы вы ни оказались, сжальтесь над обездоленным! У меня помутился разум от горя, и я готов покончить счеты с жизнью. Наставьте, помогите, если вы человек и вам ведомо сострадание... Снизойдите спасти меня от меня самого!

– Господи! – отвечает до боли знакомый голос проезжего. – Как! Вы здесь?.. О Небо! Не подходите!

Клервиль... Это был он. Этот почтенный муж, ускользнувший от оков Франваля, был послан Провидением отверженному в самый скорбный миг его жизни. Клервиль спускается с коня и заключает своего врага в объятия.

– Сударь, вы ли это, – говорит Франваль, прижимая честнейшего человека к своей груди, – вы ли, у которого столько причин упрекать меня?

– Успокойтесь, сударь, успокойтесь. Оставим разговоры о недавно пережитых мной бедах. Не станем больше вспоминать и о том, что вы пожелали меня очернить, раз Небо предоставляет мне возможность стать для вас необходимым. Я окажу вам помощь, сударь, к сожалению слишком жестокую... Присядем к подножию этого кипариса, ведь отныне вашим венцом должна стать его зловещая крона. Дорогой мой Франваль, о скольких бедах мне предстоит вам поведать! Плачьте же, друг мой! Слезы утешат вас, а мне придется заставить вас пролить немало горьких слез... Минули блаженные дни, они для вас рассеялись, как сновидения: и теперь на вашу долю выпали лишь дни печали.

– О сударь, я понимаю вас... эти колокола...

– Они вознесли к стопам Создателя почести и молитвы скорбящих обитателей Вальмора, кому Всевышний позволил узнать ангела лишь затем, чтобы сожалеть и оплакивать его утрату...

При этих словах Франваль, направив острие шпаги себе в сердце, попытался перерезать нить своей жизни, однако Клервиль предотвратил эту неистовую попытку.

– Нет, нет, друг мой, – воскликнул он, – следует не умирать, а поправлять содеянное! Выслушайте меня, мне есть что вам рассказать, и для этого необходимо ваше спокойствие.

– Хорошо! Сударь, говорите, я слушаю вас. Вонзайте в мою грудь кинжал постепенно: только справедливо, если тот, кто возжелал мучить других, и сам должен терзаться.

– Буду краток в том, что касается меня, сударь, – начал Клервиль. – После нескольких месяцев сурового заточения, коему вы меня подвергли, мне наконец посчастливилось разжалобить моего надзирателя. И он отворил передо мной двери. Я же посоветовал ему тщательно скрывать факт вашего несправедливого со мной обхождения. И он будет молчать об этом, дорогой Франваль, молчать всегда.

– О сударь...

– Слушайте дальше, повторяю, мне еще нужно поведать вам о многом. По возвращении в Париж я узнал о вашем злоключении и о вашем отъезде. Я сочувствовал госпоже де Фарней, которая была огорчена гораздо искреннее, чем вы думали. Затем я присоединился к этой достойной женщине, побуждавшей госпожу де Франваль привезти к нам Эжени, ибо их присутствие было более необходимым в Париже, чем в Эльзасе. Вы же запретили жене покидать Вальмор. Она повиновалась, известила нас о ваших распоряжениях, уведомила об опасениях их нарушить. Она держалась, сколько могла... И тут выясняется, что вам вынесен приговор; он и сейчас остается в силе. Вы, Франваль, должны лишиться головы как совершивший убийство на большой дороге; ни ходатайства госпожи де Фарней, ни действия друзей и родственников не смогли отвести меч правосудия: вы погибший человек, вы навсегда опозорены, вы разорены, все ваше имущество конфисковано.