Эжени де Франваль - Маркиз Сад

Однажды вечером, в то время, когда Клервиль, часто ужинавший у госпожи де Фарней, в одиночестве возвращался оттуда пешком, его окружили, схватили, сказав, что действуют по поручению властей, предъявили подложное предписание об аресте, бросили в почтовую карету и тотчас же отвезли в уединенный замок в Арденнах, принадлежавший Франвалю. Тамошнему привратнику пленника отрекомендовали как негодяя, посягнувшего на жизнь хозяина. Господина де Клервиля поместили в домашнюю тюрьму. Наилучшим образом были приняты все меры предосторожности, чтобы несчастной жертве, чья единственная вина – излишняя снисходительность к своим оскорбителям, невозможно было выйти на свет Божий.

Госпожа де Фарней пришла в отчаяние. Она ничуть не сомневалась, что исчезновение Клервиля – дело рук зятя. Усиленные розыски Клервиля несколько приостановили исполнение задуманного похищения Эжени: с немногочисленными знакомствами и скромными средствами нелегко одновременно заниматься двумя столь важными предметами, дерзкий же поступок де Франваля принуждал к действию. Итак, госпожа де Фарней занялась пропавшим духовником, однако поиски оказались тщетными. Наш злодей сумел так распорядиться, что раскрыть тайну исчезновения Клервиля оказалось невозможно. Госпожа де Франваль не отваживалась расспрашивать мужа: со времени последней сцены они так и не разговаривали. Однако все растущая обеспокоенность судьбой пропавшего заставила ее забыть об осмотрительности. Она наконец осмелилась спросить своего тирана, входило ли в его намерения добавить ко всем дурным поступкам, направленным против нее, еще и лишение ее матушки ближайшего в мире друга. Изверг стал защищаться; в своем лицемерии он дошел до того, что предложил помощь в розыске. Понимая, что для подготовки дела, затеянного Вальмоном, ему следует подольститься к жене, он вновь и вновь обещал поднять всех на ноги и найти Клервиля, расточал ласки, уверял доверчивую супругу, что, несмотря на неверность, в глубине души не переставал ее обожать. И госпожа де Франваль, по-прежнему всепрощающая и кроткая, счастливая сближением с самым дорогим для нее на свете человеком, уступила желаниям коварного супруга, предупреждая их, идя им навстречу, поддаваясь им с радостью, даже не воспользовавшись представившейся возможностью добиться от нечестивца перемены его поведения. Впрочем, попытайся несчастная супруга вырваться из пучины мук и страданий таким способом, кто знает, увенчались бы ее усилия успехом? Франваль, лицемерный во всех поступках и находящий сладость именно в нарушении всяких обязательств, не мог быть искренним и в этот раз. Возможно, он обещал лишь из удовольствия обмануть, а может быть, ему даже хотелось, чтобы от него потребовали клятв, чтобы он мог украсить свои отвратительные наслаждения клятвопреступлением.

Теперь, успокоившись, Франваль стал подумывать о том, как бы заставить поволноваться других людей; таков уж был его характер – мстительный, неистовый, неудержимый. Если его тревожили, то, желая любой ценой вернуть утраченный покой, он словно нарочно прибегал к приемам, способным лишь снова нарушить его. Чего же он добился? Все свои физические и моральные силы он тратил на то, чтобы вредить: так, он был постоянно озабочен то предупреждением уловок, на применение которых против себя толкал других, то своими собственными ухищрениями, направленными против этих людей.

Все было подготовлено для удовлетворения Вальмона. Обещанная встреча с глазу на глаз произошла около часу ночи в покоях Эжени.

Там, в роскошно убранном зале, обнаженная Эжени возвышалась на пьедестале, изображая юную дикарку, утомившуюся после охоты. Она отдыхала, прислонясь к стволу пальмы, в раскидистых ветвях которой скрывались многочисленные фонарики. Бесконечная игра огоньков и теней выгодно подчеркивала неотразимые прелести нашей красавицы. Маленький театр, на подмостках которого выступала эта одушевленная статуя, был окружен каналом шести футов шириной, заполненным водой, что служило естественным барьером юной дикарке и препятствовало всякому приближению к ее особе. На берегу этого заградительного сооружения поместили кресло Вальмона. В его распоряжении был шелковый шнурок: дергая за волшебную веревочку, он мог поворачивать пьедестал и разглядывать предмет своего поклонения со всех сторон. Все было устроено так, что при любом повороте поза всегда оставалась отрадой для взора. Франваль, прятавшийся за декорацией рощицы, мог наблюдать и за любовницей и за другом. Согласно условиям последнего уговора, созерцание должно было продлиться полчаса. Вальмон располагается поудобней, он опьянен: никогда еще столько соблазнов не представлялось его глазам. Он отдается охватившему его исступлению. Бесконечные вариации поворота пьедестала каждый миг дарят ему новые красоты: какой из них воздать должное? Какую предпочесть? Он колеблется. В Эжени все прекрасно! Бегут драгоценные минуты; в подобных обстоятельствах они проходят особенно стремительно. Наконец, бьет урочный час. Кавалер забывается, и к ногам божества, чье святилище так и осталось запретным, исторгается фимиам. Тонкая завеса опускается. Пора уходить.

– Ну как, ты удовлетворен? – спросил Франваль, подойдя к своему другу.

– Прелестное создание, – ответил Вальмон, – однако Франваль, не советую тебе так рисковать с другими мужчинами – радуйся, что мое отношение гарантирует тебе полную безопасность.

– Рассчитываю на это, – довольно серьезно ответил Франваль, – ну а теперь действуй, и как можно скорей.

– Завтра я лишь подготовлю твою жену: видишь ли, нужна предварительная беседа. Через четыре дня ты увидишь, что не напрасно положился на меня.

Дав друг другу слово, они разошлись. Событие неминуемо бы произошло, сохрани Вальмон после случившегося охоту предать госпожу де Франваль и предоставить другу свидетельства столь желанной для того победы. Но Эжени произвела на него настолько глубокое впечатление, что теперь он уже был не в силах от нее отказаться и решил во что бы то ни стало добиться ее руки. Вальмон рассудил, что если только не будет отвергнут из-за связи Эжени с отцом, то с его состоянием, не уступающим богатству Коленса, он с полным основанием может претендовать на этот брак. Итак, он полагал, что, предложив себя в мужья, не должен встретить отказа. Усердно взявшись за разрыв кровосмесительной связи Эжени и действуя согласно чаяниям ее семьи, он неминуемо добьется своего. Проявив в интриге с Франвалем смелость и ловкость, можно надеяться на успех.

Суток на размышление было достаточно, и, вооружившись своими новыми предложениями, Вальмон отправился к госпоже де Франваль. Та держалась настороже. Во время последней встречи с мужем она, как помните, почти примирилась с ним или, скорее, дрогнула под коварным натиском изменника и теперь не могла более отказываться принимать Вальмона. Впрочем, она высказала Франвалю возражения против ложных векселей, писем и подозрений. Тот сделал вид, что он и думать об этом забыл, настойчиво уверял ее, что самое надежное средство заставить поверить в то, что все это ложно или не существовало вовсе, – видеться с его приятелем как обычно. Отказаться же от его посещений значило бы, как он утверждал, оправдывать подозрения. Наилучшее доказательство, которое может предоставить женщина в оправдание своей честности, говорил он, – продолжать открыто встречаться с тем, кто послужил причиной злословия в ее адрес. Госпожа де Франваль прекрасно понимала, что все это не более чем пустые разглагольствования, однако надеялась на некоторые разъяснения со стороны Вальмона. Стремление выслушать их вместе с желанием больше не раздражать супруга оказалось в ее глазах важнее разумных доводов против встречи с молодым человеком. Итак, его принимают снова, и снова Франваль куда-то спешит, оставляя их лицом к лицу. Объяснения обещали быть долгими и горячими, но Вальмон, весь во власти своих новых замыслов, тотчас же переходит к сути.

– О сударыня! Я уже не тот человек, что так провинился перед вами во время недавнего разговора! – поспешил начать он. – Тогда я действовал с вашим супругом заодно в ущерб вам, сегодня – желаю поправить содеянное. Доверьтесь мне, сударыня, прошу вас. Даю слово чести: я пришел сюда не для того, чтобы лгать, и не для того, чтобы принуждать вас к чему бы то ни было.

И он тут же сознался в истории с фальшивыми векселями и подложными письмами, тысячу раз просил простить, что поддался на уговоры, предупредил госпожу де Франваль о новых мерзостях, которые еще требовались от него, и, удостоверяя свою искренность, чистосердечно признался в чувствах к Эжени, раскрыл, что между ними произошло, взял на себя обязательство все разрушить, отнять Эжени у Франваля, отвезти ее в Пикардию, в одно из имений госпожи де Фарней, если обе дамы пожалуют ему на то разрешение и в виде вознаграждения позволят надеяться на брак с той, кого он спасет от зияющей бездны.