Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Семёнович лениво отогнал нескольких пчёл, налетевших на мёд, посмотрел на Донцова и счёл нужным уточнить свою мысль:
– О чём говорить, если Штаты, едва вступив в соперничество с Китаем, сразу запретили обучение китайских студентов передовым технологиям. Интересы Америки! Америка превыше всего! И прощай «всемирная отзывчивость». Всё весьма вульгарно: вместо плавильного котла там уже давно сборная солянка с несовместимыми ингредиентами. Вообще, надо учитывать, что англосаксонское право с его принципом: «Можно всё, что не запрещено», который у нас прославляют, максимально отделено от нравственности. Отсюда – и прославленный американский цинизм. Страшно сказать, в своё время фирмы «Вестингауз» и «Сименс» громко судились по поводу того, каким током казнить на электрическом стуле – постоянным или переменным? Кладбищенская жуть. Вы можете представить нечто подобное в России?
– Башибузуки! – возмущённо, хотя и некстати, воскликнул старший Донцов.
– В России такая ситуация чревата конфликтами, которых, по моим наблюдениям, немало, – продолжил Иван Семёнович. – Но их истоки остаются нераспознанными. Итог – рост напряжённости в обществе. А Штаты… Всё сказанное вовсе не означает, что нет на Западе бескорыстных честных людей. Ещё сколько и ещё какие! Нашим селебрити сто очков вперёд дадут – как Марлон Брандо, который отказался от Оскара, защищая права индейцев. Но я говорю о политическом классе, а там – беспросветно. К тому же – любители прокси-war, так называют «войну по доверенности». Например, через свои санкции заставляют Европу давить на Россию. Вдаваться в суть западного надполитического миропонимания здесь, пожалуй, незачем. Но один пример приведу, небезынтересно. Возьмите Англию, где ищут пристанища наши нувориши. Но для английской вековой элиты русские олигархи – публика весьма сомнительная, с деньгами – но с улицы. Абрамовича, и того притормозили. А ведь за этим фактом кроется нечто гораздо большее, нежели судьба владельца «Челси». Если в батискафе исторического опыта спуститься в глубины мировых судеб, неизбежно приходишь к выводу, который сделал когда-то отечественный философ Цимбурский: Россия – остров в океане цивилизаций. Кстати, если не ошибаюсь, схожую мысль и патриарх Кирилл высказал. Но понятие «острова» не равнозначно изоляционизму, геополитика не отменяется. «Остров» – это как бы основа национального миросознания, сгусток исторической, нравственной и религиозной силы, которая хвалу и клевету приемлет равнодушно, ибо самоценна и самодостаточна. На этих позициях нам бы и стоять твёрдо, презирая тех и снаружи и изнутри, кто считает нас «робинзонами». Так называемое «одиночество России», о котором немало ныне талдычат, на самом деле признак самостояния, это мощный магнит, и рано или поздно он притянет весь христианский мир.
Донцов молчал, переваривая услышанное. А Иван Семёнович пояснил:
– В этой глубинке сиюминутное на второй план отходит. Вы в московской горячке, возможно, не обратили внимания на юбилейный доклад Римского клуба – не до абстракций! А он ставит вопрос о тёмной стороне цифровой экономики. Опасаюсь, что не только вы это важнейшее предупреждение о цифровом утопизме, способном породить цифровой концлагерь, цифровое гетто, упустили. – Опять помолчал. Потом продолжил: – Кстати, Виктор Власович, а вы заметили, какой напряжённый график у Владимира Владимировича? Не говорю о государственных делах, но и отдых забит до предела: спорт, путешествия. Немыслимая активность! Ни на один день не исчезает из поля зрения. У нас это признак того, что верховная рука всегда на пульсе страны. Но некоторые зарубежные концептуалы смотрят на это иначе, считают, что через сверхзанятость лидера реализуется некий заданный сценарий. Лидеру не оставляют времени на отвлечённые размышления, никаких прогулок в одиночестве по берегу моря, чтобы вдруг не приподнялся над горячей текучкой. Каждая минута расписана, за ним закреплено полновластие в вопросах этой текучки, но его стратегическое мышление сковывают. Как бы не надумал чего такого, что может нарушить привычный образ жизни окружения… Он только менеджер и не имеет права быть философом – даже чуть-чуть. Но известно, все великие правители славились глубокомыслием, потому и оставили след в истории. Вот западные концептуалы и считают, что стратегия сверхзанятости, навязанная лидеру, она с двойным дном. В этой связи любопытен пример президента Кеннеди. Раз в две-три недели он собирал за чашкой кофе ближайших советников, и они, абсолютно не затрагивая текущие и даже перспективные проблемы, размышляли над крупными президентскими инициативами, которые укрепляли и пропагандировали американские ценности.
Донцов-старший сидел за столом, как бы притаившись, ни звука. На пасеке они с Иваном Семёновичем балаболили много и о разном. Но никогда Власу Тимофеевичу не доводилось присутствовать при таких серьёзных беседах. Он гордился сыном, с которым «особый» генерал – резидент! – счёл возможным и нужным поделиться своими мыслями, выношенными здесь, на пасеке. Между тем солнце, огибавшее перелесок с юга, давно повернуло к западу, тени заметно вытянулись.
Иван Семёнович понял, что Донцову пора, он вообще понимал, а возможно, чувствовал мыследвижения собеседника.
Переключил регистр:
– До Москвы не близко, а солнце теперь уже рановато падает.
Пётр и Павел час убавил…
– А Илья Пророк два уволок, – подхватил отец.
– Ай-ай-ай! – спохватился Иван Семёнович. – За разговорами чайку с чабрецом не отпробовали. Но мы вас, Виктор Власович, без медка свежайшего не отпустим. Влас Тимофеевич, где-то у нас была трёхлитровая банка…
Началась старческая суета. Отец и «особый» генерал, снова превратившийся в простого мужичка в киржачах, ушли за домик, на хозяйственную площадку, где под покатым шиферным навесом хранились нехитрые пасечные принадлежности.
Донцов остался один. Было тихо, лишь маленькая беспородная зинька посвистывала, прячась среди ветвей. Сквозь прозрачный листвяный лесок он смотрел на уходящие к горизонту луга с разбросанными по ним редкими островками леса. В детстве в этих местах перелесков не было, зато среди чистого поля почему-то поднимались кое-где одинокие берёзы. Они удивляли, и отец объяснил: здесь шли бои, в воронках от снарядов скапливалась влага, там и прорастало летучее берёзовое семя. За десятилетия послевоенные берёзы дали приплод, их обступила молодая поросль. Донцов оглядел перелесок, и глаз сразу наткнулся на мощное дерево, вокруг которого и плясал весёленький пасечный березнячок. Подумал: когда-то в этих местах зашумят могучие леса. И тут же: если раньше срока не распашут!
Растревоженные серьёзным разговором мысли перекинулись на собственную судьбу. Жизнь берёт своё, вот и он пустил корни, всё вроде бы
