Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Снова сделал паузу, тяжело вздохнул.
– Так вот, после вашингтонской супергорячки Юрий вернулся в Москву и… В общем, круто запил, с женой развёлся, из Службы уволился. Я в ту пору только начинал, но старшие бросились на выручку. Устроили его шефом новой телередакции в Агентстве печати «Новости». Но продержался он там меньше года и покатился вниз. Знаю, что он заведовал аттракционами в парке Горького, потом след потерялся. Представляете! Резидент, с Кеннеди кофе пил – и заваттракционами… Ну, это я к тому, что та, сплошь на нервах работа, она даром не проходит. И для меня родные места, вот эта пасека – счастье для души, словно живая вода. Считаю, что сотворил для себя рукотворный рай. Понимаете ли, Виктор Власович, в том целом, которое не имеет ни начала, ни конца, есть части, которые начинаются и кончаются. Место, выбранное человеком по доброй воле для вечного сна, позволяет понять смысл его жизни. Вот провожали в Москве с почестями и высочайшим присутствием некую известную даму, а похоронили-то на вашингтонском кладбище Рок Крик, знаю его. Выходит, в России она по делу пребывала. Кстати, старший-то её сын захоронен в Калифорнии, на кладбище Сент Джон, я там тоже бывал. Но мать даже в замогильном небытии оказалась жадна до известности. А я здесь дома… Ну, извините, ради бога, меня зацепила эта аномальная склонность особо почитать недоброжелателей России – великого нобелиата академика Алфёрова без высочайшего присутствия провожали. Кстати, в связи с такими случаями я нередко вспоминаю «раздавленную бабочку» Брэдбери. Не помните? Ну, это как бы символ того, что мелкие детали текущей жизни способны сильно влиять на очень большие события.
– Выходит, вы, Иван Семёнович, были последним советским резидентом в Америке? – повторил уже известное Виктор.
– Именно что! – воскликнул отец.
– Так выпало, Виктор Власович.
– И когда СССР распался, всё посольство вернулось в Москву?
Иван Семёнович задумчиво скривил губы.
– Не всё. Предателей у нас не было, с этим порядок. Но некоторые дипломаты предпочли остаться в Штатах. Помню культурного атташе Александра Потёмкина с женой, она, между прочим, дальняя родственница Редигера, патриарха Алексия, – они остались. Были главными посольскими кошатниками – очень умных кошечек держали. Потёмкин потом много сделал для культурных обменов, в Москву не раз прилетал, однажды сюда прискакал, мы с ним повспоминали. Это нормальный ход жизни – у каждого своё.
Никак не думал Донцов, что в российской глубинке да на маленькой лесной пасеке судьба подарит ему такую интересную встречу. Но почему судьба? Это отец постарался. Потому за столом он сидел именинником: исполнился его давний замысел, перед сыном лицом в грязь не ударил. Смотри, с каким пасечником дружбу водит! Из всех особых особый генерал!
Но и для Ивана Семёновича знакомство с Власычем представляло интерес – он этого и не скрывал. Поднялся из-за стола, ковшиком подлил воды в самовар, а вернувшись, сказал:
– Пожалуй, это всё или почти всё, о чём дозволено говорить относительно своих бывших занятий. Но мне, Виктор Власович, доставляет удовольствие общение с вами. Очень уж редко на мою пасеку заглядывают люди с Большой земли. Спасибо за приятного гостя, Влас Тимофеевич.
«Большая земля» сбила Донцова с толку. По инерции стандартного мышления он решил, что генерал в отставке да ещё в добровольном провинциальном заточении, жаждет услышать от заезжего московского гостя свежие политические новости и оценки, а потому своё слово начал в некотором роде эпически, просветительно:
– На Большой земле, Иван Семёнович, наблюдается, я бы сказал, подобие безвременья, началась подготовка к транзиту власти.
– Уважаемый Виктор Власович, – деликатно перебил генерал, – скажу откровенно, я не очень люблю дискутировать по вопросам текущей политики. Ныне у каждого свой взгляд на деяния верховной власти, споры лишь углубляют размежевание. У меня, – поворотом головы указал на свой пасечный приют, – радиоприёмник отменный, на всех диапазонах и на нескольких доступных мне языках передачи слушаю. Радио в наши дни на-а-много опередило стереотипы телевидения. Для тех, кого интересует нерв времени, оно гораздо привлекательнее, – в совокупности, конечно, если на разных частотах ловить.
Донцов осёкся. Не понимая, что хочет услышать от него Иван Семёнович, вопросительно глянул на отца. Генерал сразу уловил причину замешательства, располагающе заулыбался:
– Понимаете ли в чём дело, Виктор Власович, пчеловодство – замечательное занятие. Оно, разумеется, требует знаний, пониманий, навыков и, само собой, здесь стрижей считать, ротозейничать некогда. Но, во-первых, заботы необременительные, во-вторых, заняты руки, как принято говорить, на автомате работают. А голова-то свободна! На свежем воздухе шарики, – коснулся пальцами седых волос, – крутятся-вертятся непрестанно. – Пошутил: – Пчёлы, они великие советчики. Гудят, жужжат день-деньской, слушаешь часами их симфонию, наблюдаешь, как они общаются меж собой, как обходятся с чужаками, с трутнями, как летят впереди молодого роя исковые пчёлы, и любопытные мысли одолевают. На основе прежнего опыта концептуальные суждения накапливаются. А как мне их на Большую землю транслировать?
Хитро посмотрел на Виктора.
И только тут Власыч понял, что для умудрённого особой профессией генерала он, Донцов, предстаёт вовсе не в качестве источника новостей с Большой земли, а наоборот – становится как бы каналом связи с ней, по которому Иван Семёнович рассчитывает передать свои соображения, мысли о чём-то важном, выпадающем из поля зрения тех, кто вершит политику сегодня. Из маститого знатока столичных ньюс Власычу предстояло перевоплотиться в добросовестного слушателя, из лектора – в студента. Виктор был крайне удивлён таким поворотом разговора, но сразу сообразил, как отчаянно ему повезло, в который раз!
Иван Семёнович, как положено, как учили с первых лет службы, начав с общих тем, в данном случае с пчеловодства, перестроился на иную волну, приближаясь к чему-то главному.
– Я Запад хорошо знаю, по долгу службы изучил его и с фасада и по задворкам, чердаки и подвалы облазил, понял его
