Санкт-Петербург. Автобиография - Марина Федотова

Как выяснилось, ротмистр, являясь резидентом немецкой разведки, совместно с приставленной к нему под видом сожительницы разведчицей умышленно обыгрывал офицеров, чтобы, воспользовавшись трудным положением, в которое они попадали, в дальнейшем их завербовать.

Дополненные контрразведкой материалы генерала Шаврова я доложил главнокомандующему и как будто получил полное его одобрение. Виновные в шпионаже были арестованы и преданы военно-полевому суду, штаб армии подвергся основательной чистке. Но едва дело дошло до Черемисова, как начала действовать та страшная дореволюционная российская система, которую с такой удивительной точностью охарактеризовал еще Грибоедов.

«Родному человечку» кто-то «порадел», и Черемисов вместо отрешения от должности на все время следствия и, в лучшем случае, выхода в отставку, отделался тем, что был назначен командиром бригады в одну из пехотных дивизий.

О том, как выглядел «унылый Петроград» в годы войны, поведал историк искусства Г. К. Лукомский.

Устройство с помощью систематической, планомерной застройки целых ensemble’ей, цельных картин – вовсе не в духе времени, не во вкусе современной публики, тем более – городских заправил. Просто не понимают ни у власти стоящие, ни собственники земель и домов столицы прелести и важности значения для вида столицы применения общего плана застройки, подбора построек в зависимости от их сочетания, слияния их силуэта. Хаос самый безвкусный царит в отношении сформирования общего вида столицы. Рядом со старенькими, иногда милыми одноэтажными особнячками высятся громады доходных домов. Но чаще эти маленькие «особнячки» представляют собой ужасающие, грязные, залепленные пристройками трактиры, дома, населенные беднотой или занятые мастерскими, сапожными, корсетными, складами муки!

И самое ужасное, что это не только где-либо на Песках или на Выборгской стороне, но и на Большом проспекте Петербургской стороны и даже на Каменноостровском проспекте, какой же «общий вид» может быть у тех или иных кварталов города, когда, вопреки всякому подобию приличия и примитивнейшей опрятности, рядом с облицованными мрамором фасадами до сих пор каким-то чудом сохраняются никому не нужные лачуги, занятые извозчичьими дворами. На каком основании пустопорожние места остаются незастроенными десятилетия среди прелестных фасадов и на одной из наиболее бойких улиц? Почему не издан до сих пор закон о принудительном отчуждении таких мест, пригодных ведь не только для склада дров, а то и попросту годами пустующих или занятых свалкою ненужного мусора?

Как можно допустить, чтобы в лучшем и наиболее бойком квартале города кто-то имел право без всякого использования оставлять участки, поросшие бурьяном или, в лучшем случае, обращенные в капустные огороды (Каменноостр. пр.)? Почему – неуютные, усаженные зеленью кафе, не рестораны, не клубы, если уже невыгодно продавать собственникам участки или последние малы настолько, что построить доходный дом невозможно?

Сплошной ужас – Каменноостровский, дом № 2! Вывески, извозчичий двор, грязные сараи, трактир – на участке, расцениваемом по 1000 рублей кв. сажень, и на самом видном месте, где мог бы быть если уже не доходный дом, то во всяком случае чудный кафе-ресторан.

А пустырь на месте дома № 47, а углы Карповки и Каменноостровского? Один угол – деревянный трактир; другой угол – чайная в старом особняке; третий – ужасный разваливающийся домик, и пустырь возле него!

А благоустройство самой Карповки, ее берега: что за грязь и мусор? И это близ улицы, предназначенной для катания, для прогулок! Не лучше и Марсово поле! Годами лежали вывороченные старые столбы, когда-то раскрашенные в полосатую расцветку; валяются и теперь новые чугунные столбы; и все поле покрыто никогда никем не убираемым слоем грязи и пыли, несущейся в ветреный день прямо в Летний сад. Почему не зарастить все поле травой, покрыв его слоем дерна и превратить его таким образом за какие-нибудь 15–25 тысяч рублей в то, чем он был как раз когда-то, т. е. – в Царицын луг? Такая одежда предотвратила бы от пыли плац, а военному ученью отнюдь не повредила бы. Наоборот. Ведь все плацы, где еще происходят большие учения в лагерях (напр., Усть-Ижорском), покрыты такой травой, нисколько притом не вытаптываемой. Затем хотя бы один ряд деревьев (почему всегда тополь – несносный, безличный, требующий человеческого труда по обстрижке, а, например, не ель, не пихта?) вокруг и ограда (зачем непременно чугунная? кстати, как неудачны новоотлитые чугунные стойки!) из каменных столбов, с обелисками по углам поля и с фонтанами по середине линии периметра – и какой чугунный памятник «Свободы» получился бы из «Марсового поля».

Почему вообще столь незначительное благоустройство возможно было когда-то, возможно и ныне в провинции (Кострома, Чугуев) и немыслимо в столице, в самом ее центре, у Летнего сада, у посольств, где проезжают иностранные представители: ведь эта узкая дорога, кстати, всегда ужасающе вымощенная, – единственный путь, сообщающий две лучшие части города!

Не лучше обстоит дело и с Троицкой площадью, и с набережными. Ведь надо так постараться замусорить город, как сделали это с площадью у цирка и мечети! Заборы, пристроечки, клозеты, свалка всякой рухляди, никому не нужного хлама – и это на самом виду у катающейся публики! Снести и этот никому не нужный цирк (уже приходящий в ветхое состояние), и отвратительный скэтинг (каток. – Ред.), отчистить бы всю эту площадь, и какое идеальное место получилось бы для сквера, еще лучше для театра, музея или вообще для общественного сооружения! А пока мечеть – сама по себе вполне художественное сооружение – отделяется от прекрасного доходного дома (особенно великолепен в нем двор) какой-то деревянной лачугой (будто и ее нельзя было прикупить к земле под этот дом или мечеть: надо было бы принудить продать место), а слева от мечети один ужас беспорядка!

И как досадно, что лучшие места столицы пропадают из-за такого пустяка, из-за простого недосмотра. Много ли надо, чтобы привести в благоустроенный вид и эту площадь, и Марсово поле, и весь Каменноостровский проспект! Совсем не велик был бы расход. А ведь «по одежде встречают», и члены многочисленных иностранных посольств, прибывающих все чаще и чаще к нам, судят о наших нравах, вкусе, о нашей культуре – по опрятности и именно по внешнему благоустройству! Ведь многое в недрах скрытое и хорошее, равно как и плохое, едва ли доступно для их восприятия за какую-нибудь неделю пребывания. А вот по виду лохматых, кое-где растущих деревьев, по виду неопрятных улиц, загрязненных дворов (один ужас, что делается во дворах многих домов, напр., Гороховой улицы) они судить будут.

И не после войны, а теперь же нам в высшей степени важно подтянуться, привести в более европейский вид наши улицы, дома, ограды, сады. Кто же выполняет, однако, эту работу по приведению города в красивый вид?

Беда-то именно в том, что заботиться об эстетической внешности всех таких «представительных» мест предоставлено Думе. Дума уступает сию функцию городскому садовнику, что касается садов, и полиции, что касается улиц. Но садовник старается, вероятно, нажить побольше, а может, и связан скудными кредитами, а полиция? – в ее функцию входит не столько изящество и приличие, сколько лишь порядок и спокойствие.

И вот некому заботиться об общем виде кварталов, улиц, площадей. Предоставлено самой публике (домохозяевам) поддерживать чистоту, и вот в конце концов этим занимаются дворники, т. е. попечение сводится к работе сельских жителей. Ну что же тут странного, что при таких условиях часто то, что требовало бы интеллигентного, со вкусом выполненного, осуществляется небрежно, аляповато, грубо, на вкус дворников, т. е. безалаберно. Все наши оградительные, вокруг деревьев, сетки очень плохи, кривы, выпучиваются, а главное, почему против одного дома есть деревья, а тут же рядом, по одной и той же Английской набережной, Екатерининскому каналу или Мойке, нет деревьев, у одного хозяина деревянные вокруг деревьев ограждения, у другого – железные, а у третьего – их нет совсем!

Зачем тротуар у одного дома выложен плитами, рядом – асфальтом и т. д.? Зачем эта пестрота, свобода выбора материалов, что дает шахматный, клочковатый, часто убогий, заплатанный вид улице? А мостовые! А окраска фасадов – пестрая, возмутительно негармоничная, безвкусная! А вывески, залепляющие часто лучшие места и детали фасадов!

Кто этим всем владеет? Кто контролирует, художественна ли та или иная окраска? Городские архитекторы? В таком случае они или ничего не делают, или неспособны делать, или завалены мелкой проверочной кабинетной работой. Правильно ли сделаны посадки деревьев (почему одни и те же в одном месте растут хорошо, а в другом дурно?), стильны и хотя бы удобны ли скамейки (как плохи новые скамейки на новой набережной на Каменном острове), или кому нужна такая грубая, несуразная мостовая, какая устроена на новой Песочной набережной? Здесь быть бы аллее, уютной дорожке, а устроена мостовая для ломовых! Надо ли подрезать тополя шарообразно или как-нибудь иначе? Кто всем этим ведает? Городской садовод? В таком случае он ничего не делает или не имеет ни прав, ни полномочий, и его никто не слушается. Насколько мне известно, городская управа (технический отдел, городские архитекторы) рассматривают и утверждают проекты лишь с точки зрения правильности конструкции, на «Высочайшее» утверждение поступали только проекты сооружений, воздвигаемых в пределах 2–3 лучших улиц и набережных. А все, что воздвигается по набережным на Неве или не на Невском, а на Фонтанке или на Каменноостровском? На чье усмотрение поступает все это? Очевидно, необходимо не только поощрение (премии от Думы за лучшие фасады) отдельных сооружений, но еще необходимее выработка и принуждение (если нельзя убедить) планомерной застройки, которая влекла бы за собой образование цельных по своему архитектурному облику картин!..