Становой хребет - Юрий Сергеев

Егор не придал значения этому, а когда началась переправа выше буйного переката, Михей выдрал руки из верёвок и сиганул в самую кипень грохочущей меж камней воды.

— Хорошую смерть обрёл, — проговорил завистливо один из пленных.

— Хорошую, — отозвался Егор…

Через два года Быковы опять вернулись в свой дом на Алдане. Истосковался Егор по друзьям-товарищам, не смог жить вблизи того места, где был похоронен Игнатий Парфёнов, изболелся душой.

На Алдане уже работало шесть драг. Незаметный разросся и был указом наречён городом. Егор отказался от конторской работы, пошёл кайлить пески в бригаду Петра Вагина.

Опять сблизился с Николаем Коркуновым. Они часто наведывались друг к другу в гости, все праздники отмечали вместе. И всегда на столе под ломтем свежего хлеба одиноко томился стакан Игнатия Парфёнова.

За ударный труд Быкова премировали путёвкой в Кисловодск. Поначалу он ехать не собирался, но Тоня и друзья уговорили его отдохнуть, попарить косточки, посмотреть страну. На курорт Егор выбрался в конце мая. За пять дней до окончания путёвки сбежал из санатория и двинул в Москву.

Там его и прихватила война. Сунулся в свой наркомат, а ему приказали ехать немедленно в Алдан. На геологов и горняков золотой промышленности временно распространялась бронь.

Люди затаив дыхание слушали на улицах у репродукторов сводки Информбюро, горестно качали головами, немец пёр неистово.

Москва была затемнена. Выглядела строгой и деловитой. Егор уже купил билет и слонялся по вокзалу без дела.

Натужно пыхтели паровозы. Ехали на фронт воины. На платформах под брезентом горбатились танки, пушки. Быков рвался всей душой на передовую, а приходилось отправляться в глубокий тыл.

К полуночи добрался со своим деревянным сундучком до приёмной НКВД и дежурному майору протянул карманные часы с дарственной надписью…

— Ого! От ОГПУ.

Через месяц Егор Быков уже летел за линию фронта. В тесном салоне дремали парашютисты, зажав автоматы меж колен.

Егор всё дальше уносился от Якутии. Там в это время наступает утро. Он явственно представил летний рассвет над Алданом, Становым хребтом, Джугджуром, ошеломляющую чистоту красок, прохладное дуновение раннего ветерка и сокрытые лёгким туманом ещё сонные реки.

Он услышал рёв Фомина переката… отчаянные крики Марико. Увидел как-то неясно испуганную Тоню на радиогоре в первый их вечер.

А уж Игнаха-Сохач проявился, отпечатался в его сознании — весь, до мельчайшей волосинки в бороде, до последнего смертного хрипа. «Верую-у!» Был он почему-то с Рево и Люцией на руках, весело хохотал и щекотал их лица колючей бородой.

Быков вздрогнул и очнулся от громкого голоса выглянувшего из кабины лётчика:

— Пошли-и, хлопцы! Пошли, братки!

— Ясно дело, пошли, — невольно вырвалось у Егора. Он легко и тренированно прянул в темь.

Примечания

1

Даба — грубая хлопчатобумажная ткань.

2

Далемба — то же, что и даба.

3

Луча, луучи — русский (эвенк.).

4

Сагиры — непромокаемые сыромятные чехлы на сапоги.

5

Останцы — выпирающие над поверхностью земли скалы, сохранившиеся от разрушения.

6

Бутор — вещи.

7

Бус — мельчайшие капли воды.