Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Затем госпожа Цяо Пятая села в покрытое цветным ковром кресло перед парчовой ширмой. Рядом с ней предложили сесть свашеньке Цяо.

— Не посмею я занять место рядом с госпожой Цяо! — отказывалась она. — Я ей довожусь племянницей.

Пригласили супруг цензора Чжу и ученого Шана, но и они вежливо отказывались. После продолжительной церемонии за госпожой Цяо Пятой, занявшей почетное место, по обеим сторонам расположились гостьи и хозяйки. Посредине зажгли большую квадратную жаровню, и в зале стало тепло, как весной.

Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо и Ланьсян в ярко-красных кофтах из расшитого цветами атласа, отделанных золотом голубых юбках и зеленых безрукавках вышли к столу и принялись разносить чай.

— Будьте так любезны, пригласите, пожалуйста, к столу господина Симэня, — немного погодя обратилась к Юэнян госпожа Цяо Пятая. — Мне хотелось бы засвидетельствовать свое почтение.

— Мужа нет дома, — отвечала Юэнян. — Он занят в управе.

— В каком чине изволит состоять ваш супруг? — спросила гостья.

— Мой муж обыкновенный уездный житель, — отвечала хозяйка. — Только благодаря милостям двора ему пожаловали чин тысяцкого и назначили на пост судебного надзирателя. Помолвка наших детей, наверное, уронила достоинство вашего знатного рода.

— Зачем вы так говорите, сударыня! — возразила госпожа Цяо Пятая. — Я с большой радостью узнала о помолвке. Мне очень приятно, что моя племянница породнилась со столь почтенным семейством, к каковому относится ваш достопочтенный супруг. Я пришла познакомиться с вами, сударыня, и была бы рада поддерживать и в дальнейшем наши родственные отношения.

— Но это не нанесет ущерба вашему достоинству, сударыня? — спросила Юэнян.

— Да что вы, сударыня! — воскликнула гостья. — Двор с чернью родниться не будет! Если только вас не утомит мое объяснение, я скажу. Другая моя племянница состоит матушкой государыней Восточного дворца при ныне царствующем государе.[635] Родители ее скончались, и она оставалась у меня на попечении. Мой покойный муж носил наследственное звание командующего императорской гвардией, но он, увы, умер пятидесяти лет. Детей у нас не было, и звание наследовал мой племянник. Человек без состояния, выходец из посыльных, он стал впоследствии именитым горожанином, обладателем солидного достатка. Надеюсь, он не запятнает вашей чести.

— Показали бы наследничка! — вмешалась в их разговор старшая невестка У, обращаясь к Юэнян. — Пусть почтенная сударыня пожелает ему долгих лет жизни.

Пинъэр тотчас же бросилась в спальню и велела кормилице завернуть Гуаньгэ. Она отвесила земной поклон и показала ребенка.

— Какой милый ребенок! — похвалила госпожа Цяо Пятая и велела слугам развязать узел.

Она извлекла оттуда кусок желтой с лиловым оттенком парчи, какую изготовляют для двора, и пару позолоченных браслетов и украсила ими Гуаньгэ. Юэнян поспешно поднялась с места и поклоном поблагодарила ее за подарки. Потом пригласила гостью пройти к себе в спальню и переодеться.

Через некоторое время в крытой галерее было накрыто четыре стола, на каждом из которых стояло по четыре десятка блюд с фруктами и разнообразными сладостями, закусками, пирожками и пирожными. Жены слуг обносили пирующих чаем, но не о том пойдет речь.

После чая Юэнян открыла сад, и гостьи насладились его красотою.

Тем временем из монастыря вернулся Чэнь Цзинцзи и вместе с Шутуном и Дайанем устроил в передней зале пир, на который и пригласил Юэнян с гостьями.

Прекрасный это был пир!

Только поглядите:

На ширмах павлины распустили хвосты, на тюфяках красуются лотосы. Груды диковинных плодов и фруктов на подносах. В вазах средь листвы ярко-зеленой букеты золотых цветов. Тлеет фигурный уголь в жаровнях, курильницы струят аромат «драконова слюна». Кругом стоят рядами старинные изделья из Сянчжоу,[636] сверкают на занавесах жемчужины Хэпу.[637] На блюдах из белого нефрита грудами лежит единорога вяленое мясо, полны искрящимся вином золота червонного кувшины. Вот вареные губы обезьяньи, вот барса жареные потроха. Каждый глоток стоит не меньше десятка тысяч медяков! Вот дракона вареная печень, вот жареные феникса мозги. Да, тут подают самые изысканные яства. Актеры Грушевого сада;[638] играют на флейтах и свирелях. Знаменитые певицы исполняют арии под аккомпанемент гуслей и треск кастаньет. Вином обносят красавицы — обеих сравнишь с Лофу[639] благовония возжигают чаровницы — обе не уступят Чанъэ.[640]

Да,

Два ряда красавиц стояло у лестниц,А в доме порхал рой певичек-прелестниц.

Юэнян и Пинъэр поднесли гостьям вино. Когда внизу затихла музыка, госпожа Цяо Пятая и остальные гостьи предложили Пинъэр чашку вина и пожелали ей долгих лет жизни. Гуйцзе, Иньэр, Юйчуань и Цзяоэр заиграли на арфе, цитре и лютне, и, отбивая кастаньетами такт, запели «Будь долговечнее Южной горы». Внизу грянула музыка, и актеры поднесли перечень исполняемых труппой драм. Госпожа Цяо Пятая пожелала услышать драму «Ван Юэин оставляет туфельку в новогоднюю ночь».[641] Повара подали жареного гуся, и госпожа Цяо Пятая наградила их пятью цянями серебра. Уж пять раз накрывали столы. Одни только супы подавались трижды. Актеры исполнили четыре акта и удалились. Вечерело. В зале зажгли разноцветные свечи и фонари. Казалось, яркие ленты затрепетали на ветру, цветные нити закружились в воздухе. На востоке выплыла ясная луна, заливая светом своим всю залу, в которой ярко горели светильники.

Жена Лайсина, Хуэйсю, с женой Лайбао, Хуэйсян, вынесли большие квадратные подносы. На них стояли серебряные чашки с золотыми ложечками в форме абрикосовых лепестков, а рядом красовались сахарные розочки и новогодние сладкие пирожки, от которых исходил аппетитный аромат. Пока Чуньмэй, Инчунь, Юйсяо и Ланьсян по всем правилам этикета не спеша разливали чай, внизу играли на лютнях и цитрах, свирелях, флейтах и рожках. Лилась мелодия вступления к «Подведенным бровям» из песен, посвященных Празднику фонарей: «Месяц светом заливает весенний город…» Когда песня умолкла, госпожа Цяо Пятая и свашенька Цяо позвали актеров и дали им по два узелка с ляном серебра. Каждая певица получила в награду по два цяня серебром.

Юэнян тем временем распорядилась накрыть столы в задней гостиной и пригласила всех туда. Четыре стола были завалены яствами. Под музыку и пение пир продолжался.

Цяо Пятая не раз собиралась откланяться, но Юэнян и остальные хозяйки уговаривали ее побыть еще немного. У ворот ее снова угостили вином и упросили полюбоваться потешными огнями. Народ на улице гудел, как пчелиный рой, и собралось его как, чешуи на рыбе. Пинъань и солдаты палками теснили толпу, но она продолжала напирать. Подожгли раму с потешными огнями. Народ расступился. Тут только госпоже Цяо Пятой и остальным гостьям удалось проститься с хозяйками и отбыть в паланкинах. Шла третья ночная стража. Потом проводили тетушку Ин, и Юэнян с остальными женами удалилась в дальние покои, наказав Чэнь Цзинцзи, Лайсину, Шутуну и Дайаню убрать в зале посуду и угостить актеров. Им было вручено пять цяней серебром, и они ушли.

Потом Юэнян распорядилась не трогать один стол, поставить полжбана вина и позвать приказчика Фу, Бэнь Дичуаня и зятя Чэня.

— Пусть выпьют после всех хлопот, — добавила она.

Приглашенные пировали в большой зале.

— Не знаю, когда батюшка вернется, — говорила хозяйка, — да и в зале пока не погасли светильники.

Приказчик Фу, Бэнь Дичуань, Цзинцзи и Лайбао заняли почетные места. Лайсин, Шутун, Дайань и Пинъань уселись по обеим сторонам. Налили вино.

— Поставил бы кого-нибудь у ворот, — обратился к Пинъаню Лайбао. — А то батюшка, чего доброго, придет.

— Не волнуйся! Я Хуатуну наказал поглядеть, — отвечал Пинъань.

Они пили вино, играли на пальцах.

— Хватит шуметь, а то сзади услышат, — предупредил Цзинцзи. — Давайте лучше стихи слагать. Каждый по строке. Кто не сумеет, будет штрафную чару пить.

Начал приказчик Фу:

— Как милы новогодние травы, цветы…— Нам судьбою на радость отпущены дни… —

продолжал Бэнь Дичуань.

— Когда светит луна и мерцают огни… —

продекламировал Цзинцзи.

— Мои чувства, красавица, не обмани… —

вставил Лайбао.

— Час свиданья настал, но, увы, не явилась красотка… —

продолжал Лайсин.

— Материнский наказ преступить не смогла… —

сказал Шутун.

— Пусть немного вина, и пусть свечи мерцают не четко… —

продекламировал Дайань.

— Мы с друзьями весной насладимся сполна, —

заключил Пинъань.